Ричард Лоув - Последний ребенок в лесу

Но вот в чем загвоздка: если одомашненные прерии на самом деле нас устроят, мы в конечном счете должны будем распределить население по всей стране и жить такой жизнью, которую мало кто из нас сейчас может представить. Это будет более радикальная жизнь, чем шедшие по курсу «назад к земле» хиппи когда-то имели в виду. По представлению Джексона, наши правнуки будут жить на фермах или в деревнях, разбросанных по всей стране. Их распространение будет основываться на сложных экологических формулах, разработанных технологиях, чем-то похожих, но в то же время очень отличных от тех, что применялись в 1990-х или в 1890-х годах. Если такой взгляд на будущее покажется вам новой утопией или напомнит вам сельский гулаг — дело ваше, как говорит Джексон, здесь все зависит от воображения. Он считает, что нет такого вида солнечной энергии, таких ресурсов, включая и одомашненные прерии, которых будет достаточно для того, чтобы поддерживать нас, если население не рассредоточится. Несколько позже в нашем веке, по его прогнозам, американская модель расселения будет определяться тем, какое количество людей в каком регионе земля сможет обеспечивать. Города все-таки будут существовать, но их численность уменьшится; в большинстве из них население составит около сорока тысяч человек. Население, проживающее за пределами городов, в сельской местности, утроится по сравнению с 1990 годом, но оно будет тщательно распределено. Так, например, прерии центрального Канзаса будут обеспечивать проживание одной семьи на каждых 16 га. В Айове и где-нибудь на Западе, включая долину Сакраменто, для обеспечения каждой семьи потребуется гораздо меньше — положим, 4 га (говоря о таких возможностях, мой друг добавил: «Я знаю это место. Его называют Францией»).

Такие сельские районы обеспечат жизнь фермерских хозяйств и деревень нового типа. Люди станут жить сообществами на площадях размером примерно в 2 км2. Семьи фермеров обоснуются на собственной земле, но недалеко друг от друга, рядом с деревней, которая расположится в центре этой площади. В этих новых сообществах будут жить от нескольких сотен до нескольких тысяч людей (фермером будет не каждый). Фермерский труд и одомашненные прерии в основном обеспечат потребность в белках и углеводах. Животных (включая легко переносящие зиму породы, выведенные путем скрещивания зубров и крупного рогатого скота) будут выращивать в небольших передвижных загонах на колесах, перевозимых по неогороженной земле. Это избавит от необходимости затрат на починку тысяч километров ограждений и не будет препятствовать свободной миграции диких видов. Люди в деревнях часть дня посвятят выращиванию овощей, фруктов и животных в солнечных биоукрытиях. Необходимая энергия будет вырабатываться с применением разнообразных технологий — от пассивных солнечных установок и использующих силу ветра генераторов до старомодных лошадиных сил. Для детей это окружение будет необычным — одновременно и фантастическим и старинным.

Попытка возвращения к прериям уже однажды осуществлялась. Когда фермерство сконцентрировалось на Западе и Среднем Западе, мелкие фермы Новой Англии исчезли. Между 1850 и 1950 годами тысячи квадратных километров в Нью-Гемпшире, Вермонте и Майне, которые когда-то были урожайными, заросли лесом. Как следы древней цивилизации, забытые каменные ограды исчезли под разросшимися соснами и кленами. Джей Дэвис, редактор Republican Journal в Белфасте, штат Мэн, называет этот период «сонным веком» Новой Англии. Говоря об истории своей страны, Дэвис писал: «В то время как изгороди страны Уолдо клонились и падали, а деревья выступали вперед, заявляя свои права на то, что когда-то было их по праву, и мельницы разрушались и падали в реки, и когда-то вспаханные поля стояли в запустении, в то время, когда люди покинули эти места, а оставшиеся работали в поте лица, чтобы выжить, возникло то, что можно былобы назвать природной средой двадцатого века».

Как похоже это на теперешнее состояние Великих равнин. В журнале National Geographic за 2004 год Джон Г. Митчелл пишет о том, что в некоторых местах средний возраст жителей приближается к шестидесяти годам. «Похоже, трава возвращается и на общественные земли, — отмечает он. — Пятьдесят участков общественных земель общей площадью более

1 млн 400 тыс. га разбросано по Великим равнинам от Северной Дакоты до Техаса. Вот то наследие, которое получило правительство после банкротства и лишения прав выкупа по закладной тысяч неудачливых поселенцев в 1930-х годах.

