Так как слова являются хранилищем опыта, они также служат для создания и формирования будущего опыта. Когда мать говорит своей дочери: «Мужчины эгоистичны. Не доверяй им», — она, во-первых, передает свой собственный опыт, а во-вторых, формирует будущий опыт общения своей дочери с мужчинами. Совсем не обязательно добавлять приказ. Если просто сказать, что мужчины эгоистичны или мужчинам нельзя доверять, то это будет иметь такой же эффект. Это то, что мы называем обучением. Цель школы — передать прошлый опыт ребенку в основном в форме слов и в этом же процессе создать будущие отношения ребенка с миром в соответствии с этим опытом.
Я не могу углубляться в вопрос ценностей или помех, которые создает процесс обучения детей. Институт обучения был необходим для развития нашей настоящей культуры. Предметом спора в любой школьной программе является то, был ли правильно воспринят передаваемый опыт. Конечно, в процессе обучения нередко встречаются искажения.
Мы соприкасаемся с силой слов при формировании опыта. Что произойдет с ребенком, которому родители твердили: «Ты никогда ничего не делаешь правильно»? Этот ребенок до некоторой степени будет всю последующую жизнь страдать от ощущения, что он никогда ничего не делает правильно. Чувство некомпетентности будет присутствовать независимо от того, как хорошо он устроился в жизни. Эти слова отпечатались в мозгу ребенка, и стереть их — непростая задача.
Занимаясь психотерапией, я в большинстве случаев обнаруживал причины такого негативного программирования. Одна пациентка рассказывала, как мать сказала ей: «Ни один мужчина никогда не захочет тебя». И эти слова были как проклятие, лежащее на ней. Другой пример. Пациент сказал мне: «Я не могу иметь друзей. Я ожидаю и хочу от людей слишком многого». Я знал, что это действительно так, но не знал, почему он, зная это, упорствует в своих непомерных требованиях. Как выяснилось в процессе терапии, пациент был убежден в том, что его мать относилась к нему враждебно. Тогда я спросил у него: «Не слишком ли много ты требуешь от матери, ведь она не является твоим врагом». Он тут же ответил: «Да, слишком много». Когда я спросил: «Почему?», он сказал, что не мог иметь такую мать. Я указал ему на то, что в моем вопросе стоял глагол требовать, и не иметь. Он ответил: «Моя мать всегда говорила, что я слишком много требую».
Ребенок никогда не требует «слишком много». Он требует то, что хочет. «Слишком много» является взрослой оценкой, которая служит для того, чтобы заставить ребенка почувствовать себя виноватым только за то, что он требует. В результате чувство вины заставляет человека требовать так много, что его могли отвергнуть! Отвержение поддерживает его чувство вины, и он оказывается в порочном круге.
Силе одних слов можно противостоять только силою других. В новых словах должна содержаться правда, они должны колокольным звоном отдаваться внутри пациента, чтобы освободить его от связывающих слов. Это то, что мы делаем при работе над проблемой, аналитически разъясняя, что, как и почему. Этот процесс приводит к тому, что аналитики называют инсайт, что можно определить как «видеть искажения впечатлений».
Я не утверждаю, что только анализ и инсайт изменят личность. Существует другой важный фактор, энергетический, который надо рассматривать на телесном уровне. Я убежден в том, что изменение в личности может поддерживаться только тогда, если имеет в результате тщательной работы над проблемами место достаточный инсайт.
Быстрое «излечение», которого добивался Райх, можно назвать магической трансформацией, или трансцендентальным опытом, который зависел от личности самого Райха и от того, что он делал. Я тоже делал подобные «чудеса» с пациентами, но также знал, что такие изменения не удержатся. Так же как изменение может произойти при одном стечении обстоятельств, оно может быть утеряно при другом. Когда оно утеряно, пациент не знает пути к свободному состоянию. Ему нужна карта, так же как Конвею, когда он искал Шангри-Ла.
Одной из целей анализа является создание такой карты в мозге пациента. Это карта слов, созданная из воспоминаний и поэтому представляющая полную историю жизни человека. Когда она собирается вместе, как кусочки головоломки, то, наконец, приобретает смысл, и человек видит, кто он есть и как он находится в этом мире, так же как он знает все «почему» своего характера. Результатом является повышенное осознание себя, своей жизни и мира в целом. На протяжении всей моей терапии с пациентами я чередовал расширение сознания на телесном уровне и повышение его на вербальном.
