факультетском клубе. К. всегда был хорошо одет. На неформальные встречи он одевался прекрасно, но в повседневном стиле. Когда же приходило время коктейлей, он словно попадал в Англию: на нём были галстук, жилет и пиджак; он походил на персонажа сериала «Аббатство Даунтон».
Помню, как в конце первого послеобеденного выступления он сказал: «Уже четыре часа, не пора ли пить коктейли?». Он говорил с отличным английским акцентом, который я находил довольно приятным. Выяснилось, что он не курит, не пьёт и всегда был вегетарианцем. Тогда я ничего не знал о необычайной истории его жизни.
И вот мы пошли в факультетский клуб; я сразу же заметил, как изящно он вписывается в атмосферу. Он пил какой-то пунш – не знаю, что именно, но не спиртное – и просто беседовал с сотрудниками; большинство из них пришли не ради встречи с ним. Некоторые задавали ему вопросы. До этого они были на нескольких выступлениях. И он отвечал; при этом он непринуждённо и расслабленно держал в руке свой напиток, а они – свой. Не думаю, что большинство – или вообще кто-то – понимали суть его слов, но, казалось, никто не возражал.
Меня поразило, что он первым сказал: «Пойдёмте в факультетский клуб». А когда мы туда пришли, он чувствовал себя как дома. Он сильно отличался от всех остальных. Он не только был индийцем, но также не употреблял алкоголь и так далее. Кроме того, он никогда не преподавал, почти не имел официального образования.
У него было хорошее чувство юмора. Он был очень забавным, душевным. Невероятно вежливым, по-настоящему! Он поистине был британским джентльменом. Я всегда об этом помню.
В: Многие люди, которые поверхностно знакомы с Кришнамурти, считают его суровым, абстрактным. Эти качества можно заметить при чтении его бесед.
О: Я никогда не замечал в нём суровости. Иногда я находил, что он был аскетичным, и я это ценил. Когда он читал лекции – это всегда был экспромт – его наполнял внутренний огонь. Он излучал невероятную энергию. Он говорил очень-очень страстно. И некоторые люди видели в этом холодность. Другие – жёсткость, суровость. Я бы сказал, что он был аскетичным, то есть говорил лаконично, просто, прямо, открыто – конечно, не «дипломатично».
Что до абстрактности, мне никогда не казалось, что он выражается абстрактно. Но, опять же, я слишком хорошо знаю его учение. Некоторым людям оно может показаться абстрактным, потому что отдельные его высказывания, которые он считал очевидными, возникали из великого безмолвия – и не соотносились с тем, что мы знали о своей внутренней жизни. Он мог проявлять эту энергию повседневной жизни, по крайней мере в общении со мной, и при этом я не ощущал отстранённости или неловкости.
Когда он выходил после официальной лекции, он иногда брал меня за руку, как любящий дедушка, – очень тепло, ласково, игриво, с большим юмором. Я уже говорил, что он умел внимательно слушать. Он побуждал сомневаться в любых его словах – совершенно серьёзно. Это не был риторический приём. Он не пытался обратить меня в какую-то веру или создать культ.
Тем не менее некоторые преподаватели говорили у него за спиной: «Всё ясно, очередной индийский гуру». Теперь, вспоминая об этом, я могу их понять. Хотя он часто отрицал отношения «гуру – ученик», за неделю я действительно стал смотреть на него с благоговением. Хотя он не перестал высмеивать такое преклонение, я определённо стал воспринимать его как гуру. Я был неопытен и изголодался по пище, которой концептуальное мышление просто не могло мне дать. Уверен, через несколько лет я всё-таки смог его понять. Я ни капли не сомневаюсь, что он искренне хотел, чтобы каждый из нас был «светильником самому себе». Я проникся огромным уважением и благодарностью к этому стройному стареющему мужчине, хотя понимал, что он обычный человек со своими недостатками.
Однажды я встретился с ним снова в Дубовой роще в Охай (Калифорния); он шёл к месту, где должен был читать лекцию, и на нём была простая, элегантная спортивная одежда – как у калифорнийца. Отчего-то у меня защемило сердце. Наверное, в прошлые времена такой глубокой личности почти не пришлось бы покидать Гималаев, ашрама или монастыря; напротив, люди стекались бы к нему или он странствовал бы по Индии. Но этот человек, безупречно одетый, с безупречным английским, странствовал по миру, непрестанно учил, встречался со всеми, кто приходил его слушать.
Он всегда одевался в соответствии с культурными нормами. Когда он был в Индии, на нём были курта [12] и жилет. Когда он приезжал сюда, то ходил в спортивной одежде. Он носил костюм для бега, позднее – костюм для бега с кроссовками. Он не бегал, но много ходил. Было видно, что в молодости он был в хорошей форме.
Меня тронули его устремления. Конечно, выслушивать наши невежественные, в основном интеллектуальные вопросы было нелегко. Обычно люди проходят гораздо более серьёзный «фильтр». Люди решаются ехать в Индию, где будут мучиться от жары, недомоганий и культурного шока, только если уже продвинулись довольно далеко на пути и/или имеют очень романтичные представления о «мудрости Востока». Кришнамурти был открыт всем и каждому. Я заметил, что он был очень дружелюбен, даже ласков, как с уборщиками, так и с преподавателями и студентами. Казалось, он не проводил различий между людьми.
Он постоянно повторял, что мы в состоянии действовать так, как он говорит: «Не слушайте этих гуру, вам не нужна помощь, вы сами всё можете, в вас есть всё». Его энергия просто ошеломляла.
В: Вы упомянули о его чувстве юмора. Вы помните, в чём оно выражалось?
О: В основном он проявлял чувство юмора, рассказывая антирелигиозные истории. Вероятно, чаще всего. Ещё он шутил. Кроме того, он умел вести себя забавно – мне так кажется – в беседах или диалогах с людьми. Нередко в довольно саркастичных замечаниях скрывались наставления.
Однажды друг рассказал мне такую историю. Какой-то индийский джентльмен спросил К.: «Кришна-джи, я понимаю, что вы занимаетесь йогой ежедневно. Пранаямой и йогой». Кришнамурти не отвечал, он слушал дальше. Мужчина сказал: «Так ведь правильно поступать, да? Это заряжает энергией». Кришнамурти поднял глаза и сказал: «Да. Больше энергии, больше несчастий!».
Он часто опровергал разные убеждения. Стоило вам согласиться
