Она смотрела на меня без всякого торжества, у нее было взрослое лицо человека, без всякой сентиментальности наблюдающего за игрой детей.
— Не волнуйся, ты не сойдешь с ума, — сказала я после долгого молчания. — На этот счет можешь быть спокойна.
— Спасибо, — вежливо поблагодарила она и аккуратно уложила письма все в тот же рюкзачок. — Положу на место. Там, правда, их еще много. Я вам только малую часть принесла, те, что мне показались наиболее интересными.
Я позвонила к ней домой и пригласила на прием мать. Сказала, что ее дочь была у меня, что у нее подростковые проблемы с самооценкой и — прыщи. Спросила об отношениях девочки с отцом. О письмах не сказала ни слова. Мать сама рассказала мне о них. Сначала, после развода, это был способ выжить. Потом постепенно превратилось в способ самовыражения. Призналась, что хотела бы избавиться от этой странной привычки, но как-то уже не мыслит себя без этого своеобразного творчества.
Я назвалась писателем, попросила принести образец письма. Искренне похвалила, ободрила (я ведь читала два десятка ее опусов!) и не придумала ничего лучше, как направить женщину в сетевые ресурсы для самодеятельных авторов. Удивительно, но где-то в Сети она познакомилась с мужчиной, литературная деятельность которого началась с того, что он писал письма своей умершей (действительно умершей!) жене. Они понравились друг другу. Правда, он живет в Новосибирске, но ведь всякое бывает.
— У меня нет выхода. — Худощавая женщина средних лет сгорбилась в кресле и сжала руками виски. Ни ее жест, ни слова не казались мне позой. — Скажите честно, вот вы, специалист, видите выход из моей ситуации?
— Пока нет, — честно ответила я.
Женщину звали Лидией. Уже семь лет она одна воспитывала сына Володю. Лидия развелась с мужем, когда мальчику было три года. С тех пор отец, регулярно выплачивая алименты, судьбой сына особо не интересовался. Поздравление и подарок на день рождения, три-четыре встречи в год…
Два года назад Володя заболел инсулинозависимым сахарным диабетом. Тяжелое испытание, но маленькая семья с ним справилась. Наладили диету, перестроили образ жизни, взяли болезнь под контроль. Потом поставили инсулиновую помпу, Володя обучился пользоваться ею. Уколы делать теперь не нужно, помпа «подкачает» столько инсулина, сколько нужно, чтобы подвести уровень сахара к норме. Володя сам пять-шесть раз в день проверяет у себя сахар, уверенно разбирается в показаниях прибора.
У меня на приеме общительный, импульсивный и дружелюбный Володя с удовольствием продемонстрировал мне висящий у него на поясе аппарат, похожий на навороченный мобильник, предложил с помощью имеющихся у него приспособлений узнать уровень сахара в моей крови:
— Не бойтесь, это не больно!
Он охотно рассказывал про школьные дела, сообщил, что увлекается футболом, спросил, знаю ли я, что есть олимпийские чемпионы с сахарным диабетом. Я это знала и подтвердила, Володя обрадовался.
Лидия рассказала мне, что у Володи помимо диабета еще и гиперактивность. В школе учителя жалуются на его поведение, дома с ним временами тоже нет сладу. Она сама далеко не всегда может отличить, где последствия колебания сахара в его крови, где — избыточное психомоторное возбуждение, свойственное гиперактивности, а где — простая лень и манипулирование.
На приеме, несмотря на всю свою гиперактивность (я ее видела и готова была подтвердить диагноз через пять минут после знакомства с Володей), мальчик вполне корректно вел себя по отношению ко мне — выполнял все мои распоряжения, соблюдал запреты, охотно отвечал на вопросы. Но с матерью был откровенно инфантилен и фамильярен: лез на колени, закрывал ей рот ладошкой, если хотел сам рассказать мне что-то, один раз, на что-то обидевшись, замахнулся…
— Хорошо еще, что мне мама помогает, — призналась Лидия. — Я ведь работаю, а его одного и в квартире оставить страшно, и за едой следить надо. Бабушка у нас педагог, ее он чуть больше слушается. Ну и из школы она его забирает, обедом кормит…
К счастью, бабушка жила хоть и отдельно, но недалеко и имела возможность помогать.
— Да, это вам повезло, — согласилась я.
Обсудив некоторые аспекты воспитания и обучения гипер-динамических детей, мы расстались.
— Зря вы сахар не померили, — заботливо сказал мне на прощание Володя. — Мало ли — вдруг проблемы? Надо же знать!
На следующий прием Лидия пришла одна.
