Мало того что комплексы не являются патогенными факторами, так они ещё представляют собой побочный эффект лечения. Эмиль А. Гутхейль и Й. Эренвальд доказали, что в сновидениях пациентов, проходящих курс анализа у фрейдистов, прослеживаются мотивы, связанные с эдиповым комплексом, а в сновидениях тех пациентов, которых лечат по методу Адлера или Юнга, фигурируют, соответственно, конфликты на почве борьбы за власть или архетипы. В наше время сновидения пациентов уже нельзя считать точным отражением бессознательных переживаний, ведь даже видные психоаналитики признают, что тональность сновидений пациента меняется в соответствии с подходом лечащего врача к их толкованию. «Лечебный эффект от психоанализа, по сути, обусловлен внушением, — пишет Йозеф Бёрце. — Пациент никогда бы не догадался, какую пользу может принести ему выявление бессознательных комплексов, если бы психоаналитик сам не объяснял ему, зачем это делается. Впрочем, сейчас основные идеи психоанализа так широко известны, что уже сама готовность человека пройти курс лечения у психоаналитика свидетельствует о том, что он попал под влияние психоанализа и внушил себе, что психоаналитическая терапия ему поможет»{12}. «Процесс внушения начинается ещё до того, как психотерапевт вступает в диалог с пациентом, — отмечает М. Пфланц. — Если бы мы осознали, что психотерапия, как утверждал ещё Стоквис, почти никогда не обходится без внушения, мы, наверное, перестали бы предвзято относиться к внушению».
Наряду с внушением важным фактором лечения является и сама возможность выговориться на психотерапевтическом сеансе, поскольку не только «разделённое» горе, но и горе, которым ты просто «поделился» с другим человеком, — это уже полгоря. В подтверждение своих слов я могу привести такой пример. Однажды ко мне обратилась американская студентка и принялась изливать мне свою душу. Вот только изъяснялась она на таком ужасном сленге, что я не мог понять ни слова из её исповеди. Опасаясь, что она заметит моё смущение, я направил её к моему американскому коллеге под предлогом того, что ей нужно сделать электрокардиограмму, и назначил ей приём на другой день. Электрокардиограмму она делать не стала, да и ко мне на приём больше не приходила. Немного погодя я случайно встретил её на улице и выяснил, что, выговорившись у меня на сеансе, она сразу испытала облегчение и стала спокойнее относиться к каким-то неприятным перипетиям, из-за которых до этого сильно переживала. А я ведь до сих пор не знаю, о чём она говорила на сеансе!
Считается, что психоанализ способствует изменению динамики аффективных процессов и преобразованию энергии влечений, но если психоаналитикам и удаётся достичь успеха в лечении, то только благодаря тому, что, в действительности, под влиянием психоанализа происходит переворот в мировоззрении пациента. Кроме того, катализатором лечебного процесса являются человеческие отношения. Даже так называемый перенос — это всего лишь особый способ общения, вот почему Роттхаус и не считает перенос непременным условием психотерапии. Подобно переносу, переворот в мировоззрении, который является целью экзистенциального анализа, не может происходить только на интеллектуальном и рассудочном уровнях. Понятно, что такая экзистенциальная метаморфоза происходит на глубоком эмоциональном уровне и представляет собой всеобъемлющее переживание, охватывающее всю личность человека. Труднее понять, почему все психотерапевтические методики разработаны с таким расчётом, чтобы во что бы то ни стало избежать подобной экзистенциальной метаморфозы. Впрочем, мы уже говорили о том, что эффективность лечения почти не зависит от того, какие методы применяет психотерапевт. Что можно назвать решающим фактором лечения, так это отношения между врачом и пациентом. Известно много случаев из психоаналитической практики, которые свидетельствуют о том, что порой именно отказ от роли стороннего наблюдателя даёт психоаналитику возможность оказать решающее влияние на состояние пациента. Вот уже полвека мы грезим о механике души и технике психотерапии. По-моему, пришла пора пробудиться ото сна и понять, что душа не сводится к совокупности психических механизмов, а душевные недуги невозможно исцелить с помощью технических ухищрений.
