успеха в избранной им области, по мере того как его мир рушился вокруг него, Торо, казалось, становился все более и более окостенелым. Все, что у него оставалось, — его принципы. Но, казалось, не он верил в них, а они управляли им». Это было определением безумия: он крепко держался того, что не работало, застряв в эмоциональном и художественном гетто, которое сам создал.
Вспоминается предупреждение тренера Мухаммеда Али, мощная воля которого требовала всегда стоять в полный рост. «Так ведь и дуб стоит, — заметил тренер. — Но тебе нужно нагибаться и уклоняться, чтобы тебя не уронили. Из дуба получаются еще и хорошие гробы».
Множество людей были похоронены в домовинах, которые они изготовили собственноручно. Причем похоронены раньше времени.
Люди не могли понять, что то, «как они поступали всегда», больше не работает; то, «как нас воспитывали», больше не годится.
Мы должны культивировать в себе способность к изменениям, гибкости и приспосабливаемости. Постоянно, непрерывно. Меняться в малом изо дня в день, как это делала королева, чтобы сохранить и защитить большое. Это не всегда забавно. Это не всегда легко.
Но какая есть альтернатива? Умереть?
Самоконтроль — это не пожизненный приговор. Это образ жизни.
Гибкость не предлагает выбрасывать важное. Она означает понимание того, как жить и позволять жить другим, как комфортно отдыхать в рамках существующих традиций, позволяя создавать и совершенствовать новые. Это означает, что, по мере изменения мира и нашего положения в нем, мы должны приспосабливаться, находить способ сохранить верность принципам, который не обречет нас на горечь, ненужные неудачи или прозябание на обочине жизни.
Косность — это хрупкость. Бесформенность — это несокрушимость. Мы можем выбирать.
В ночь падения Берлинской стены Ангела Меркель выпила кружку пива и отправилась домой [277]. Толпа заходилась в почти оргиастическом безумии от облегчения и возбуждения, а Ангела легла спать. Ей было над чем поработать на следующий день.
Даже после избрания канцлером [278], после ошеломительного взлета на один из самых важных постов в Европе она осталась в квартире с невысокой квартплатой, где прожила предыдущие 23 года. Билеты в филармонию Меркель оплачивает сама и сидит среди зрителей. Известно, что она делала замечания помощникам, чересчур старательно, как ей показалось, смеявшимся ее шуткам. Берлинцы давно привыкли, что бывший «лидер свободного мира» сама покупает продукты.
Однажды журналист поинтересовался, не беспокоит ли Меркель, что люди в родном городе все еще называют ее, канцлера, «дочерью пастора». «Я такая, какая есть», — ответила она. Независимо от того, что еще изменится в ее жизни, это останется правдой.
Подобное происходило и с Катоном Старшим. Его ранний аскетизм выделялся на фоне упадочных лидеров Рима. Плутарх пишет, что тяготы и наслаждения не смогли его одолеть «не только в ту пору, когда он был еще молод и честолюбив, но и в глубокой старости, когда и консульство, и триумф уже были позади; так привыкший побеждать атлет не прекращает обычных упражнений и остается все тем же до самой смерти» [279].
Таков парадокс успеха. Именно когда мы думаем, что заслужили право ослабить дисциплину, мы больше всего в ней нуждаемся. Плата за усилия? Гораздо больше напряжения. Гораздо больше отвлекающих факторов. Гораздо больше возможностей.
Единственное решение?
Еще больше самообладания!
Достигать чего-то — это здорово. Стать эгоистичным придурком из-за успеха? Решить, что вы стали лучше или важнее других? Ну-ну.
Что впечатляло Плутарха в Катоне и впечатляет нас в Меркель? Они не использовали свою власть или положение, чтобы, как многие, купить эго. Они — исключения из правил.
На одной из самых пронзительных фотографий с похорон принца Филиппа в середине 2021 года почти 95-летняя миниатюрная королева Елизавета сидит в полном одиночестве в капелле Святого Георгия. Конечно, королевской семье предоставили возможность [280] пригласить на похороны большее количество людей. Но королева сразу же отказалась, заметив: это было бы несправедливо по отношению к миллионам британцев и граждан Содружества, которые соблюдали и уважали протоколы безопасности во время пандемии.
Проведя всю жизнь в рамках протокола, она не собиралась и в этот раз сделать исключение. Возможно, ей удалось бы избежать последствий. Но не бесчестья. Да, это означало, что ей придется провести один из самых трудных дней в своей жизни в одиночестве. И все же она не осталась без поддержки. Долг укреплял ее характер. Дисциплина помогала справиться. Более того, ее монашеское благочестие возвышало ее.
«Возьми и брось меня, куда хочешь, ведь и там будет со мной милостив мой гений», — писал Марк Аврелий [281]. Он говорил это не только как хороший друг самому себе, но и потому, что результатом его умеренности и самоконтроля была стойкость. В дар от строгости и самообладания он получил спокойствие — как при успехе, так и во время невзгод. Это может оказаться и у нас, когда мы перестанем заботиться о чужих словах или делах, а будем думать о том, что делаем сами. Тогда мы сосредоточимся исключительно на том, чтобы «спешить прямо и без оглядки своим путем» [282].
Так произошло и с Меркель. Во время сирийского кризиса она разрешила въехать в Германию миллиону беженцев — это больше, чем приняла любая другая страна Европы.
Решение канцлера было спорным. Меркель могла бы проигнорировать кошмарные проблемы с гуманитарной помощью. Могла бы переложить их на другого лидера. Могла бы думать только о грядущих выборах, как это делают большинство успешных политиков.
Вместо этого она подошла к проблеме, как дочь пастора, такой, какой ее вырастили, а не как политик, каким она стала. Подошла как человек. И сделала то, что считала правильным. Она не боялась. Ее не задевала критика. Единственная часть ее личности, которую изменил успех, — возможность направлять мировые события, и этой властью она воспользовалась.
Легко быть скромным, когда есть повод. Но теперь у вас есть возможность потакать своим страстям. Легко следовать правилам, когда вы не выше их. Теперь люди будут оправдываться за вас. И речь действительно идет о самодисциплине, потому что все прочие формы отошли в прошлое.
Именно на пике силы нам нужен наиболее ясный ум. Мы не можем допустить ослепления богатством или чувством превосходства. Сенека писал: «Люди низкого положения более свободны в своих действиях, когда дело доходит до применения силы, до тяжб, поспешных ссор и потворства своему гневу; удары, которыми обмениваются равные, не причиняют особого вреда. Но для правителя даже повышение голоса и несдержанный язык противоречат его величию» [283].
Самообладание требует большего, но не обязательно порождает большее. Оно не упрощает себя. Вознаграждение за
