Настоящие «мастера духа» борются с декогеренцией, отрекаются от взаимодействия («мирской суеты»), пытаясь вернуться в состояние «максимальной запутанности» (состояние Бога, Нирваны, Ничто). Они не проецируют на свои «экраны» квартиры с окнами на восток или новые города, работающие на экологически чистой энергии, или галактики, рождающиеся из темной материи… Я не буду углубляться в эту тему, так как ничего об этом не знаю. Но поддерживать общую картину мира, имея возможность влиять на нее, что-либо создавать самой, наслаждаясь процессом творчества, без сомнения, тоже увлекательно. Разве не для этого создана Вселенная – невероятный, безграничный полигон для воплощения наших желаний и наслаждения причудливыми иллюзиями творческого духа?
В свое время проводилось интересное исследование: многочисленной группе людей разных профессий задавали вопросы, чтобы выяснить, почему одни люди могут заниматься творчеством, а другие – нет. Я процитирую ответ автора исследования[83] дословно, потому что он прекрасен: «ТВОРЧЕСКИ МЫСЛЯЩИЕ ЛЮДИ СЧИТАЮТ СЕБЯ ТВОРЧЕСКИМИ ЛИЧНОСТЯМИ, А ЛЮДИ С МЕНЕЕ РАЗВИТЫМИ ТВОРЧЕСКИМИ НАКЛОННОСТЯМИ ДУМАЮТ, ЧТО НЕ СПОСОБНЫ ТВОРИТЬ».
Музыкальный слух есть у всех, его просто нужно развивать, – это известно опытным учителям музыки. «Готовить может каждый»[84], и даже слоны умеют рисовать. В состоянии гипноза люди, далекие от искусства, виртуозно играют на музыкальных инструментах и танцуют сальсу. Мы все умеем, когда у нас есть в этом потребность. Наше тело идеально приспособлено для творчества: ловкие руки, острый взгляд, различающий миллионы цветовых оттенков; утонченный вкус, благодаря которому появились все кухни мира; идеальный слух, заставляющий плакать при исполнении симфоний Бетховена… Уникальный мозг, который умеет не только настраиваться на нужную частоту, чтобы получить информацию, но и синтезировать ее для создания чего-то нового… Было бы неразумно не использовать все эти возможности. Ты можешь все! Пусть это будет для тебя материнским «приговором».
К творчеству можно отнести все, что угодно, – от написания музыки до проведения научных исследований. Рождение и воспитание детей, взращивание садов, открытие и описание новых видов животных, бизнес, ведение блогов, дизайн, приготовление еды… Все, в основе чего лежит идея, которую ты воплощаешь в жизнь, – творчество. Все, что ты видишь вокруг, когда-то было бесплотной идеей, которую сотворили, поэтому наш плотный мир называют «тварным», то есть «появившимся в результате творения».
Когда я теряю ключи или важные документы и долго не могу их найти, я иду спать. Не знаю, как это работает, но, как правило, я просыпаюсь потом с неясными догадками о том, где может находиться потерянная вещь. Просто где-то в лабиринтах разума всплывает определенное место, и я послушно иду находить потерянное. Срабатывает практически всегда.
Однажды во сне я стала лауреатом премии «Грэмми». Утром встала, хотела поехать забрать премию, но начался дождь, и я передумала (шутка).
Иван Пигарев (тот самый ученый-биолог, занимающийся проблемами сна, я упоминала о нем ранее) доказал, что во сне наш мозг полностью переключается на терапевтическую работу с внутренними органами. Никто на самом деле не показывает нам по ночам кино, все заняты своими делами. И, оставшись без присмотра, мы потихоньку выскальзываем из своего «кокона», отправляемся гулять по неизведанным тропкам квантового пространства и придумываем всевозможные невероятные вещи. Наяву мы этого никогда бы себе не позволили, а во сне можно, ведь никто не видит… Поэтому иногда снится «непоймичего».
Можно выйти за границы сознания и вернуться оттуда с ценным опытом. Некоторые композиторы «летают» туда за новыми шедеврами, ученые находят там решения задач, взглянув на них шире, под другим углом, и совершают открытия, а я нахожу потерянные вещи…
Мне часто снятся удивительные истории с замысловатым сюжетом. Некоторые похожи на притчи, другие выглядят как предостережение, третьи просто хочется положить в основу книги. Они ярки, иносказательны, незабываемы. В сознательном состоянии я ни за что такого не придумала бы.
Один такой сон приснился мне еще в детстве, и я до сих пор помню его в подробностях.
