Остальные члены моей семьи переняли у дедушки любовь к чтению. В нашем доме чтение было основным способом совместного проведения досуга. По субботам мы удобно устаивались с книгами в своей берлоге. Там было лучшее из всего, что можно было взять из двух миров: с одной стороны, мы ощущали тепло семейного очага, с другой — путешествовали по захватывающим мирам нашего воображения.
И все же когда я немного подросла, то начала размышлять над тем, не выгляжу ли я как будто «не от мира сего» из-за своей любви к чтению. Вскоре это подозрение подтвердилось, когда в возрасте десяти лет я поехала в летний лагерь и увидела там, как одна девочка с высоким лбом, в очках с толстыми стеклами отказалась отложить книгу в очень важный первый день в лагере — и сразу же стала изгоем. Социальная изоляция превратила ее жизнь в лагере в ад. Мне тоже очень хотелось что-нибудь почитать, но я так и не достала из чемодана свои книги в мягких переплетах (хотя чувствовала себя виноватой, как будто я была нужна своим книгам, но бросила их). Девочку, которая продолжала читать, все считали робкой и зацикленной. Я тоже была такой, но знала, что должна это скрывать.
После того лета я уже по-другому относилась к своему стремлению уединяться с книгой. В средней школе, в колледже и даже на должности юриста я пыталась казаться экстравертом в большей степени, чем на самом деле.
По мере того как я взрослела, пример моего дедушки все больше вдохновлял меня. Он был скромным, но выдающимся человеком. Дедушка умер, когда ему было 94 года; он был проповедником на протяжении шестидесяти двух лет. В день его похорон нью-йоркской полиции пришлось перекрыть движение на улицах нашего района, чтобы там могли поместиться люди, пожелавшие провести его в последний путь. Дедушка был бы очень удивлен, если бы узнал об этом. Сейчас я думаю, что одним из лучших его качеств было смирение.
Эту книгу я с любовью посвящаю членам своей семьи. Моей маме, с ее безграничной любовью к спокойным беседам за кухонным столом — она дарила нам, своим детям, тепло близких отношений. Мне посчастливилось иметь такую любящую мать. Моему отцу — врачу, который посвятил свою жизнь людям. Он на собственном примере научил нас с удовольствием проводить много часов за письменным столом в поисках знаний, но не забывал делать перерыв в работе, чтобы почитать нам свои любимые стихи или показать научные эксперименты. Я посвящаю эту книгу моим брату и сестре, они до сих пор дарят мне свою любовь и тепло. Мы росли вместе в нашей маленькой семье в доме, полном книг. И еще, я посвящаю эту книгу бабушке — за ее мужество, твердость характера и заботу.
В память о моем дедушке, который так красноречиво говорил на языке тишины.
О понятиях интроверсии и экстраверсии
Эта книга посвящена интроверсии в том смысле, в каком ее понимают с культурной точки зрения. Главная ее задача состоит в том, чтобы проанализировать извечное разделение между «человеком дела» и «человеком мысли» и помочь читателям понять, что мы могли бы сделать мир лучше, если бы поддерживали баланс между этими двумя типами личности. Основное внимание в книге уделяется людям, которым свойственны хотя бы некоторые из следующих качеств: склонность к размышлениям, развитый интеллект, любовь к чтению, непритязательность, вдумчивость, серьезность, созерцательность, утонченность, склонность к самоанализу, обращенность во внутренний мир, мягкость, спокойствие, скромность, склонность к уединению, застенчивость, неприятие риска, тонкокожесть. Здесь также идет речь и о людях противоположного типа — о «людях дела», которым свойственны: энергичность, экспансивность, общительность, эмоциональная возбудимость, склонность к доминированию, уверенность в себе, активность, готовность пойти на риск, толстокожесть, направленность на внешний мир, беспечность, смелость и способность чувствовать себя комфортно в центре внимания.
Безусловно, эти категории очень обобщенные, поэтому мало кого можно без оговорок отнести к одной из них. Тем не менее мы сразу же узнаем людей этих двух типов, поскольку они играют значительную роль в нашей культуре.
