Реальное и сверхреальное - Карл Густав Юнг

может одновременно проявляться в человеческой психике и во внешнем, независимом событии, мы сразу же вступаем в конфликт с общепринятыми научными и гносеологическими взглядами. Необходимо постоянно помнить о сугубо статистической истинности законов природы и о последствиях применения статистического метода, который отвергает все редкие события; лишь так мы побудим прислушаться к нашей гипотезе. Беда в том, что нам недостает научных способов подтверждения объективности смысла, каковой не является чисто психическим творением. Увы, мы вынуждены делать такое предположение, ведь в противном случае нас ждет возвращение к «магической причинности», когда психике приписывались свойства, выводящие ее далеко за эмпирические границы. Тогда, не желая расставаться с каузальностью, пришлось бы допустить следующее: либо бессознательное Сведенборга вызвало пожар в Стокгольме, либо само объективное событие (пожар) каким-то непостижимым образом породило соответствующую картину в сознании Сведенборга. В обоих случаях, как уже отмечалось, встает не имеющий внятного ответа вопрос о «передаче» мысли. Какой вариант выглядит достовернее, судить, разумеется, субъективному мнению. В выборе между магической причинностью и трансцендентальным смыслом не поможет и традиция, потому что, с одной стороны, вплоть до наших дней первобытное мышление считает синхронистичность магической причинностью, а с другой стороны, философия с середины восемнадцатого столетия предполагает некое тайное соответствие или «смысловую» связь между естественными событиями. Лично я предпочитаю последнюю гипотезу, поскольку она, в отличие от первой, не противоречит эмпирической концепции каузальности и может трактоваться как принцип sui generis  [193]. Это побуждает если не исправлять общепринятые принципы естественного объяснения, то, по крайней мере, увеличивать их количество, что требуется обосновать очень вескими причинами. Но я полагаю, что высказанные мною соображения заслуживают тщательного рассмотрения. Психология в конечном счете попросту не может себе позволить не обращать внимание на опыт. Для постижения бессознательного этот опыт крайне важен, не говоря уже о его философской значимости.

Принцип каузальности утверждает, что связь между причиной и следствием носит обязательный характер. Принцип синхронистичности гласит, что «значимое совпадение» обусловлено одновременностью и значением. Следовательно, если допустить, что эксперименты по ЭСВ и многочисленные другие наблюдения подтверждают факты, то мы должны сделать вывод, что помимо причинно-следственной связи в природе имеется иной фактор, выражающий себя в упорядочивании событий и нам предстающий как их значение. Конечно, значение, или смысл, есть антропоморфическая интерпретация событий, однако тем самым мы все равно обретаем незаменимый критерий оценки синхронистичности. Что в реальности такое тот фактор, который представляется «смыслом», нам узнать не дано. Но можно предположить, что, вопреки первому впечатлению, он вполне пригоден в качестве гипотезы. Надо помнить, что рационалистический западный подход – далеко не единственно возможный и вовсе не всеохватывающий; вдобавок ему свойственна предубежденность, которая, пожалуй, нуждается в исправлении. Куда более древняя китайская цивилизация всегда мыслила по-другому, и нам придется вернуться к Гераклиту, чтобы отыскать сходные воззрения в нашей собственной культуре (по крайней мере, в философии). Принципиальных разногласий с китайцами нет только в астрологии, алхимии и мантических практиках. Потому-то алхимия развивалась параллельно на Западе и на Востоке и потому-то шла здесь и там к общей цели, выдвигая более или менее одинаковые идеи  [194].

В китайской философии одной из древнейших и главенствующей над прочими идеями является идея Дао (иезуиты перевели это слово как «Бог», но этот перевод корректен лишь с точки зрения западного мыслителя; иные переводы – «Провидение» и тому подобное – суть обыкновенные фантазии). Р. Вильгельм блестяще перевел это слово как «смысл» (sinn)  [195]. Представление о Дао пронизывает всю философскую мысль Китая. Для нас важнее всего каузальность, но данное понятие утвердило свое господство лишь в последние два столетия благодаря, с одной стороны, уравновешивающему воздействию статистического метода и, с другой стороны, непревзойденным успехам естествознания, которое лишило достоинства метафизический взгляд на мир.

Лао-цзы так описывает Дао в своем знаменитом трактате «Дао Дэ Цзин»:

Дао «одевает и питает множество предметов, но не действует как их хозяин. Лао-цзы определяет Дао как «Ничто»  [197], однако, если следовать Вильгельму, подразумевает только его «противоположность миру реальности». Лао-цзы так описывает сущность Дао:

«Ничто» совершенно очевидно есть «смысл» или «предназначение», а зовется оно «Ничем» потому, что недоступно миру чувств, но выступает его стержнем  [198]. Лао-цзы говорит:

Вильгельм трактует Дао как «пограничное понятие, находящееся у предела чувственного восприятия», и в нем «противоположности уравновешиваются в неразличенности», но по-прежнему потенциально существуют. Это, продолжает Вильгельм, «семена чего-то, что соответствует, во‐первых, зримому, то есть чему-то в природе образа; во‐вторых, слышимому, то есть чему-то в природе слов; в‐третьих, расположенному в пространстве, то есть обладающему формой. Но эти три свойства не различаются строго, они предстают во внепространственном (ни верха, ни низа) и вневременном (ни вперед, ни назад) единстве». Как