на себя, то он никогда не научится поддерживать ее в любых обстоятельствах. В конце концов, это же лучше для них самих, если они проберутся через эти мутные воды вдвоем, без меня. Единственный человек, для которого забрать Джорджию с собой — лучший вариант, — это я, потому что никогда не относилась к материнству как к роли второго плана. Я должна позволить Майклу быть отцом Джорджии. Меня подавляет не то, что я впускаю его, а то, что мне нужно уходить.
Мы с Тиной жмемся под зонтиком, сворачивая в противоположную от Майкла и Джорджии сторону, и она обнимает меня.
— С ума сойти, — говорит она со вздохом. — Мне очень жаль. Сердце щемит от одного только взгляда на Джорджию в таком состоянии.
Я кивком соглашаюсь, слезы подступают к горлу, и слов из себя не выдавить. Она предлагает пропустить бокальчик, прежде чем расстаться, но я напоминаю, что через двадцать минут за мной приедут на свидание, и делаю беспомощный жест, вслух удивляясь, как мне удается так быстро взять себя в руки.
— Ах, точно! Ура, свидание! Это будет весело! — говорит она с энтузиазмом.
Бросаю на нее косой взгляд, и она продолжает свое выступление:
— Иди домой и полезай в ванну.
— Не люблю лежать в ванне.
— Правда? И это в твоей-то громадной ванной комнате? Ступай. Зажги свечку. Добавь немного соли, что я привезла тебе из Парижа, — слышала, что ты позволяешь Джорджии пользоваться ею. Пожалуйста, только попробуй. Помнишь, как ты всегда повторяла: «Субботний вечер — ноги вверх»?
— Ладно, хорошо, тебе трудно отказать. Субботний вечер — ноги вверх, — говорю, обнимая ее на прощание.
Алан звонит ровно за минуту до назначенного времени. Я уже вымыта, пахну розами и одета в черный шелковый комбинезон, который, как он признается позже, показался ему крайне непривлекательным. Мы приветствуем друг друга быстрым объятием и поцелуем в щеку. Он выглядит в точности так, как я его запомнила: высокий, стройный, добрые зеленые глаза, блестящая лысина. Он интересуется ремонтом в нашей квартире, поэтому я провожу для него экскурсию, после чего он говорит, что нам пора. Для такого ливня еще не придумали подходящей обуви, и, насколько бы рациональной я ни была, надевать резиновые сапоги на свидание не собираюсь, поэтому натягиваю пару непрактичных замшевых туфель с открытым носком на танкетке, и мы отправляемся в путь. Он захватил зонт, достаточно большой для двоих, и вопреки моим надеждам поехать на такси выдвигаемся пешком. Идем быстро, с опущенным головами, пока я грациозно перепрыгиваю через лужи на обочинах.
— Можешь подойти ближе, я не кусаюсь, — говорит он, протягивая руку, чтобы, ухватившись за нее, я больше не торчала из-под зонта. В ресторане он уговаривает меня заказать бокал вина, хотя сам не пьет. Я выпиваю его слишком быстро, и он заказывает еще один. Признаюсь, что это был долгий день, и переключение режимов от роли матери к одинокой женщине часто требует титанических усилий, но знаю, что если позволю себе выйти из игры, то вечно буду валяться по субботам на диване, поедая тазы мороженого за просмотром сериалов о других людях, которые живут своей жизнью.
Наш разговор затягивается на несколько часов: о его сложном детстве и моем, о подкастах, религии, свиданиях и его увлечении кулинарией, серфингом и рыбалкой. С ним легко разговаривать, он веселый и слушает, действительно слушает. Как только приносят чек, он подхватывает его и обходит стол, чтобы помочь мне надеть пальто, в очередной раз повторяя: «Не перевелись еще рыцари на земле».
Мы идем в мою сторону, по пути проходя мимо его дома, и он предлагает зайти. Его квартира скудно обставлена, и он извиняется, объясняя, что переехал сюда всего три месяца назад. Я усаживаюсь с одного края дивана, подогнув под себя ноги, а он — с другого. Жду, что он сделает шаг, но этого не происходит. Пробую все уловки из своего недлинного списка: наклоняю голову в сторону, округляю глаза, слегка пожимаю плечами, что, по словам Лорен, стало моим фирменным движением, но ничего не помогает. Мы просто разговариваем. Через час он спрашивает:
— Во сколько ты превращаешься в тыкву?
— Сегодня обойдется без тыквы, Хадсон гуляет с друзьями, — отвечаю.
Мы разговариваем еще несколько минут, пока он не повторяет свою озабоченность тем, что скоро наступит мой комендантский час. Намек понятен: он видит во мне скорее Золушку перед приближающимся боем курантов, чем сексуальную ведьму, которой я стремилась показаться. Алан провожает меня на улицу; когда мы выходим, мимо проезжает такси, и он поднимает руку, чтобы остановить его. Наше прощание — быстрое и неуклюжее: я благодарю его за ужин, а он целомудренно целует меня в щеку и быстро закрывает дверцу, лишь только я оказываюсь внутри машины. Мне хочется заползти под сиденье, когда называю водителю свой адрес, всего в десяти кварталах отсюда, и мне так неловко. Далеко не тонкий намек, чтобы я отправилась домой, и даже не поцеловать нормально на прощание? Не понимаю, в какой момент свидания что-то пошло не так. По моему опыту, все хотят как минимум поцеловать на ночь.
В такси проверяю свой телефон: несколько пропущенных звонков и серия сообщений от № 5 — от «Как твоя ночь?» до «Мне не нравится, что ты не отвечаешь».
Набираю его, и он поднимает с первого гудка. Немного пьян, говорит громко и сердито, обвиняя меня в том, что я ему солгала, и требует объяснить, где была. Я действительно солгала ему, и от этого плохо себя чувствую, но одновременно задаюсь вопросом, зачем провожу время с человеком, о котором не забочусь настолько, чтобы быть с ним честной. Даже отличный секс не стоит того, чтобы выслушивать, как он со мной разговаривает, — может, немного и стоит, но умом понимаю, что одного секса недостаточно. Заявляю ему, что не собираюсь его выслушивать, пока он не успокоится, и вешаю трубку.
Вернувшись к себе, пишу Лорен, чтобы сообщить: я дома, в целости и сохранности, и она требует подробностей.
«Мне не хочется тебя разочаровывать, но их нет. Мы хорошо провели время, но потом он затолкал меня в такси и едва удостоил поцелуя в щеку».
«Да ладно, Аутлук! — пишет она. — Моя девочка на такое не поведется».
«Знаю. Полный облом. А как же череда моих побед? Кстати, завтра мы встречаемся с № 5, но я все отменю, он слишком назойлив».
«Тогда, конечно, отменяй и просто двигайся дальше. Ты же знаешь, что я думаю на этот счет. Ты ничем не обязана ни одному из этих мужчин. Пока-пока, № 5».