Одна из моих пациенток выразила эту идею кратко. Она сказала: «Если вы не будете словами выражать ваши чувства, они не будут срабатывать до конца. Это последняя скрепка. Это та вещь, которая направляет изображение». Я понял прямо. Слова направляют изображение лучше или хуже. Я пойду дальше и скажу, что слова создают представление о мире вокруг нас в наших умах. Без него мы потеряны, и это одна из причин, по которой шизофреники являются потерянными. У них нет полной картины мира или себя, а только разрозненные фрагменты, которые они не могут сложить вместе. Если картина внешне кажется полной, но не точна из-за иллюзий, то получается невротическая ситуация. По мере терапии человек получает все более ясную и правдивую картину того, что представляет его жизнь и кто он есть. Терапия не заканчивается, пока картина не становится полной. Но я должен повторить еще раз, эта картина вербальная, а не визуальная. Посредством верных слов мы видим и узнаем себя. Вследствие этого мы можем полно выражать себя.
Использование верных слов является энергетической функцией, потому что это функция сознания. Это осознание точного соответствия между словом (или предложением) и чувством, между идеей и мнением. Когда слова и чувства связаны или совпадают, энергетический поток, который получается в результате этого, увеличивает состояние возбуждения в уме и теле, поднимающее уровень сознания и обостряющее его фокус. Но установление контакта не сознательное действие. Мы совершаем сознательные попытки найти верные слова, соответствующие нашим чувствам — каждый писатель делает это, — но само по себе соответствие происходит спонтанно. Правильные слова проскальзывают на место иногда неожиданно, когда мы открыты нашим чувствам и позволяем им течь. Я верю, что энергетический заряд связан с возбужденными чувствами и активизирует нейроны мозга, участвующие в словообразовании. Когда эти нейроны соответствующим образом реагируют на чувство, ощущение, то появляется правильное соответствие и кажется, что наступает просветление в голове.
Некоторые люди используют слова, не связанные с чувствами. В таком случае мы говорим о человеке, что он живет рассудком или находится «не в своей тарелке». Эти выражения также могут означать, что слова не имеют отношения к реальной ситуации. Мне интересно выражение само по себе, потому что это язык тела и он означает некоторое осознание динамических процессов, участвующих в вербальной коммуникации. Это становится понятным, когда мы сопоставляем эти выражения с противоположными: «Он говорит от всего сердца» или «Его слова идут прямо от сердца». Если человек говорит от сердца, это проявляется в тоне его голоса и в использовании слов, которые просто и прямо выражают сердечные чувства говорящего. Когда человек говорит от сердца, мы непосредственно находимся под впечатлением от его целостности и единства со своими высказываниями.
Если слова человека исходят только из его головы, они уменьшают эту простоту и непосредственность. Они или технические, или интеллектуальные и отражают первоначальный интерес говорящего больше к идее, чем к чувству. Я не критикую такую речь, когда она уместна. Но даже в этой ситуации большинство хороших ораторов вносят в свою речь язык тела и чувств. Они делают это потому, что не могут полностью разобщить свои мысли и чувства.
Разобщение этих двух вещей ведет к чистой интеллектуализации, которую некоторые люди принимают за эрудицию. Независимо от того, что говорит человек, можно обнаружить, что его высказывания скучные и ведут в никуда. Недавно по телевизору я видел интервью между Вильямом Баклеем, младшим, и Малькольмом Маггериджем. Контраст речи между этими двумя людьми был поразительный. Маггеридж выражал свои идеи довольно простым языком и с чувством. Баклей, напротив, в основном использовал слова из философских трактатов. Маггеридж был интересен, а Баклей скучен, и эта разница проявлялась в их телах. У Маггериджа, более старшего по возрасту, были ясные блестящие глаза и живые приятные манеры, у Баклея глаза водянистые, он был холоден и сдержан.
Слова являются языком эго, так же как движение — языком тела, поэтому философия эго занимается словами, которые использует человек. Ни одна серьезная работа по человеческой личности не может проигнорировать важность эго и его психологии, но ни одна не может быть и ограничена в этом аспекте личности. Эго — это не человек, и оно не функционирует отдельно от тела. Диссоциированное эго и диссоциированная интеллектуальность представляют собой потерю целостности в личности. Психология эго не способна преодолеть эту проблему, потому что ее исключительное сосредоточение внимания на эго усугубляет эту диссоциацию. Нужно подходить к проблеме со стороны тела пациента и его чувств, чтобы начать процесс исцеления. Но этот подход также односторонний.
