class="p1">Результат всех этих шагов – отчуждение от себя. Мы должны понимать, что этот термин отражает только одну грань явления. Наиболее точное отражение он получает в субъективном ощущении невротика, что он далек от себя. Во время психоанализа он может осознать, что все те правильные вещи, которые он говорил о себе, были в действительности связаны не с ним и его жизнью, а касались какого-то парня, с которым у него если и есть общее, то очень мало; и все, что он о нем выяснил, конечно, очень интересно, но к его собственной жизни не имеет отношения.
Фактически этот психоаналитический опыт подводит нас прямо к сути проблемы. Важно помнить, что пациент беседует не о погоде или телепередаче: он говорит о своем самом интимном жизненном опыте. Но личное значение в этом опыте уже утрачено. И в точности, как он может рассказывать о себе без того, чтобы «быть в этом», он может работать, проводить время с друзьями, гулять или спать с женщиной без того, чтобы быть в этом. Его отношение к себе становится безличным – и таким же становится его отношение к жизни в целом. Если бы слово «деперсонализация» не было специальным психиатрическим термином, оно идеально бы подошло к тому, что, по сути, представляет собой отчуждение от себя: это процесс обезличивания и, как результат, – потеря жизнеспособности.
Я уже говорила, что самоотчуждение (применительно только к неврозу) не проявляется прямо и открыто, как может подсказывать значение этих слов, за исключением состояния деперсонализации, ощущения нереальности происходящего или амнезии. Несмотря на то что эти состояния временные, они могут наступить только у людей, отстраненных от себя. К ощущению нереальности происходящего обычно располагают определенные факторы, – это обычно жестокий удар по гордости и одновременная резкая вспышка презрения к себе, для данного человека невыносимые. И наоборот, когда с этими острыми состояними удается справиться с помощью терапии или без нее, отчуждение от себя существенно не изменяется. Оно лишь снова ограничивается такими пределами, при которых человек может функционировать без явной дезориентации. С другой стороны, опытный наблюдатель без труда уловит определенные общие симптомы, указывающие на наличие самоотчуждения, такие как пустота, мертвенность в глазах, аура безличности, автоматизм действий. Камю и Сартр мастерски описали эти симптомы. Психоаналитик может удивляться бесконечно, до чего же сравнительно неплохо может функционировать человек, исключая из процесса сердцевину своего Я.
Каково же тогда воздействие отчуждения от себя на личность и жизнь человека? Для полноты и ясности картины мы обсудим, какое влияние оно оказывает на эмоциональную жизнь человека, на его энергию, цельность и на способность задать своей жизни направление, взять на себя ответственность.
В принципе, трудно выявить что-либо общее в способности чувствовать или в осознании чувств, верное для всех форм невроза. Некоторые выказывают преувеличенные чувства радости, энтузиазма или страдания; другие кажутся невозмутимыми, во всяком случае укрывшимися за бесстрастной маской; чувства третьих, кажется, утратили силу, стали плоскими, стертыми. И все же, несмотря на бесконечные вариации, одна характеристика справедлива для любого невроза любой степени тяжести. Осознанность, сила и род чувств определены в основном гордыней. Искренние собственные чувства заглушены или задавлены, иногда до полного исчезновения. Короче говоря, у невротика чувствами управляет гордость.
Невротик предпочитает душить те чувства, которые идут вразрез с его особой гордостью, и раздувать те, которые играют ей на руку. Например, его высокомерие не позволяет ему почувствовать зависть, если он считает себя много выше остальных. Его гордость за свой аскетизм может обуздать чувство радости. Если он гордится своей мстительностью, то мстительная ярость будет в нем еще как ощутима. Однако если его мстительность культивируется и рационализируется в рамках «справедливости», он не будет чувствовать мстительную ярость как таковую, пусть даже ее выражение будет так свободно, что ни у кого из окружающих не возникнет никаких сомнений. Гордость абсолютной стойкостью может заморозить любое чувство страдания. Но если страдание играет первую скрипку в рамках гордыни (как средство выражения осуждения и основа невротических требований), оно не только преувеличивается перед другими, но и чувствуется глубже. Чувство сострадания может быть отброшено, если его рассматривают как слабость, но может переживаться в полную силу, если его делают божественным атрибутом. Если гордость сосредоточена на смирении, на позиции «мне ничего ни от кого не нужно», тогда любое чувство или потребность становятся «нестерпимой мукой от сгибания в три погибели, чтобы пролезть в какую-то щель. Если мне кто-то понравится, он может иметь надо мной власть. Если мне что-то понравится, я стану от этого зависим».
Иногда при психоанализе мы можем непосредственно наблюдать, как гордость вмешивается в искренние чувства. Обычно X отказывается от отношений с Y, по его мнению, он чем-то оскорбляет его гордость, хотя непосредственный ответ X на дружеское поведение Y может быть тоже дружеским. Но минуту спустя что-то одергивает X: «Ты дурак, раз позволяешь обмануть себя дружелюбием». Так что дружеские чувства отбрасываются. Или же какая-то картина возбуждает в нем горячий, пылкий энтузиазм. Но его гордость искажает и это чувство, когда он думает про себя: «Никто не может ценить живопись так, как ты».
Итак, гордость выполняет функцию цензуры, стимулируя осознание чувств или препятствуя ему. Но она может управлять чувствами и на более глубокой основе. Чем больше над человеком властвует гордость, тем больше человек способен к эмоциональному ответу жизни только с ее позиций. Он словно замуровал свое реальное Я в звуконепроницаемой комнате, и через стены проникает только голос гордости. Теперь его чувство удовольствия или неудовольствия, удрученности или вдохновения, симпатии или антипатии к людям – это в основном ответ его гордости. Точно так же и страдание, которое он испытывает осознанно, – страдание его гордости. Но это не очевидно с первого взгляда. Для него очевидно в какой-то мере, что он реально страдает от неудачи, от чувства вины, одиночества, безответной любви. Он и правда страдает. Но кто в нем страдает, вот в чем вопрос. Психоанализ показывает, что это его возгордившееся Я. Причина страданий в том, что ему не удалось достичь вершины успеха, довести нечто до абсолютного совершенства, быть неотразимо привлекательным, всегда страстно желанным для всех. Если Я считает, что ему положены успех, популярность и т. п., коих не предвидится, это все тоже поводы для страданий.
Только когда гордыня присмиреет, человек начинает чувствовать истинное страдание. Только тогда сострадание к себе способно подвигнуть его на то, чтобы сделать что-то полезное для себя. Та жалость к себе, которую он чувствовал до этого, была скорее пьяными слезами возгордившегося Я, почувствовавшего себя обиженным. Тот, кто не
