Некоторые выдающиеся и благородномыслящие писатели прожили долгую жизнь, создавая шедевры, например сэр Вальтер Скотт и Чарльз Диккенс, и не написали ни одной неприличной строчки. К несчастью, приходится отметить, что другие великие писатели, вполне благородные джентльмены, представили на суд публики сочинения, читать которые людям скромным и приличным просто не следует".
Оскар Уайльд и викторианский судья стояли на двух принципиально отличных точках зрения на отношения между искусством и нравственностью.
Уайльд утверждал, что искусство не зависит от сексуальных привычек и морали эпохи. "Я совершенно не понимаю, как можно критиковать произведение искусства с точки зрения морали, – писал Уайльд в ответ на враждебную критику "Дориана Грея". – Искусство и этика – никак друг с другом не связаны". Уальд полагал, что в его книге есть мораль, которую не поняли критики. "Бедная публика, услышав от такого авторитетного человека, как вы, – говорил он издателю журнала, – что это развратная книга, которую властям следует уничтожить, наверняка кинется читать ее. Увы! Они обнаружат, что это морализаторское чтение, причем мораль такова: все, выбивающееся из "общего ряда", будет уничтожено…
Да, такова ужасная мораль "Дориана Грея", ее не поймет похотливый человек, но легко обнаружит здравомыслящий. Неужели это моя ошибка? Боюсь, что да. Но это единственная ошибка книги".
Джастис Чарльз верил, что искусство должно соответствовать принятым в обществе нормам морали, и считал, что разница между произведениями Дефо и Стерна с одной стороны, и Скотта и Диккенса, с другой, демонстрирует улучшение нравов общества.
В одном из отрывков, которые цитировались на суде, описывалась книга, полученная в подарок Греем. Названия ее в романе нет, но Уайльд всегда говорил, что имел в виду "Обратный отсчет", роман французского писателя Хьюсмана так называемой декадентской школы. "Странная то была книга, никогда прежде он не читал такой! Казалось, под нежные звуки флейты грехи всего мира в дивных одеждах проходят перед ним безгласной чередой. Многое, о чем он только смутно грезил, вдруг на его глазах облекалось плотью. Многое, что и во сне не снилось, сейчас открывалось перед ним.
Это был роман без сюжета, вернее – психологический этюд.
Единственный герой его, молодой парижанин, всю жизнь был занят только тем, что пытался в своем XIX веке воскресить страсти и умонастроения всех прошедших веков, чтобы самому пережить все то, что прочувствовала мировая душа. Его интересовали те формы самоотречения, которые люди почему-то именуют добродетелью, и естественные порывы возмущения против них, которые мудрецы чаще всего называют пороками… Чувственная жизнь человека описывалась в терминах мистической философии. Порой трудно было решить, что он читал – описание религиозного экстаза какого-нибудь средневекового святого или бесстыдные признания современного грешника".
– Была ли книга, на которую вы ссылаетесь, нравственной? – спросил Карсон Уайльда.
– Не вполне хорошо написанная, – ответил Уайльд, – она, тем не менее, подала мне идею.
Когда прокурор предположил, что книга была "определенного" направления (т.е. гомосексуального), Уайльд с негодованием запротестовал: "Я не желаю, чтобы меня допрашивали о творении другого художника, – ответил он. – Это глупо и вульгарно".
Рассматривая порнографию, т.е. произведения литературы и искусства эротического и извращенного содержания, с позиций литературных и художественных достоинств, подобно Уайльду, мы формулируем критерий: "Доставляет ли изучаемое творение эстетическое удовлетворение, или же только чувственное?" Там, где доминирует физиологический аспект и сексуальные детали привлекают основное внимание, трудно ждать эстетического удовольствия, поскольку единственной целью является разжигание похоти. Чисто порнографические работы интересны, помимо озабоченных "любителей клубнички", антропологам, врачам и психиатрам.
Как справедливо писал доктор Эрик Дингуолл, английский антрополог и ведущий авторитет по эротике, "благодаря религиозному, правовому и медицинскому влиянию сейчас начинают наконец потихоньку признавать научное значение эротической и порнографической литературы… Человечество всегда интересовало, как можно запечатлеть в литературе и изобразительном искусстве сексуальные импульсы… Педерастия в Древней Греции была связана с бытовавшими тогда представлениями о любви, что нашло выражение в литературе, подобно тому, как романтическое и галантное отношение к женщине стало основным содержанием эротической поэзии". Но различие между "чистой" любовью и "просто" похотью и их переплетение нашло отражение не только в эротической литературе, но и в трудах по теологии, которые наравне с осуждаемыми в них книгами никогда не должны были попадать в руки слабых.