Возможно, современные специалисты по психологии личности вкладывают в понятие интроверсии и экстраверсии смысл, который несколько отличается от того, в каком эти термины использую я. Многие последователи теории «Большой пятерки» считают, что такие качества, как развитый интеллект, богатый внутренний мир, глубокое сознание, определенная степень тревоги (особенно застенчивость) и неприятие риска, следует связывать не с интроверсией, а с открытостью опыту, добросовестностью и нейротизмом. Я умышленно пользуюсь словом «интроверт» в более широком значении, опираясь как на пять традиционных ключевых личностных качеств, так и на опыт других ученых, — например, на размышления Карла Юнга о внутреннем мире человека как об источнике «неиссякаемого обаяния» и субъективного опыта; а также на результаты исследований Джерома Кагана по теме высокой реактивности и тревоги (см. главы 4 и 5); работу Элейн Арон о сенсорной чувствительности и ее связи с добросовестностью, глубокими чувствами, направленностью на внутренний мир и степенью обработки сенсорной информации (см. главу 6); различные исследования, посвященные изучению настойчивости и концентрации интровертов при решении задач (краткое описание этих исследований содержится в работе Джеральда Мэтьюса, см. главу 7).
За более чем три тысячи лет западная культура объединила перечисленные выше качества в две группы. Ученый-антрополог Валентайн написал по этому поводу следующее:
В западной культурной традиции давно и широко распространилась концепция о вариабельности индивидов. В популярной форме она сводится к известному противопоставлению между человеком дела, практиком, реалистом или общительным человеком, с одной стороны, и мыслителем, мечтателем, идеалистом и застенчивым человеком — с другой. Чаще всего для обозначения этих типов личности используются термины «экстраверт» и «интроверт»{1}.
В понимании Валентайна интроверсия включает в себя качества, которые современная психология отнесла бы к открытости опыту («мыслитель, мечтатель»), добросовестности («идеалист») и нейротизму («застенчивость»).
Многие поэты, ученые и философы тоже объединяли эти качества в отдельные группы. Еще в Книге Бытия, самой первой книге Библии, речь идет о соперничестве между Иаковом («человеке кротком, живущем в шатрах», получившем впоследствии имя Израиль, или тот, кто в одиночку борется с Богом) и его братом Исавом («человеком, искусным в звероловстве», «человеком полей»). Великие врачи времен античности Гиппрократ и Гален выдвинули известное предположение о том, что наш темперамент (и наша судьба) есть функция тех жидкостей, которые присутствуют в организме человека: избыток крови или «желтой желчи» делает нас сангвиниками или холериками (устойчивая или невротическая экстраверсия), а избыток флегмы или «черной желчи» делает нас флегматиками и меланхоликами (устойчивая или невротическая интроверсия). По мнению Аристотеля, меланхолический темперамент определяет способность индивида достигать больших успехов в философии, поэзии и гуманитарных науках (сейчас мы назвали бы это открытостью опыту){2}. Английский поэт XVII столетия Джон Милтон написал поэмы Il Penseroso («Мыслитель») и L’Allegro («Весельчак»){3}; в них он сравнивает «радостного человека», который весело проводит время в деревне и наслаждается жизнью в городе, с «задумчивым человеком», который, погрузившись в размышления, гуляет по полуночному лесу и занимается исследованиями «в одинокой башне». (Описание поэтом «мыслителя» можно было бы применить не только к интроверсии, но и к открытости опыту и нейротизму.)
Немецкий философ Артур Шопенгауэр противопоставлял деятельного человека (энергичного и активного, которому все быстро надоедает) тому типу личности, которому он сам отдавал предпочтение — «умным людям» (чувствительным, одаренным богатым воображением, меланхоличным){4}. Соотечественник Шопенгауэра Генрих Гейне заявил: «Запомните это хорошо, вы, горделивые люди дела! В конце концов, вы всего лишь слепые исполнители воли людей мыслящих».
Из-за трудностей с определениями сначала я планировала изобрести собственные термины для обозначения двух личностных качеств. Но затем решила не делать этого, руководствуясь соображениями культуры: об интроверсии и экстраверсии знают многие, эти слова вызывают в памяти определенные ассоциации. Каждый раз, когда я произносила эти слова на званых ужинах или в беседах с соседями по креслу в самолете, это вызывало целый поток откровений и размышлений.
{1}. Выражение «полюса темперамента» взято из книги: Gallagher Winifred. How We Become What We Are / The Atlantic Monthly, September 1994; которую, в свою очередь, цитирует J. D. Higley. (Хайли в своей книге рассматривает смелость и зажатость, но во многом его наблюдения применимы и к понятиям экстраверсии и интроверсии.)
