В конце концов, вся эта планета когда-нибудь станет банкротом. А в Царстве Небесном, как известно, не женятся и не разводятся, и нет там национальных вопросов.
Гибель империй или Российский апокалипсис
Чтобы понять историю, недостаточно знать, каковы вещи; надо знать, каким образом они стали таковыми.
Ф. Боас
Что такое империя, интуитивно очевидно. В это понятие я не вкладываю ни военно-экономическое могущество, ни наличие колониальных владений, ни идею суперэтноса, ни систему политического строя. Под империей я подразумеваю более или менее крупное государственное образование в территориальном смысле. Т.о. определение империи в первую очередь является географическим. Собственно, окончательный вывод этой статьи к тому и сводится, что эти образования не могут быть сколь угодно большими и для них существует некий оптимальный размер, который можно было бы определить на основе статистического анализа, где территории государств сравнивались бы с их социально-экономическим благополучием и научно-культурным прогрессом, словом с тем, что называют «качеством жизни».
Постулат о гибели империй (но не в смысле афоризма «ничто не вечно под луной») представляет для меня интерес не как констатация исторических явлений, но как закон истории, основанный на социальной психологии. Конечно, необходимо собрать обширные свидетельства в пользу этого постулата, - и не только в том смысле, что все крупные территориальные образования приходят к упадку, но и дать подтверждения тому, что именно после их распада начинается расцвет наследуемой культуры, которая, возможно, по циклическому принципу опять начнет тяготеть к тому, чтобы стать имперской. Такой процесс можно счесть диалектическим, а можно назвать «историей наступания на одни и те же грабли».
Сошлюсь на два классических примера в западной цивилизации: (i) распад Микенского царства на независимые города-государства, создавшие вскоре потрясающую культуру эллинизма; (ii) превращение республиканского Рима, по мере приращения все новых территорий, в империю, породившую гражданские войны, т.е. геноцид титульной нации, разложение социальных устоев и полное исчезновение римлян как этноса в последующей истории. Тогда, кстати сказать, культурную эстафету европейской цивилизации подхватили осколки империи, и среди них в средние века самыми прогрессивными оказались опять итальянские города-республики, в археологическом слое которых лежали руины древнего Рима.
Предметом этой статьи является не история, а ее законы. Э . Тейлор говорил: «Если можно установить закономерность на основании комплекса фактов, то роль истории с теми подробностями, которые она устанавливает, в большой степени окажется второстепенной. Если мы видим, как магнит притягивает кусок железа, и если нам удается на основании опыта вывести общий закон о том, что магнит притягивает железо, то нет необходимости углубляться в историю данного магнита». Это научное правило полностью применимо и к истории. Необходимо лишь заметить факты и сложить их в закономерность.
Постулат о гибели империй я привязываю к трем другим психологическим феноменам: закону иерархической пирамиды, закону сакрализации власти и закону родины.
История России напоминает одну новеллу Э. По. Героя того рассказа, умирающего от туберкулеза, друзья погружают в гипнотический сон за несколько мгновений до агонии. Он пребывает в этом состоянии долгий срок – месяцы и месяцы без каких-либо изменений, оставаясь живым трупом. Наконец, друзья решают вернуть его в бодрствование. Этот человек пробуждается и – через несколько тех самых отсроченных мгновений до агонии – умирает. А затем с ним тут же происходит то, что должно было произойти с мертвым телом за все эти месяцы, – полное разложение. И вот на постели уже лежит зловонная масса вместо тела.
В. Розанов писал в год Октябрьской революции: «Русь слиняла в два дня. Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей... Не осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска и не осталось рабочего класса». Всякий раз как в России умирает очередной Хозяин, державший страну в железной узде, наступает смутное время, как будто разбудили спящего человека и его кошмарные сновидения стали явью. Начинается стремительное разложение государственного организма: юг хочет отделиться от севера, восток – от запада и окраины - от центра. Необъятное единство, купленное большой кровью, оказывается под угрозой. Империя рискует лишиться главного и, пожалуй, единственного предмета национального нарциссизма – великодержавности.
И тогда для спасения Единой и Неделимой возникает жизненная потребность в очередном Владыке. Престол просит хозяйских чресл, а холопские спины – отцовского кнута. Нужен тот, кто всех поставит по местам и свяжет разлагающееся тело державы вертикалью священной власти. Нужен тот, кто вернет кошмар в сновидение, сделает реальный мир усыпальницей. Для национального чувства, для тех, кому Империя – альфа и омега, живой труп лучше мертвого. Патриоты видят в этом соломоновскую мудрость: лучше живой пес, чем дохлый лев, которого очень многим соседям захочется пнуть. Опыт подсказывает: стоит России ослабнуть – и находится куча охотников в окрестностях российского мира, которые начинают визжать от удовольствия и тыкать палкой дикого зверя из дикого леса. Этот зверь не может даже отдохнуть, ему необходимо все время быть начеку. Разве лев виноват в том, что он лев? Но враждебные туземцы хотят натянуть его шкуру на барабан. Так им спокойнее. Ох, уж эти чертовы туземцы!