Нужно сразу отметить, что логотерапия, за исключением тех случаев, когда она применяется для лечения ноогенных неврозов, не является этиотропной, патогенетической терапией неврозов. Вот что пишет о логотерапии Эдит Вайскопф-Джоэлсон, профессор университета штата Джорджия, в своей статье «Заметки о венской психиатрической школе»{13} : «Не исключено, что неврозы действительно обусловлены конфликтами, возникающими на почве влечений в раннем детстве, как гласит психодинамическая теория. Но это не означает, что при лечении взрослых пациентов решающим фактором терапии не может быть переориентация на осознание смысла и значения жизни». В общем, при логотерапии человек излечивается благодаря стремлению выполнить своё предназначение в жизни, которое порой раскрывается пациенту лишь в ходе экзистенциального анализа.
«К сожалению, в наши дни “настоящей” психотерапией принято считать психоанализ. Приверженцы этой идеи руководствуются заведомо ошибочным представлением о том, что любой невроз обусловлен ранними детскими переживаниями и глубоко укоренён в личности больного, поэтому для лечения невротиков подходит только психоанализ, а все остальные психотерапевтические процедуры — это лишь неравноценная замена психоанализа, некая полумера и своего рода самообман. Такое опасное заблуждение могло родиться только в замкнутом сообществе психоаналитиков, которые полностью отмежевались от медицины». Так полагает немецкий психиатр Иоган Генрих Шульц{14}.
Психотерапевтические методы, не имеющие никакого отношения к психоанализу, тоже доказали свою эффективность. Я имею в виду прежде всего психотерапию, основанную на принципах бихевиоризма и рефлексологии. Впрочем, степень эффективности этих методов лечения могла бы возрасти, если бы психотерапия поднялась на человеческий уровень. О том, как это усиливает потенциал психотерапии, можно судить по логотерапии, которая, по мнению Н. Петриловича{15}, выходит за рамки лечения неврозов и, в отличие от других видов психотерапии, затрагивает саму суть человека. И действительно, психоаналитик считает невроз результатом развития определённых психодинамических процессов и поэтому пытается в лечебных целях спровоцировать развитие других психодинамических процессов, в частности, процесса переноса. Бихевиористы, в свой черёд, считают невроз результатом развития процесса выработки определённых условных рефлексов и пытаются излечить пациента путём корректировки условных рефлексов. Что же касается логотерапевта, то он рассматривает человеческие аспекты болезни, а это даёт возможность использовать при лечении сугубо человеческие факторы.
Нет таких психотерапевтических методов, которые подходят для лечения всех пациентов, как нет и таких психотерапевтов, которые могут с равным успехом применять любой метод лечения. Это в полной мере относится и к логотерапии. Словом, логотерапия — это не панацея.
Если Дж. Х. Р. Вандерпас полагает, что «логотерапевт может обойтись и без психоанализа», то Э. К. Ледерман из амбулаторного лечебного центра в Мальборо считает, что наряду с экзистенциальным анализом следует назначать курс психоанализа, который порой является предпосылкой успешной логотерапии. Иного мнения придерживается Г. Р. Гейер, который заявляет: «Многие ошибочно полагают, что в ходе психоаналитического лечения за фазой анализа следует фаза синтеза. Заблуждается тот, кто думает, что в процессе психоанализа психику или “душевный аппарат”, по определению Фрейда, сначала разбирают, а потом заново собирают, как механизм. Если психоаналитик с самого начала и на протяжении всего лечения, в том числе и в критические моменты, не сохраняет целостное представление о пациенте и его скрытой индивидуальности, он пренебрегает главным принципом лечения. Тот, кто считает, что анализ можно отделить от синтеза, пребывает в плену ортодоксального фрейдизма». Вот и А. Мэдер клятвенно заверяет: «Нет в психоанализе такого правила — “сначала анализ, потом синтез”». «Я никак не могу взять в толк, почему в дом нужно заходить только через подвал, а ремонт всегда нужно начинать снизу», — недоумевает Франц Яхим{16}. Однако мы помним, что сам Фрейд написал по поводу психоанализа Людвигу Бинсвангеру: «В здании психики я никогда не поднимался выше подвала и первого этажа».
Едва ли можно согласиться с тем, что экзистенциальному анализу всегда должен предшествовать курс психоанализа. Приведу в пример два случая из практики.
