любого невроза, его рассудок и воображение помогают ему затемнить и приукрасить картину.
Отбросить самообвинения, воспользовавшись самооправданиями, он не может, иначе пришлось бы перешагнуть через свои нельзя на высокомерие и тщеславие. Не получается у него толком ненавидеть или презирать других за то, что сам отвергает в себе, потому что должен быть «понимающим» и уметь прощать. На самом деле попытка обвинить других или найти другой способ выразить свою к ним враждебность вовсе не успокоила бы его, а испугала – из-за его табу на проявления агрессии. И, как мы теперь убедились, он черезвычайно нуждается в других, и по этой самой причине ему лучше избегать трений с ними. Из-за всех этих обстоятельств ему за себя не постоять, что и происходит не только при его столкновениях с другими, но и в случае нападок на самого себя. Другими словами, он одинаково беззащитен против собственных обвинений, презрения, мучительства и т. п. и против нападения со стороны окружающих. С покорным поклоном он это все принимает. Он и не думает оспаривать приговор внутренней тирании, что, в свою очередь, снижает его и без того низкое мнение о себе.
И все же он должен как-то защищаться, и на этой почве у него развиваются своеобразные защитные механизмы. Ужас, который может охватить его в ответ на приступ ненависти к себе, в действительности возникает, только если его особые защиты не сработали. Для него процесс само-умаления – не только средство избежать захватнических установок и держаться в узких рамках нельзя, но и способ утишить ненависть к себе. Я добавлю наглядности в описание этого процесса, указав на характерное поведение смиренного типа личности, когда ему кажется, что на него нападают. Он предпринимает попытки задобрить врага и ослабить натиск обвинений, в полной готовности признать свою вину: «Вы совершенно правы. Я полный дурак. Это все моя вина». Самоупреки, приниженные извинения, выражение отчаяния – в этом случае все идет в ход, чтобы выудить успокаивающие разуверения. Он может умолять о пощаде, выставляя напоказ свою беспомощность. С помощью такого же «задабривания» он вытаскивает жало и из своих самообвинений. Он сознательно демонстрирует, какое испытывает огромное чувство вины, беспомощность, нужду, короче говоря – подчеркивает свое страдание.
Другой путь понизить внутреннее напряжение – пассивная экстернализация. Она проявляется в том, что пациент считает, что его обвиняют, подозревают, пренебрегают им, унижают, презирают, издеваются над ним, пользуются им или откровенно плохо обращаются. Однако эта пассивная экстернализация хотя и уменьшает тревогу, но все же не так эффективна в качестве средства избавления от самообвинений, в отличие от активной экстернализации. Кроме того, она (как и любая экстернализация) идет во вред его отношениям с окружающими, а он, по многим причинам, особенно к этому чувствителен.
Несмотря на все эти защитные механизмы, ситуация в его внутреннем мире остается весьма шаткой. Тут по-прежнему требуется более мощный источник успокоения. Даже в те периоды времени, когда его ненависть к себе не выходит за границы умеренности, он чувствует бессмысленность всего, что он делает сам или для себя. В результате самоумаления и т. п. он становится глубоко уязвимым человеком. Поэтому, не отступая от прежних образцов, он ищет других людей, чтобы укрепить свои внутренние позиции: другие подарят ему чувство, что его принимают, одобряют, нуждаются в нем, желают его, он всем импонирует, его любят и ценят. Его спасение – в руках других. Следовательно, его нужда в людях не только глубоко укоренилась, но временами приобретает черты безумия. И нам становится понятна та притягательность, которую любовь имеет для данного типа личности. Слово «любовь» я использую как общий знаменатель для разных положительных чувств, пускай это будет симпатия, нежность, дружеское расположение, благодарность, любовь мужчины и женщины или чувство, что в тебе нуждаются и ценят. Я посвящу целую главу тому, как эта тяга к любви сказывается на любовной (в строгом смысле слова) стороне жизни человека. Здесь же мы обсудим, как она проявляется в человеческих отношениях вообще.
Чтобы заручиться поддержкой своей власти и своих мнимых ценностей, захватническому типу личности нужны люди. Они нужны ему и в качестве предохранительного клапана – чтобы выпускать на них свою ненависть к себе. Но поскольку к собственным ресурсам ему подобраться легче и он обеспечен большей поддержкой собственной гордости, его потребность в других не такая уж настоятельная и не такая уж всеобъемлющая, как у смиренного типа личности. А природа и размах потребности в других определяют и ожидания от других. Высокомерно-мстительный тип личности изначально ожидает зла, пока не получит доказательств противоположного. Истинно замкнутый тип личности (о котором мы будем говорить позднее) не ждет ни добра, ни зла. Смиренный тип упрямо ждет добра. Внешне это выглядит так, как если бы он был свято уверен, что человек добр от рождения. Это верно, он более открыт, более чувствителен к приятным качествам других людей. Но компульсивность его ожиданий мешает ему проявить хоть какую-то разборчивость. Он, как правило, не может отличить истинное дружелюбие от множества его подделок. Он слишком быстро тает под любым проявлением тепла или интереса. Вдобавок его внутренние предписания гласят, что он должен любить всех и не должен никого ни в чем подозревать. И наконец, страх противостояния и возможного столкновения заставляет его не видеть в упор, отметать в сторону, сводить к нулю и оправдывать такие черты, как лживость, изворотливость, эксплуататорство, жестокость, вероломство.
Недвусмысленность таких поступков каждый раз застигает его врасплох, но и тогда он отказывается верить в любое намерение обмануть, унизить, использовать. Им часто злоупотребляют (а еще чаще он так воспринимает происходящее), и все же это не изменяет его основных ожиданий. Даже если по горькому жизненному опыту он знает, что нечего ждать что-то хорошее от этой группы людей или от данного человека, он по-прежнему упорно ждет – сознательно или бессознательно. Когда подобная слепота нападает на человека, в иных отношениях психологически проницательного, друзья или коллеги могут быть ею просто изумлены. Но она просто указывает, что такие огромные эмоциональные потребности берут верх над очевидным положением дел. Чем больше он ждет от людей, тем больше он склонен видеть их идеальный образ. Таким образом, вместо реальной веры в людей у него есть лишь установка Поллианны, которая неизбежно приносит ему бездну разочарований и делает его еще более неуверенным.
Вот краткий перечень того, чего он ожидает от людей. В первую очередь, он должен чувствовать, что его принимают. Это ему подойдет в любой доступной форме: внимания, одобрения, благодарности, дружбы, симпатии, любви, секса. Для наглядности сравним: точно так же, как в
