настроиться на его разочарование, не отговаривать его, а просто похлопать по спине и дать понять, что я рядом, если ему захочется поделиться. У него не было симптомов тревоги (например, болей в животе или головных болей), которые могли бы вызвать у меня беспокойство. Так что, поскольку я сама была отличницей, мне было легко сопереживать ему, когда он расстраивался из-за оценок.
Среднего сына ни в коей мере не волновали его оценки. Благодаря природным способностям ему удавалось поддерживать высокий средний балл. Но он даже не знал, каков этот средний балл, пока не пришлось заполнять заявку в колледж, потому что не обращал внимания на цифры. Он был весь в творчестве и смотрел на вещи по-своему. Часто он комкал листок с тестом, как только получал его, и бросал в мусорную корзину, иногда – к огорчению учителя. Он никогда не понимал, почему это можно счесть неуважительным поступком; он всегда получал хорошие оценки, просто они его не интересовали. Сопереживать ему в плане учебы было немного сложнее, потому что пренебрежение оценками было мне чуждо. Однажды он пришел домой расстроенный: его оставили заниматься после уроков в наказание за то, что он в очередной раз швырнул свой тест в мусорную корзину. Мне пришлось проявить эмпатию совершенно другим способом, чем с его старшим братом. Полезной здесь оказалась просьба помочь мне увидеть мир его глазами. «Есть множество более интересных вещей, чем оценки. Я вижу удивительные вещи, которых другие дети не замечают. Оценки – это скучно». Вот и все. Самое замечательное в эмпатии – то, что она помогает не только нашим детям, но и нам тоже. Посмотрев на мир его глазами, я отчасти изменила и собственные взгляды на текущее положение дел в сфере образования.
Наконец, младший сын был совершенно обычным учеником (ровно посередине класса). В нашем кругу с его нереалистичным стремлением к «превосходству во всем» это означало, что чувствовать себя комфортно в школе ему было чрезвычайно трудно. То, что его интересовало и хорошо у него получалось (то, что можно делать руками, например строительство или озеленение), не имело в старших классах никакого значения. К его чести, он рано понял, что если сосредоточится исключительно на учебе, то несколько ближайших лет ему придется несладко. Поэтому он нашел курсы в местном колледже, которые его заинтересовали, и с успехом прошел несколько из них. Вот как троечник превращается в хорошиста или отличника. Репетиторы не нужны, нужно просто помочь ребенку найти то, что его заинтересует. (Я не имею в виду, что надо отказаться вообще от любых репетиторов; просто я думаю, что к ним прибегают чрезмерно. Конечно, некоторым детям это помогает, но у гораздо большего числа детей вырабатывается чувство, что без постоянного контроля они не могут учиться.) Будучи отличницей и доктором наук, могла ли я искренне сопереживать ребенку, избравшему другой путь? Разумеется. Я решила разглядеть все, что было в нем хорошего, – в самом добром ребенке, какого мне доводилось встречать. И когда постоянное давление в школе из-за оценок приводило его в отчаяние, я прекрасно понимала его и находила в себе силы сопереживать его трудностям и делать акцент на его сильных сторонах. После нескольких неудачных попыток (весьма прискорбных ошибок с моей стороны) я больше никогда не заставляла его исправлять оценки. Он работал в меру своих способностей и был счастлив. Это уже хорошо. Больше чем хорошо. Потрясающе.
Именно это я имею в виду под настройкой на своего ребенка с целью принимать лучшие решения по поводу давления в школе, учебы, сна, уроков и внеклассных мероприятий. Мои сыновья теперь выросли. Старший, как и следовало ожидать, поступил в очень сильный колледж. Средний сын учился в колледже, известном своим уклоном в область искусства, а младший – в политехническом. Все они довольны своими вузами. Чтобы помочь вашим детям сохранять оптимизм и энтузиазм и в итоге сделать правильный выбор колледжа, нужно следить за их взглядом и смотреть на мир с их точки зрения. Это требует непредвзятости и открытости. Нужно уметь слушать и осознавать свои непосредственные реакции, которые могут помешать нам внимательно слушать и ясно видеть. Это не означает, что у нас не должно быть собственной точки зрения или предпочтений. Но это означает, что мы можем не только делиться с детьми своими взглядами и жизненным опытом, но и чувствовать их, когда они пытаются разобраться в своей жизни.
Эмпатия – это клей, которым скреплены наши самые важные отношения. Именно ее имел в виду Ети, когда, указав на лоб Эллиота, сказал: «Я буду вот здесь» [129]. Эмпатическая связь сильнее, чем расстояние или разлука. Благодаря ей, пока мы живы, мы всегда мысленно с нашими детьми, а дети всегда мысленно с нами, даже когда отправляются в неизведанный мир своей самостоятельной жизни.
Гибкость
Гибкость – это образ мыслей. Именно она позволяет нам выбрать лучший ответ из множества вариантов. Гибкость в воспитании детей не означает, что вы должны стать слабыми. Между потребностью ребенка в дисциплине и учетом обстоятельств и контекста при принятии решения существует тонкая грань. Но без гибкости вы вряд ли сумеете успешно воспитывать ребенка и, конечно, не будете сопереживать ему или анализировать собственные мысли и поступки. Отсутствие гибкости повышает вероятность того, что мы примем неудачное решение, потому что перешли в режим бездумной, безразличной, автоматической реакции «по умолчанию». Когда речь идет о наших детях, вряд ли это лучший способ принимать решения. На самом деле так вообще не надо принимать решения.
Мэрилин хочет, чтобы ее младший сын Райан посещал ту же частную начальную школу, где учились две старшие дочери. Это уважаемая, ориентированная на глубокие знания школа, и обе старшие дочери Мэрилин прекрасно там себя чувствовали. Но активный мальчик возненавидел школу, как только переступил ее порог. В коридорах стояла тишина; заглянув в классы, он увидел, как дети тихо работают за партами. В его детском саду было шумно, дети бегали повсюду и громко болтали в классах. Когда директор привела его к себе в кабинет на собеседование, она велела не вставать со стула, а потом сделала замечание за то, что он трогал предметы у нее на столе. Вернувшись домой, Райан расплакался. «Я никогда не пойду туда. Я ненавижу эту школу. Ты не можешь меня заставить». Мэрилин обиделась на последнюю фразу и сердито ответила: «Ты всего лишь ребенок. Ты не понимаешь, что для тебя хорошо, а что нет. Ты пойдешь туда, куда я решу». Жестко, правда? Но Мэрилин не злая мать. Она не проявила эмпатии к сыну, но
