уме? Опять проблемы в школе?». Они относились ко мне с любовью, заботой, но в то же время с напряжением и беспокойством. Такое внимание без напряжения было для меня непривычно. Оно было чем-то новым. Мистер Дж. Кришнамурти преподал мне первый из многих ценных уроков.
В: В чём проявлялась его внимательность? Он сидел, подавшись вперёд, и смотрел на вас?
О: Нет-нет, в этом-то всё и дело. Он выглядел совершенно естественно.
В: Он смотрел вам в глаза? Задавал вопросы?
О: Да, но в основном он был совершенно расслаблен и, казалось, бдительно слушал. Не было похоже, что он думал: «Сейчас я буду внимателен, потому что со мной пришли побеседовать» – или что-то подобное. Он чувствовал себя комфортно, легко и расслабленно. Главное, что мне запомнилось в этой беседе, – моя неловкость. Он мне очень понравился – он был очень мягок, вёл себя крайне тепло и дружелюбно. Я рассказал, что прочитал его книгу «Подумайте об этом», она меня очень тронула, и я хотел бы по возможности участвовать в его недельной программе. Он ничего не сказал. Просто взял меня за руки, взглянул мне прямо в глаза и, как помнится, просто сказал: «Хорошо». Он не пытался убедить меня прийти; никак меня не подталкивал к этому – совсем.
Потом я помню ряд лекций, диалогов, вопросов-ответов от преподавателей и студентов, которые сняли на видео. На беседах было не очень много людей. Я присутствовал на всех выступлениях. Чем больше я слушал его, тем больше понимал, как Морри Шварц был прав. Да, я понимал далеко не всё, но вполне улавливал логику его мысли – об ограниченности мышления и познания, о важности непосредственного наблюдения и исследования; он побуждал задавать вопросы и сомневаться – чтобы вдохновить нас на изучение этого подхода к самопознанию.
Я заметил, что он напоминает мне моего отца – только гораздо более непринуждённого. Мой отец также разрешал мне сомневаться во всем. Поэтому рядом с этим изящно одетым индийским джентльменом я чувствовал себя очень свободно. Помню, меня поразила его кожа: она была молодой, почти без морщин. Это было в 1968 г.; можете посчитать, сколько ему было лет, – он умер в 1986 г.
В: Ему было около семидесяти двух или семидесяти трёх.
О: Во время выступлений в аудитории было беспокойно. Некоторые люди, казалось, с интересом слушали, другие же задавали занудные интеллектуальные вопросы. Он подробно отвечал на них. Я видел, что большинство людей, в том числе и я, не понимали смысла его слов. Тем не менее я был очарован.
На меня, возможно, сильнее повлияли не выступления, а возможность проводить время с ним наедине. Такая возможность возникла потому, что он по-настоящему заинтересовал очень немногих. Я мог гулять с ним. В то время кампус был окружён лесом. Меня очень притягивало слово медитация, хотя я не понимал его настоящего смысла. Я много раз просил Кришнамурти научить меня медитировать, но он лишь улыбался и молчал.
Когда мы отправились на прогулку в первый раз, он сказал: «Вы не возражаете, если мы будем гулять в тишине, без разговоров?». Эта просьба показалась мне странной. Я, конечно, часто гулял с другими людьми, но при этом мы всегда разговаривали.
Мы с К. гуляли в течение получаса, сорока пяти минут, часа – в лесу вокруг кампуса. Когда прошла изначальная неловкость, мне это стало нравиться. Ему нравилось быть в тишине, и мне тоже стало нравиться. Для меня это было в новинку.
Я и раньше гулял в тишине один и с близкими друзьями – например, по побережью Атлантического океана и озера Мичиган. Но этого человека я почти не знал.
В: Как вы могли бы описать этот опыт? Вы ходили по тропинкам? Возможно, он смотрел на листья, подходил к деревьям? Смотрел ли он на небо? Он останавливался?
О: Иногда он останавливался. Иногда щебетали птицы, и он останавливался и говорил: «Давайте пару минут послушаем». И мы слушали. Бывало, он останавливался и улыбался. Но он не считал это чем-то особенным: «Давайте остановимся, я научу вас естественной медитации» – он так не делал. В основном мы просто гуляли и наслаждались ходьбой в тишине. Иногда мы ходили по густому лесу, иногда по тропинкам. Он выглядел очень счастливым. Он заметил, что мне нравятся прогулки, и приходил снова; так что мы совершали подобные прогулки в оставшиеся дни его визита.
Примерно за один-два дня до его отъезда из Брандейса, во время одной из прогулок он остановился и сказал: «Выберите какой-нибудь предмет. Растение, лист, цветок, часть дерева. Попробуйте смотреть на него несколько минут; никак не обозначайте и не называйте его, не думайте о нём. Смотрите просто, невинно, словно впервые; наблюдайте этот предмет. Давайте попробуем». Он не сказал, как долго.
Точно не помню, что именно я выбрал. Кажется, это был лист или несколько листьев. Сначала у меня в голове роились мысли, мне не нравилось это занятие, не хотелось просто смотреть. Очевидно, я сопротивлялся простому созерцанию. Краем глаза я поглядывал на Кришнамурти, ожидая, что он подаст какой-нибудь знак – что уже достаточно и можно идти дальше. Но вскоре мой ум немного успокоился. Я стал просто смотреть на лист, и вдруг он заинтересовал меня. Совершенно внезапно меня захлестнули глубокие эмоции. Я по-новому, очень живо увидел обычные качества листа. Меня стали искренне увлекать его форма, цвет, прожилки и стебель. Он был невероятно живым. Теперь я видел, что зелёный цвет – поистине зелёный! Лист превратился в целый крохотный мир.
Потом он спросил: «Ну, как всё прошло?». Я ответил: «Восхитительно. Просто прекрасно». Я стал говорить и не мог остановиться. Я сказал о своём потрясении, о том, что многое увидел и понял, что меня никогда так не увлекали детали, – раньше я смотрел на природу только в общем. А сейчас я близко подошёл к ней; это меня впечатлило, тронуло и привлекло.
Он сказал: «Хорошо. Теперь, если захотите медитировать, просто сядьте и так же наблюдайте свой ум». Вот и всё. (Смеётся.) Точка. И мы пошли дальше.
А вот другое воспоминание: каждый день его выступления и обсуждения посещали преподаватели – в этот час они обычно собирались на коктейли в