Исторический обзор, который мы дадим в нашей книге, описывает оба вида порнографии, хотя преимущество мы отдали произведениям, обладающим эстетическими достоинствами. Мы расскажем, какие меры принимало общество в разные эпохи, желая пресечь появление порнографии, коротко расскажем о современной ситуации, в основном в англоговорящих странах, где на словах провозглашают борьбу с порнографией, а на деле стимулируют спрос на нее через средства массовой информации и создают благоприятную общественную атмосферу для ее расцвета. Наш обзор базируется на социологических опросах и исследованиях, поскольку порнография, какой бы грубой и нехитрой по содержанию она ни была, является очень точным показателем общественных привычек и традиций времени, ее породившего.
Часть 2. Порнография древнего мира.
В Ветхом Завете мы находим множество историй почти порнографических, например о проститутках и их клиентах. Если читать Библию с самого начала, то в тридцать восьмой главе Книги Бытия мы найдем историю Иуды и Фамари.
Фамарь была женой первенца Иуды – Ира, который "был неугоден пред очами Господа, и умертвил его Господь". Мы не знаем, чем Ир заслужил такое суровое наказание. Он мог быть гомосексуалистом и отказаться, как его младший брат Онан, осуществлять брачные отношения. ("Если кто ляжет с мужчиною, как с женщиной, то оба они сделали мерзость; да будут преданы смерти, кровь на них". – Левит, гл. 20, стих 13). Что касается Онана, он уклонился от приказа отца "войти" к свояченице и "восстановить семя" брату. ("Онан знал, что семя будет не ему; и потому, когда входил к жене брата своего, изливал на землю"). Такое поведение вызвало Божественный гнев. ("Зло было пред очами Господа то, что он делал; и Он умертвил его".) Тем самым язык пополнился словом "онанизм" как синонимом мастурбации, хотя в действительности то, что совершил Онан, было практикуемой формой контрацепции – прерванным актом (coitus interrupus).
Когда Иуда вместе с другом Хиром, одолламитянином, направился к Фамари, чтобы стричь овец, Фамарь представила себя проституткой, покрыв лицо, и села на дороге, где должен был пройти свекор. Иуда не узнал сноху и "почел ее за блудницу, потому что она закрыла лицо свое". Фамарь согласилась, чтобы он стал ее клиентом, но потребовала плату за услугу. Иуда обещал послать ей козленка из стада и в залог уговора оставил ей печать, перевязь и посох. Потом Иуда послал друга своего Хира с козленком, чтобы забрать залог, но тот ее не нашел. "Где блудница, которая была при дороге?" – спросил он местных жителей. Они ответили, что "здесь не было блудницы".
Тем временем Фамарь сняла покрывало, вернулась домой и переоделась в обычную вдовью одежду. Вскоре соседям стало очевидно, что она беременна, и они отправились к Иуде. "Фамарь, невестка твоя, впала в блуд, и вот, она беременна от блуда", – сказали ему. Иуда загорелся праведным гневом. Он сказал: "Выведите ее, и пусть она будет сожжена".
Фамарь была арестована и предстала перед Иудой, и тут она открыла его поведение в одной из наиболее драматичных библейских сцен. "Я беременна от того, чьи эти вещи", – заявила она, предъявляя имущество свекра. Иуда узнал принадлежавшее ему и вынужденно извинился: "Она правее меня, потому что я не дал ее Шеле, сыну своему". Вряд ли удивительно, что в этих обстоятельствах Иуда "не познавал ее более".
В древней Иудее шлюхи собирали "жатву" у дорог или в других "открытых местах", где поджидали богатых и знатных клиентов. Занятие проституцией разрешалось еврейским Законом, и не наказывалось, если только грешила не дочь священника.
Дальнейшие подробности передает рассказ о Раав, иерихонской блуднице, которая укрыла в своем доме двух разведчиков Иисуса Навина и помогла им скрыться с помощью веревки, которую спустила из окна. Она была профессиональной проституткой и жила с родителями, братьями и сестрами.
Возможно, она была вдовой и занялась проституцией после смерти мужа, предпочтя это возвращению в отцовский дом. Благодаря своему подвигу женщина спасла всю семью, когда армия Навина атаковала Иерихон и "предала мечу" все население.
