Я говорю. Как могу. Или молчу вместе с ним. Я знаю, он поймет. Он всегда меня понимает.
Мария Летучева, 8 марта 2007 г.
Черный день
30 января – день, полностью изменивший мою жизнь. Когда-то, почти два десятка лет назад, в этот день я шла по центральной улице Иркутска – знаете, там, где трамвай на Ленина поворачивает… На возвышении там стоит храм. А напротив него сейчас 130-й квартал, раньше его не было. День был чудесный – очень солнечный и яркий. И колокола… Они звенели так пронзительно, что я очень запомнила. Я еще тогда не знала, что звон этот для меня – поминальный – и что свет мой померк, несмотря на яркое солнце…
Тогда я этого не знала и еще несколько суток провела в неведении. Эти несколько суток растянулись в вечность: очень тяжело пребывать в состоянии неопределенности – сами, наверное, знаете. Вроде бы и надежда есть, но с каждым днем она становилась все меньше. Она таяла. Мы искали отца, который уехал в командировку и не вернулся. И вот день ясности настал. Как вы уже догадались, ничего хорошего он мне и моей семье не принес. Для нас мир рухнул. Я была папиной дочкой, и это была оглушительная потеря. Эффект разорвавшейся бомбы!
Мало стать отцом, нужно постараться стать Папой. Мой отец был для меня Папой. Самым лучшим и любимым, вроде бы ничего особенного для этого не делая. Так же, как и остальные мужчины, пропадал на работе (она для него была очень важна), уезжал в командировки и много чего не делал из того, что подобает делать настоящему отцу. Но! Он просто любил, наверное, очень любил свою жену и детей.
Мне тогда казалось, что у меня забрали костыли. Вдумайтесь, какая у меня была ассоциация! То есть я была немощной, когда у меня был отец?! Бред! Я никогда не росла избалованным ребенком, я была старшей, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но… ощущение опоры – оно куда-то делось! Исчезло в один момент. Говорят, все, что нас не убивает, делает сильнее. Это правда так. С тех пор многие годы я выстраиваю эту опору внутри себя, свою, собственную. Было время, когда я очень обижалась на жизнь за то, что у меня забрали самое дорогое, но… У Бога своя логика, не человеческая. С годами я приняла это, и психология мне в этом очень помогла.
Что есть сейчас? Сейчас есть я – такая, какой я стала, много лет проживая эту жизнь без физической поддержки отца. И есть память, светлая и благодарная, за то, что он вообще в принципе у меня был, многим и этого не дано. И есть любовь, она никуда не делась и не денется. Мало стать отцом – нужно постараться стать Папой. Родной мой, ты с нами, но в какой дали от нас… Благодарю за то, что был рядом…
Эвелина Синкевич, 21 марта 2017 г.
История о моем отце
У меня были странные отношения с отцом. Мама и бабушка помогли сформировать негативное отношение к нему. Будто он был человеком, который вот-вот кинет свою семью, вот-вот ее предаст. Поэтому я жила с ним и одновременно не с ним. Мы с ним считанные разы разговаривали по душам. Я их помню.
В семье отца было принято считать детей детьми и не относиться к ним серьезно. Типа «подрастешь – поймешь». Я вот подросла, а его уже нет…
В итоге сформировалось довольно искаженное видение моего отца как негативного персонажа. Я видела, что он безумно мучился от чего-то. Однажды он сказал: «В 40 лет уже ничего нового не происходит». Сейчас я понимаю, что это были апатия и безысходность, которые в итоге привели его к смерти. Он не мог оставить детей и не видел иного выхода, как уйти из жизни. Его душевная рана привела в итоге к ране физической. Панкреонекроз…
Когда мы были маленькими, мама сказала, что отец называл нас «бревно на ножках». С тех пор я считала, что отец нас не любит. Накопившаяся обида с годами перешла в презрение. Я старалась с ним не общаться, избегать его взгляда и прикосновений.
Сейчас мне больно вспоминать все это. Если бы не мать, все могло бы быть по-другому.
Перед смертью он сказал: «Хорошие вы у меня были». Эта фраза врезалась в мое сердце и пустила корни во все прошлые отношения с ним. Я вдруг увидела это глобальное искажение. А что если не он убегал, а его выгоняли, его вынуждали убегать?
