выводы касательно природы бессознательного.
Это не мифическая сфера наследуемого расового опыта, как считал Юнг, и не вместилище иррациональных либидозных сил, как полагал Фрейд. Бессознательное следует понимать на основании принципа «то, что мы делаем, влияет на то, что мы думаем и чувствуем».
Сознание представляет собой психическую деятельность в состоянии поглощенности внешней реальностью – действиями. Бессознательное – психический опыт в состоянии существования, при котором отсутствует связь с внешним миром, мы больше не заняты действиями, а погружены в самоощущения. Бессознательное связано с особым образом жизни – состоянием бездеятельности, и характеристики бессознательного вытекают из природы этого состояния. Свойства сознания, с другой стороны, определяются природой действий и функцией выживания в состоянии бодрствования.
«Бессознательное» является бессознательным только по отношению к «нормальному» состоянию деятельности. Когда мы говорим о «бессознательном», мы на самом деле сообщаем только о том, что этот опыт чужд состоянию ума, когда мы действуем; он воспринимается как призрачный, вторгшийся элемент, который трудно уловить и трудно запомнить. Однако дневной мир оказывается столь же бессознательным во сне, как ночной мир во время бодрствования. Термин «бессознательное» обычно используется исключительно с точки зрения дневного опыта и, таким образом, не передает того, что и сознание, и бессознательное – всего лишь различные состояния разума, относящиеся к разным состояниям существования.
Можно возразить, что в бодрствующем состоянии существования мысли и чувства тоже не полностью подчиняются ограничениям пространства и времени; наше творческое воображение позволяет нам думать об объектах прошлого и будущего, как если бы они существовали в настоящем, и об удаленных предметах, как если бы они были у нас перед глазами; наши чувства во время бодрствования не зависят от физического присутствия объекта или от его сосуществования с нами во времени; таким образом, отсутствие системы пространства-времени характерно не только для существования во сне в противоположность бодрствующему состоянию, – это относится к мыслям и чувствам в противоположность действиям. Такое полезное возражение дает мне возможность прояснить одно важное положение в моих рассуждениях.
Необходимо различать содержание мыслительных процессов и логические категории, используемые при мышлении. Хотя верно то, что содержание мыслей во время бодрствования не подчиняется ограничениям пространства и времени, категории логического мышления имеют пространственно-временну́ю природу. Я могу, например, думать о своем отце и констатировать, что его установка в определенной ситуации идентична моей. Это утверждение логически правильно. С другой стороны, если я заявлю: «Я – мой отец», – утверждение окажется нелогичным, потому что не соответствует законам физического мира. Однако эта фраза с точки зрения внутренних переживаний логична: она выражает ощущение моей идентичности с отцом. Логические мыслительные процессы в состоянии бодрствования подчиняются категориям, имеющим корни в особой форме существования – той, когда мы связаны с реальностью в терминах действия. В спящем состоянии, которое характеризуется отсутствием даже потенциального действия, используются логические категории, имеющие отношение только к моему самоощущению. То же верно и для чувств. Когда в бодрствующем состоянии я испытываю какое-то чувство к человеку, которого не видел двадцать лет, я осознаю тот факт, что этот человек отсутствует. Если человек мне снится, мое чувство воспринимается так, как если бы он или она присутствовали. Однако слова «как если бы присутствовали» выражают чувство в логических концепциях «бодрствующей» жизни. Во сне нет никакого «как если бы»: там человек действительно присутствует.
На предыдущих страницах была предпринята попытка описать условия, возникающие во сне, и сделать из этого определенные выводы, касающиеся качеств активности в сновидении. Теперь мы перейдем к исследованию одного специфического элемента, имеющего огромную важность для понимания процессов сна. Мы говорили о том, что во сне мы не занимаемся управлением внешней реальностью. Мы ее не воспринимаем и не влияем на нее, как и не подчиняемся воздействию внешнего мира. Отсюда следует, что эффект такого отхода от реальности зависит от качеств реальности как таковой. Если воздействие внешнего мира по сути благотворно, отсутствие такого воздействия во сне имело бы тенденцию понижать ценность нашей активности во время сна, так что она уступала бы нашей психической деятельности в дневное время, когда мы находимся под воздействием благотворного влияния внешней реальности.
Однако правы ли мы в том, что воздействие реальности носит исключительно благотворный характер? Не может ли быть, что оно также и вредоносно, и тем самым отсутствие такого влияния способствует проявлению качеств, превосходящих те, которые свойственны нам наяву?
Говоря о реальности вне нас, мы не имеем в виду в первую очередь природный мир. Природа как таковая не хороша и не плоха. Она может быть полезна нам или вредна, и отсутствие ее восприятия освобождает нас от задачи управлять ею или защищаться от нее, но не делает нас ни глупее, ни мудрее, ни хуже, ни лучше. Все обстоит совершенно иначе с созданным человеком миром вокруг нас, с той культурой, в которой мы живем. Их воздействие на нас весьма неоднозначно, хотя мы и склонны считать, будто оно идет исключительно нам на пользу.
Действительно, свидетельства того, что влияние культуры благотворно, кажутся почти исчерпывающими. От мира животных нас отличает способность создавать культуру. Различия культурного уровня отличают высшие формы человеческого развития от низших. Простейший элемент культуры – язык является необходимым условием любых достижений человечества. Человека заслуженно называют животным, создающим символы, потому что без способности говорить мы едва ли могли бы быть названы людьми. Однако любая другая функция человека также зависит от наших контактов с внешним миром. Мы учимся думать, следя за другими людьми и учась у них. Мы развиваем свои эмоциональные, интеллектуальные и артистические способности под влиянием соприкосновения с накопленными знаниями и художественными свершениями, созданными обществом. Мы учимся любить и заботиться о других благодаря контактам с ними, и мы учимся сдерживать импульсы враждебности и эгоизма в силу любви к другим или по крайней мере из страха перед ними.
Так разве созданная людьми реальность вне нас не является самым важным фактором развития самого лучшего в нас и разве не должны мы ожидать, что, лишившись контакта с внешним миром, мы временно опустимся до примитивного, звероподобного, неразумного состояния? В пользу такого заключения можно многое сказать, и мнение о том, что такая регрессия – существенная особенность состояния сна и тем самым активности во сне, разделялось многими учеными, от Платона до Фрейда. С этой точки зрения ожидается, что сновидения – выражения иррациональных, примитивных влечений, и тот факт, что мы так легко забываем сны, исчерпывающе объясняется стыдом за эти иррациональные, преступные импульсы, появляющиеся, когда мы не находимся под контролем общества. Несомненно, такая интерпретация сновидений верна, и мы вскоре