Святой Руси, Третьему Риму всегда нужен Хозяин. И такой великий Человек очень скоро находится. И держава сладостно стонет под его сапогом. Национальный нарциссизм странным образом сочетается с национальным мазохизмом. Все русские правители были негодяи! Все презирали свой народ, но никто не отказывался от удовольствия попирать его. А те, которые презирали его особенно сильно, заслуживали у этого народа наибольшую славу. Все эти Иваны Грозные да Петры Великие, Николаи Палкины да Иосифы Сталины месили его как грязь. Именно они почитаемы и увековечены. Тьфу, какая мерзость!
А ведь когда-то во времена вольных городов Пскова, Новгорода, Суздаля, Рязани и Мурома русский народ был не хуже любого другого народа в этом мире. Эти люди носили на боку меч, они выступали с вольными речами в народных вече и выбирали себе воевод и князей на царство. Но потом началось строительство необъятной родины, Единой и Неделимой. И сначала у этого народа отобрали право на оружие, затем – вольные речи, а потом – и все остальное. Вспомните самую знаменитую казнь молодого Петра. Казнь стрельцов. Это было массовое и показательное убийство людей, имевших право на оружие. Спустя века эта история повторится. Мятеж матросов в Кронштадте, этого вооруженного оплота революции, будет утоплен в крови. Еще одна Стрелецкая казнь, только на этот раз устроенная не царем-великодержавником, но великодержавником-коммунистом. А есть разница?
Право на оружие – больше, чем само оружие. Так было всегда во все времена у всех народов: свободных отличает право на оружие. Так было в древнем Египте, где безоружные рабы строили вооруженным фараонам и жрецам дворцы, храмы и гробницы. Так было в древней Индии, где низшим кастам под страхом смерти запрещалось иметь оружие. Так было в древней Японии, где самурай мог вечно жить впроголодь и мечтать о бататовой каше, но на боку у него висел меч, он имел кодекс бушидо и стоял на социальной лестнице выше любого сытого крестьянина. Так было в Римской империи, гражданина которой узнавали не по одежде или цвету кожи, но - по тому, что только у него было право на оружие, и только он мог требовать суда цезаря над собой. Это отражено и в Новом Завете. Когда апостол Петр принес в Гефсиманский сад два меча, уже за одно это он мог отправиться на галеры. А вот апостол Павел был гражданином Рима, и трибун Иерусалимского гарнизона охранял его жизнь от негодующих евреев. Павел был под охраной отправлен в Цезарею, а оттуда – в Рим, на суд самого цезаря. Ведь он был гражданином Рима, он имел право на оружие, и его нельзя было распять на позорном кресте, как какого-нибудь галилеянина. Так было в средневековой Европе, где вся собственность безумного дворянина могла состоять лишь из старой клячи и ржавых доспехов, но он ходил с мечом и мог высечь любого процветающего трактирщика. Так было всегда во все времена у всех народов: свободных отличало право на оружие. И так будет, пока человек остается всего лишь человеком.
С началом строительства Российской империи русский народ лишился права на оружие. А вслед за ним всех остальных прав: права выбора, права вольной речи, права собственности, права на жизнь. Во времена Тургенева среди дворян ходила шутка: мужики терпят до поры, а потом возьмутся за топоры. За топоры. Не за ружья и пушки. Потому что только топоры и оставили этому народу его хозяева. Они бы и топоры забрали, но тогда бы этот русский народ вымер бы от голода, а вместе с ним – и его хозяева. Русский мужик ходил на медведя с рогатиной? А почему он это делал? Потому что барин ружья ему не давал, ибо боялся этот барин, что ружье обернется против него. Пока большевики рвались к власти, они утверждали, что социализм – это вооруженный народ. Но как только этот народ завоевал им власть, они тотчас начали его разоружать. А потом грянула 2 Мировая война, Великая Отечественная. И русский народ в ней победил. Но за годы войны он привык к оружию и стал слишком своевольным. Народ-победитель возвращался домой, и на границе необъятной родины отряды НКВД его разоружали. А иногда, говорят, эшелоны с этими победителями прямиком отправлялись в лагеря. Не годились эти паршивые овцы, привыкшие к оружию, для мирного советского стада. Недавно кто-то воевал в Чечне за Единую и Неделимую. Там они вкусили крови и тоже стали паршивыми овцами мирного российского стада. Они свое дело сделали. Не пора ли от них избавиться? Имперская власть должна быть подлой. Святыня обязывает. Ибо единственная цель любой империи – сохранение этой империи. Посмеет кто-нибудь возразить, что он важнее империи? Понятно, почему нынешние правители России против права на оружие: рогатый скот может попортить друг другу шкуры. Ни одному пастуху не нравится бодливое стадо. Удивительно другое. То, что сам скот придерживается того же мнения. Но волки давно вооружены, без оружия только овцы. Право на оружие – больше, чем оружие.