Володя, как и многие современные дети, обожает компьютерные игры. Оторвать мальчика от компьютера — это всегда битва. Но надо делать уроки, надо соблюдать режим. Лидия пыталась ставить пароли, насильно выключать устройство…
Два дня назад разобиженный лишением любимого компьютера Володя заперся в ванной и крикнул матери через дверь: «Если не дашь играть, пожалеешь! Впрысну себе сейчас инсулину и впаду в кому. Скорая приедет, но откачать не успеют…»
Лидия включила компьютер.
— Я все понимаю, это обычный шантаж, — сказала женщина. — Если я «ведусь», он наглеет еще больше. Замкнутый круг… Смотрим дальше. Я могу быть жесткой. Но ему — всего десять лет, он — больной ребенок. Он не знает ни ценности жизни, ни ужаса смерти. Как я, мать, могу возложить на него такую ответственность? А что, если он возьмет и действительно впрыснет инсулин… Кем я тогда буду себя чувствовать, как жить дальше?.. Вот и получается, что везде — тупик. Никакого выхода у меня нет.
Я молчала. Любой совет казался неуместным, а логика Лидии неумолимой. Безвыходных ситуаций не бывает, — крутилась в голове бодрая банальность.
— Вы знаете, он потом понял, что перегнул палку, — задумчиво сказала Лидия. — Плакал, просил у меня прощения. Но уже на следующий день, с тем же компьютером… Знаю, что я слишком мягкая, где-то чересчур много позволяю ему, но представляете, когда он только заболел, ему было всего восемь лег, и сразу тысяча ограничений…
— Да, — вздохнула я. — Жалко, конечно, что нет рядом кого-нибудь пожестче, кого он мог бы не только любить, но и слушаться, и уважать… А вот бабушка-педагог, она не могла бы…
— Есть такой человек, — вздохнула Лидия. — Мы знакомы уже пять лет, но вынуждены встречаться тайком…
— Почему?! — изумилась я.
— Сергея сразу невзлюбила моя мама. Она не хочет, чтобы мы…
— Лидия, сколько вам лет?! — не удержалась я.
— Сорок пять, — женщина горько усмехнулась. — Я понимаю, что это звучит глупо. Но без мамы мне не обойтись. Володя уже один раз чуть не устроил пожар в квартире, да и обедать в школе он не может — ему нужно готовить отдельно. А мама сказала четко: если будешь с этим встречаться, можешь на меня не рассчитывать…
— Может быть, няня или, учитывая возраст, гувернер?
— Чтобы мог и эффективно заниматься с ним (гиперактивность!) и следить за диетой, разбираться в диабете — это безумно дорого. А абы кому я своего ребенка просто не доверю. На маму я, как ни крути, могу положиться…
— А ваш… Сережа? Какова его позиция в этом деле? Все-таки пять лет… Кстати, Володя с ним знаком?
— Да, знаком. У них вполне дружеские отношения. Володя прикрывает меня перед мамой, но иногда этим тоже шантажирует: скажу бабушке, что ты опять с дядей Сережей встречалась, та-акой скандал будет!
Ситуация выглядела все более абсурдной, но, вопреки всему, что-то внутри меня преисполнялось оптимизмом: впереди, кажется, маячил выход из безвыходной ситуации! Не хватало еще одного, последнего штриха.
— Так что же Сережа? («И Сережа — тоже!» — бодро прозвучал в голове слоган из старой рекламы.)
— Сережа сначала готов был ждать, а теперь… Когда мы только познакомились, он хотел ребенка. Нашего, общего. Теперь, наверное, уже поздно… Он говорит: либо я продолжаю баловать Володю и слушаю маму, либо — строю отношения с ним. Предлагает мне самой выбрать…
Женщина, крепившаяся до этого момента, собралась плакать.
— Стоп, Лидия! — скомандовала я. — Не время! Все можно решить, потому что Володя не первый, а, по крайней мере, третий в этом списке…
— В каком списке? — женщина, позабыв о слезах, вскинула на меня удивленный взгляд.
— В списке шантажистов! — сообщила я. — Смотрите сами: у вас сейчас три близких человека, и все трое вас бессовестно шантажируют. Совпадение сто процентов…
Лидия задумалась, потом неуверенно сказала:
— Да… Вы знаете, у меня ведь и на теперешней работе так же… Начальник знает, что у меня сын болен и мне надо часто отлучаться: к врачу, на обследование, когда его в больницу кладут… Он так и говорит: «Сделайте сейчас вот это, а когда вам понадобится…» Я знаю, что это не моя обязанность, но…
— Вот! — воскликнула я. — Скажите, Лидия, если бы вы не повелись на этот шантаж, а просто делали то, что вам положено по работе, этот конкретный начальник отпустил бы вас к сыну в больницу, когда настало время?
