это тема обеих диссертаций Владимира Ивановича), то и тут можно не строить догадок (в отношении не больного, конечно, а моего папы), мы определённо имеем дело с «процессом» (то есть эндогенной патологией), и скорее всего — вялотеьущей, то есть малопрогредиентной шизофренией (недаром же на своё семнадцатилетие я получил от отца в подарок двухтомник академика Андрея Владимировича Снежневского, автора «вялотекущей шизофрении», — «Руководство по психиатрии»).
Однако же мой папа не без оснований считает себя продолжателем традиции, идущей от Владимира Николаевича Мясищева к Борису Дмитриевичу Карвасар-скому, а далее уже к его соратникам и ученикам (на девятнадцать лет я получил от папы другое руководство для врачей, уже Б.Д. Карвасарского, — «Неврозы») — это уже адепты не «малопрогредиентной шизофрени», а «психогении». А поэтому он учтиво уступит место на кафедре нашей конференции или самому Борису Дмитриевичу, главному психотерапевту Министерства здравоохранения и социального развития РФ, или ещё одному соавтору личностно-ориентированной (реконструктивной) психотерапии — профессору Виктору Анатольевичу Ташлыкову, например. Тут набор концептов следующий: «личность больного», «системы отношений», «значимые отношения личности», «особенности эмоционального реагирования, мотивации и потребностей», «когнитивные, эмоциональные и поведенческие стереотипы», «психотравмирующие ситуации» и, наконец, «этиопатогенез» [37]. Повторяю, за каждым этим «концептом» стоит сложнейшая теоретическая база, это не просто слова — это миры, которые настолько расчерчены и реальны, что дух захватывает, когда ты погружаешься в эту образованную ими Вселенную! Понятно, что наш «клинический случай» не уйдёт без диагноза «невроз» — всё сойдётся: и психотравмирующие ситуации в рамках значимых отношений личности, и особенности эмоционального реагирования, и когнитивные стереотипы… Диагнозу «невроз» — быть!
Профессор Михаил Михайлович Решетников (основатель и бессменный руководитель Восточно-Европейского института психоанализа), который поднимется на кафедру нашей конференции следующим, конечно, с диагнозом «невроз» спорить не будет. Было бы, мягко говоря, странно. Но «невроз», прошу прощения, «неврозу» рознь: невроз в исполнении психоаналитика будет радикально отличаться от невроза, о котором мы только что слышали от представителей патогенетической психотерапии. И в данном случае «концепты» хорошо известны (по крайней мере номинально) широким народным массам — это и «Эго», и «Супер-Эго», и «Ид», и «эдипов комплекс», и «вытеснение», и «сублимация», и «влечение к жизни» вперемешку с «влечением к смерти» [38]… Опять же — Вселенная! Перед нами, усаживайтесь поудобнее, развернется драма вытесненных эротических комплексов, детских переживаний и влечений, бурление бессознательного, оговорки и сновидения и Эдип с Электрой в их кровосмесительной связи с родителями. Концепты, концепты, концепты…
Желая пощадить моего читателя, которому, как мне представляется, уже порядком надоела вся эта научная абракадабра, я остановлюсь. Хотя слово ещё будет предоставлено профессору Артуру Александровичу Александрову, и мы услышим массу интереснейших концептов из различных направлений западной психотерапевтической мысли — например, из «трансактного анализа», профессору Александру Петровичу Фёдорову, который поведает нам о концепте «экзистенциальной тревоги», которая при правильном подходе способна объяснить всё что угодно — от кошмарного сна до тяжелейшего психоза. Далее слово будет предоставлено профессору Эдмонду Георгиевичу Эйдемиллеру, и речь пойдёт о дезадаптации в рамках супружеских отношений пациента, профессору Борису Егоровичу Алексееву — тут, собственно, сексологический аспект выйдет на первый план, у профессоров Юрия Михайловича Губачёва, Владимира Ивановича Крылова и Владимира Ильича Симаненкова — вопросы психосоматики и соматизации, и т. д., и т. п.
Все эти уважаемые и по-настоящему профессиональные (говорю это абсолютно ответственно и без всякой иронии) специалисты рассказывали нам про одного больного, который, и тут прошу поверить мне на слово, получил в результате такого расширенного «профессорского разбора» практически все возможные психиатрические диагнозы (на самом деле последних не так уж много, если разделить их на группы по сущностному признаку — психозы, неврозы, психопатии, органические заболевания головного мозга…), даже больше того.
— Андрюша, ты понимаешь, что ты наделал?! — спрашивает и смотрит на меня в упор мой учитель и соавтор по «несодержательной методологии», профессор, доктор медицинских наук Анатолий Николаевич Алёхин, пришедший на одну из первых конференций. — Это же настоящий Вавилон! Что будет с теми, кто сидит в зале?! Они же поймут, что…
Да, они поймут, что «что-то неладно в нашем королевстве». Понятно, что Анатолий Николаевич испытывает ровно те же самые чувства, что испытываю я: это забавно! Это чрезвычайно забавно! Но если ты всю свою сознательную жизнь серьёзно относился к тому, что было написано в учебниках и руководствах, если ты всю жизнь думал, что есть какая-то медицинская истина, которая известна тем, кто взошёл на научный Олимп, если, наконец, тебя благополучно обошла стороной «философия подозрения» в области методологии науки, которой ты всю свою жизнь занимаешься, то у тебя обязательно — прямо на этом «профессорском разборе» — взорвётся мозг. У психотического больного не может быть невроза, сексуальный комплекс не может давать «психоорганную» симптоматику, какими бы ни были нарушения в «значимых отношениях личности», они никогда не приведут ни к психопатии, ни к психозу. Это оксюморон! Этого не может быть, потому что не может быть никогда! И конечно, это прекрасно понимают и профессора, участвующие в разборе. Они лишь предлагают…
— Анатолий Николаевич, а как иначе объяснить, что мы имеем в виду, когда говорим о «разных способах думать»?.. — отвечаю я своему учителю и невинно пожимаю плечами. — По-моему, гениальный получился профессорский разбор! Гениальный!
Анатолий Николаевич улыбается мне в ответ. Факт. Способы думать…
* * *
Знаете, на самом деле вся эта дискуссия не слишком повлияет на жизнь её конечного потребителя — того самого, «разобранного» пациента (или «клиента», как его называют психологи). В конечном счёте тот лечащий доктор, который незатейливо, как тень, профигурировал в самом начале этого моего рассказа — зачитал выдержки из истории болезни и исчез, — примет в тиши своего кабинета какое-то вполне взвешенное решение — назначит своему пациенту (хоть «сложному случаю», хоть «простому») лекарственные средства, которые, по большому счёту, не сильно соотносятся с формулировкой диагноза в «выписном эпикризе». Их у нас не так много, этих лекарственных средств, чтобы долго выбирать — нейролептики, транквилизаторы, антидепрессанты… Сообразим на троих, так сказать. Понятно, что «сила» этих лекарственных средств будет соизмеряться доктором с состоянием больного (есть нейролептики, которые и «нормальным» людям можно назначить так, что им полегчает в их непростой жизни, а есть и такие препараты этого же класса, которые способны справиться с тяжелейшей психической патологией). В конечном счёте вне зависимости от диагноза, возможно, методом проб и ошибок, пациенту станет лучше. И последнее в наименьшей степени зависит от «юридической» точности диагноза. Поэтому вся эта дискуссия и мой рассказ здесь, в частности, носят не критический или разоблачающий, а сугубо методологический характер.
Психика и её проявления