Как же мать держала отца… Эти тиски было невозможно разжать. Самообман, что все счастливы, что все хорошо, до слепоты вскружил ей голову.
Сейчас мне его жалко, безумно жалко. Да, вы скажете, что это его собственный выбор, но весь вопрос в том, что именно он выбрал и ради чего все это. Он выбрал долг. Воспитание, которое ему дали отец и мать, победило в нем желание быть счастливым.
Его влияние на мою жизнь колоссально. Отец имел высшее образование, много читал, изобретал. Отчасти благодаря его примеру я окончила МГК им. Чайковского.
Интеллигент в высшей степени! Если он видел, что кто-то выкинул фантик мимо урны, обязательно останавливал человека и делал ему замечание. Иногда подобное поведение доводило чуть ли не до драки. Я такая же. С шашкой на амбразуру.
И все же мне искренне жаль, что он не ушел от матери.
По молодости я безумно полюбила мужчину. И чуть не умерла от боли, когда узнала, что это не взаимно. Как? У нас не будет семьи? Ведь семья одна, раз и навсегда, что бы ни случилось, она не может разрушиться, и в голове звучало: «С любимыми не расставайтесь»…
Не держите своих любимых. Дайте им возможность дышать, дайте свободу, дайте возможность любить вас. Лишь отпустив и внутренне приняв мысль, что он/она может уйти, понимаешь, кто истинно твой человек…
Екатерина Заборонок, 28 марта 2017 г.
Сочинение на тему «мой папа»
Моего папу зовут Александр, Окунев Александр Олегович. Назвали его в честь моего прадеда, который служил доблестно. Родился папа в Москве 11 апреля 1956 года. Учился, работал. Работы были у него самые разные, но самая любимая – водолазом-спасателем.
У папы есть брат. Правда, я его не видела никогда. Они не общаются.
Папа познакомился с моей мамой, когда она работала фельдшером на скорой помощи. Водолаз-спасатель и «скоровик» – романтика. Расписались они 14 февраля. Тогда еще не знали такого праздника, как День святого Валентина. А они как знали и чувствовали. Через пять лет родилась я. Папе было 34, маме – 29.
Тогда папа уже работал на двух работах – спасателем и диспетчером в Мосэнерго.
Я помню, что при всей его занятости мы часто с ним гуляли. С ним было интересно гулять, потому что мы вечно ездили куда-то. В какие-то парки, на детские площадки. Летом – на дачи, обязательно купались летом. Всегда в самых больших водоемах. Водохранилищах, реке Волге, Оке. Папа любил большие водоемы, ему нужны были пространство и чистая вода. Он приучил меня к воде. Поэтому, когда люди едут в сосновый бор купаться, я плююсь.
Помню, папа купил «Волгу». Машину. Большую такую, бежевого цвета. Это было событие. Тогда папа пригласил нас с мамой покататься по району. Это было очень круто. Я была счастливая, хотя тогда не поняла всей значимости события. Я легла на заднем сиденье и притворилась, что уснула. Мне не хотелось идти домой. Потом, правда, машина с моста упала в реку. Вместе с папой. Папа выжил, машина нет.
Папа очень меня любил и любит. Всегда баловал. Мне с ним нравилось делать уроки, потому что он был не такой строгий, как мама. И особо не ругал. Всегда говорил: «Учись сама. Тебе это надо. Тебе жить. Я тебя только до 18 лет воспитываю».
Папа мне часто помогал. Учил. Играть на гитаре и в шахматы. Учил водить машину. Отправил в автошколу, а я так и не сдала на права. Помог с учебой в медицинском, а я пока не работаю врачом.
В день смерти мамы я увидела, как сильно он любил ее, «свою Танюшку». Хотя при жизни они не высказывали своих теплых чувств друг другу.
Я была маленькой, когда мы с мамой полетели на море. Без папы. Он работал. Там маму госпитализировали с приступом бронхиальной астмы. Я жила в ординаторской с врачами. Просыпалась, когда у них смена начиналась. Они смеялись, шутили. Обстановка была такая дружеская. Потом я бежала по ступенькам к маме, в палату. Видимо, тогда я точно решила, кем буду. «Меня лечить будешь», – говорила мама, когда я ставила укол в плюшевый зад мишки.