Этого достаточно, чтобы задуматься над вопросом: если трава возвращается на Великие равнины, не могут ли следом за ней прийти и бизоны?» Фактически количество бизонов — в которых теперь видят альтернативу разведения традиционного крупного рогатого скота — динамично растет. На севере равнин банки сейчас помогают скотоводам переключиться от традиционного скотоводства на разведение бизонов. Такая перемена, по мнению журнала, дает ясное представление о том, какой когда-то была Великая равнина и какой она может стать вновь.

Может ли появиться новое поколение переселенцев? Мы оказались свидетелями, по крайней мере, одного неудачного начала. В середине 1970-х годов, впервые после 1820 года, сельские районы стали расти быстрее, пропорциональнее, чем большие города. Бурный рост наблюдался и в небольших городах, особенно в тех, которые были облюбованы крупными предпринимателями — скажем, такими, как представители автомобильной промышленности, — или, что встречалось чаще, обосновавшимися на окраинах городов, где-то в часе езды от центра. Жилье здесь дешевле, так что цены на горючее не так важны. Но нельзя не признать тот факт, что при таком рассредоточении сельской Америки и американских небольших городов миграция город — село в 1970-х годах длилась недолго. Одна из причин была экономической, вторая состояла в том, что человек — существо социальное. Стихийная урбанизация сельских районов вела к слишком большой обособленности. Так и сегодня разрастание идет, но великая миграция в отдаленные районы Америки все же должна начаться, и, возможно, если судить по текущему моменту, это к лучшему. Слишком уж часто маленькие городки, подвергшиеся наплыву переселенцев, утрачивают свой колорит и прелесть из-за чрезмерного разрастания.

Однако история изобилует неудачными начинаниями, они, как волны, накатывают и вновь отступают, но потом возвращаются с новой силой. В 1862 году президент Авраам Линкольн подписал Закон о земельных наделах, положив начало поселениям на миллионах гектаров. Под стать этому документу Конгресс принимает несколько законов в том же духе Вместо предложения земли новый закон о земельных наделах предложил поощрительные меры для людей, решивших начать дело в тех самых сельских районах, из которых произошел отток населения за последнее десятилетие. Закон предоставляет налоговые скидки и выгодные кредиты, начальные инвестиции и выплаты вплоть до половины ссуды по окончании колледжа — не столь уж незначительное предложение для 40 % студентов, бравших заем на обучение и окончивших колледж с долговыми платежами, составляющими больше 8 % их ежемесячного дохода. Прочие стимулы к переезду из крупных городских центров не менее существенны: это и распространение беспроводной компьютерной связи (в настоящее время самая большая в стране беспроводная широкополосная сеть охватывает более 1000 км2 сельской местности, где самый большой город имеет население всего 13 200 человек), это и строительство региональных аэропортов, обслуживающих небольшие города и поселки, и боязнь терроризма в более крупных городах.

При таком повороте событий семьям с детьми предоставляется возможность выбора из нескольких вариантов. Они могут прямо сейчас переехать в городок поменьше, в такой, например, как Су-Фолс[79] в Южной Дакоте. «Самое привлекательное то, что жизнь здесь намного проще», — говорит социолог Розмари Эриксон, вернувшаяся в свою родную Южную Дакоту из Калифорнии в 2004 году. Это было ее второе возвращение. Первый раз она приехала сюда в 1980-х годах, когда управляла бизнесом из Дэвиса, деревушки, находящейся в нескольких милях от Су-Фолс. Су-Фолс не такой уж маленький город, однако он гораздо тише и, несомненно, гораздо ближе к природе, чем перегруженные мегаполисы на побережье, и здесь Розмари окружали прерии и фермы, которые она в детстве так любила. Су-Фолс, отмечает она, «удивительно изменился, здесь много эмигрантов из Судана, да и многих других». Она говорит: «Когда я была маленькой девочкой, в Дэвисе был только один чернокожий студент». Люди в Су-Фолс сейчас не чувствуют себя изолированными от мира. Хотя пенсионеры и составляют большинство мигрировавших обратно в этот район страны, Розмари знает и семьи, которые переехали в Южную Дакоту для того, чтобы их дети воспитывались в спокойной атмосфере, что предполагает и более тесный контакт с природой.