…Был полдень, но на улице было как будто пасмурно. Настолько темно, что, вроде бы смеркалось. Я не могла понять, что происходит, почему солнца нет? Мне говорят:
«Карусель остановилась». Я смотрю на гору у нас за домом, а там действительно гигантская карусель. Такая, как у нас во дворе, только очень огромная! Она стоит. Не крутится. Взрослые в панике, совещаются, бегают туда-сюда. И с каждой минутой становится все темнее…
И кто-то сказал: «Нужно собрать детей. Нужно чтобы они поднялись на гору и все вместе раскрутили это колесо». И нас стали собирать. Мне дали фонарик, закутали в теплую одежду. Мне не терпелось поскорей бежать на гору, потому что все «наши» уже поднимались наверх. Я вышла на улицу, там уже темень непроглядная, люди стоят, смотрят вдаль, волнуются, а на горе, словно светящиеся змейки, ползут наверх детские фонарики. Их тысячи, миллионы, не сосчитать. Все смеются и никому совершенно не страшно, даже наоборот, – это же такое приключение! Невероятное зрелище. К тому же взрослым эта работа не под силу, только мы можем что-либо исправить. Это здорово!
Еле справляясь с накатывающим к горлу чувством восторга и гордости, я помчалась вслед за остальными детьми, поднялась на гору и вместе со всеми налегла на карусель, пытаясь сдвинуть ее с места. И она поддалась. С оглушающим скрипом поплыла по кругу… сначала с трудом, сопротивляясь, потом все быстрее и быстрее… Мы были охвачены куражом, мы ликовали, а за горизонтом медленно и красиво, дыша перламутровым рассветом, в голубой дымке всходило солнце…
Подобных снов я видела тысячи, и вижу до сих пор. Вероятно, во сне мы свободнее в самовыражении, потому что нам не надо бояться быть непонятыми, стараться кому-то нравиться и некому досаждать своими фантазиями. Все, что создано тобой во сне, в полной мере назвать «сном» (то есть «бесплотной фантазией») можно с большой натяжкой. Ведь в своих ночных похождениях ты не просто смотришь видеофильм, но вполне реально ощущаешь саму себя, участвуешь в происходящем и реагируешь на ситуацию. И еще большой вопрос: на самом ли деле мы пробуждаемся, когда утром открываем глаза?… Скорее всего, просыпаясь, мы просто возвращаемся в свой «аватар» и подключаемся «к всеобщему представлению», как актер, который, войдя в образ, в гриме идет на сцену и играет вместе с остальными актерами свой спектакль. А ночью, когда зрители уже разошлись, и костюмерша тетя Глаша чинит и наглаживает театральные костюмы, мы идем по домам и творим собственный мир… Этот мир может быть абсолютно бессвязным и, с точки зрения разума, совершенно бестолковым, какие-то роли и декорации для личного спектакля могут быть взяты из общего сценария… Говорят, мы видим множество снов, только большинство из них не помним. Наверное, мы запоминаем, точнее, можем осмысленно воспроизвести только те сны, в основе которых лежат понятные нашему уму образы. Возможно, остальные «свободные иллюзии», рождаемые нами в состоянии, отключенном от занятого работой мозга, просто невозможно описать.
Я закачиваю в плеер новый альбом кого-нибудь из уважаемых мной музыкантов-«монстров[85], выбегаю на улицу в особом предвкушении, равного которому для меня ничего нет, надеваю наушники и начинаю сеанс погружения в нирвану. Я, конечно, дома уже прослушала урывками несколько вещей, но полностью расслабиться и насладиться звуком и красотой музыки я могу только в пути.
Есть в этом НЕЧТО… Музыка звучит, и на неожиданных поворотах (когда она сворачивает не туда, куда ты ожидаешь или вдруг спотыкается синкопой) по моей спине снизу вверх бежит ток и рассыпается щекочущим фейерверком где-то в районе затылка. Вслед за этим острым физическим переживанием ощущается невероятный душевный подъем, появляются слезы восторга, от которых начинаешь любить весь мир без остатка чистой искренней любовью и наполняешься предчувствием чего-то необыкновенного. Такое чувство я испытывала только в детстве, правда, тогда мне не нужно было для этого ничего предпринимать, чувство было постоянным, само собой разумеющимся, нормальным.
Хорошая музыка глубоко трогает меня. Мне нравится, когда музыканты свободно импровизируют, предпочитая, скорее, уклоняться от классических канонов, чем следовать им. Такой музыки больше всего у чернокожих музыкантов, поэтому в моем плейлисте преобладают джаз, соул, фанк и прочая прелесть. Корни этих музыкальных жанров уходят в негритянский госпел[86], и, как выяснилось совершенно случайно, ритмически причудливо переплетаются с кубинской сальсой.
