Дело в том, что средства общения – это та первая реальность, которая прежде всего и наиболее непосредственно открывается взору наблюдателя. Естественно поэтому, что именно средства общения прежде всего попадают в протокол и фиксируются в нем. Все же остальные единицы – даже действия, не говоря уже о мотивах и целях, выделяются позже c помощью теоретического анализа. И вот уже давно было замечено, что среди операций, используемых для целей общения, важное место занимают разнообразные движения, представляющие собою, по существу, выражение эмоций. Удивление, веселье, отвращение на лице слушателя вполне заменяют для говорящего словесные реплики партнера. Общение может совершаться и целиком на уровне невербальных выразительных средств. Вспомним хотя бы немой разговор Исаева и его жены в фильме «Семнадцать мгновений весны» – сцену, удивительную по своей тонкой выразительности и драматизму.
Но в жизни человека существует целая эпоха, когда он общается с окружающими в основном с помощью выражения своих эмоций и восприятия эмоций партнера: это младенчество и довербальное раннее детство. Использование детьми первых месяцев жизни эмоциональных экспрессий в качестве основной коммуникативной операции вполне адекватно содержанию их общения с окружающими. Поэтому я остановлюсь главным образом на фактах, полученных при исследовании общения у детей первых полутора лет жизни. Такой выбор тем более оправдан, что позволяет увидеть процесс возникновения, порождения экспрессивных коммуникативных операций и самые первые, ранние этапы их развития.
Методика регистрации экспрессивных операций
Но прежде сделаем еще одно – третье и последнее предварительное замечание. Оно касается того, как мы выделяем экспрессивные операции в опыте и как их фиксируем. В лаборатории не производится регистрация вегетативных компонентов эмоциональных состояний. Основная методика сводится к визуальному наблюдению выразительных движений детей и их краткой словесной квалификации в протоколе. Исследователь имеет при этом задачу не упустить богатство оттенков, зафиксировать все имеющиеся варианты, их качественные и (с помощью минимум трехбалльной шкалы) количественные особенности. Далее зарегистрированные экспрессии классифицируются. В ранних работах (Лисина, Мещерякова) мы клали в основу классификации элементы комплекса оживления (сосредоточение, улыбку, двигательное оживление, вокализации), обогащая каждый элемент указанием на своеобразие, силу и длительность его проявления в конкретном наблюдении. Первые наши сообщения вызывали в аудитории оживление при описании количества у детей улыбок той или иной интенсивности или длительности их гуления. Позднее работа с детьми старше 6 месяцев (Галигузова, Сорокина, Мазитова, Царегородцева) заставила отказаться от старой схемы. Ныне общее количество регистрируемых разновидностей экспрессии обычно составляет 4–5 десятков.
Теперь мы подразделяем все выражаемые детьми при общении эмоции на две большие группы: положительные и отрицательные. Внутри каждой группы десятки составляющих ее разновидностей выстраиваются по относительной интенсивности положительной или, соответственно, отрицательной оценки, выражающейся в эмоции ребенка. Каждому пункту на полученной шкале можно присвоить балл и производить затем манипуляции с получаемыми числовыми величинами. Единой и постоянной шкалы эмоций мы не имеем. В зависимости от возраста детей и ситуации опыта проявления их переживаний сильно варьируют. Поэтому мы предпочитаем в каждом случае заново составлять опись реально наблюдаемых экспрессий и строить оригинальную шкалу.
Таково самое краткое описание нашего метода сбора материалов о выражении эмоций у детей.
Результаты изучения экспрессии детей
Итак, что же мы наблюдали в своих исследованиях? Факты, о которых я хочу сообщить, касаются порядка появления разных коммуникативных экспрессий в раннем онтогенезе. Вступление младенца в контакт со взрослыми знаменует его улыбка, наиболее уверенная дата ее первого появления – 21–й день жизни. С этого дня и примерно до конца первого полугодия жизни длится золотой век общения ребенка со взрослым. Он золотой потому, во–первых, что общение занимает положение ведущей деятельности. Оно опосредствует все остальные отношения ребенка с окружающим миром в пору, когда у детей нет собственно приспособительных видов поведения. Во–вторых, общение со взрослыми не опосредствовано другими потребностями и мотивами и осуществляется в виде самостоятельных эпизодов «чистого общения», которые на следующем витке спирали развития возникнут снова не ранее второй половины дошкольного детства. А в–третьих, – и это, пожалуй, самое удивительное – общение ребенка со взрослыми осуществляется в диапазоне одних только положительных эмоций.
Начиная с улыбки младенец бесконечно обогащает свои выразительные движения взглядами, вскидыванием конечностей, голосовыми звуками, смехом, но все эти экспрессии передают положительное отношение ребенка ко взрослому и его воздействиям. Быстрое развитие выражения положительных эмоций в первом полугодии жизни отмечено многими авторитетными авторами. Сошлюсь на Анри Валлона, которому, кстати, принадлежит точная формулировка тезиса о том, что «улыбка ребенка есть жест, адресованный взрослому». Упомяну проведенное полстолетия назад, но не потерявшее классического характера исследование смеха и улыбки американки Уошборн. Высокодоказательна работа итальянцев Бозинелли и Вентурини, показавших, что пик в развитии улыбки приходится на возраст в три месяца, после чего она идет на убыль по таким параметрам, как скорость возникновения, длительность, частота и интенсивность. В отечественной литературе также полстолетия назад Фигурин и Денисова описали расцвет комплекса оживления в первом полугодии жизни и его «распад» в последующие месяцы. В конце 60–х годов этот факт подтвердила и М. Ю. Кистяковская.
В нашей лаборатории тщательные наблюдения коммуникативной деятельности детей, начиная с 16–го дня жизни, также говорят о раннем появлении положительных эмоций при общении детей со взрослыми, о достижении ими пика к 2–3 месяцам и о последующем преобразовании, выражающемся на графике в общем понижении кривой их интенсивности.
Нам могут возразить, что у младенцев как раз очень часто появляются неприятные переживания, иногда – много часов напролет вызывающие плач, крики, гримасы неудовольствия. Мы этого нисколько не отрицаем. Но речь ведем не о дискомфортных состояниях ребенка и их внешнем проявлении, а о выражении эмоций, которые используются детьми в контексте коммуникативной деятельности и для целей общения. А вот в этом последнем случае действительно есть все основания констатировать, что выражение отрицательных эмоций дети в возрасте первого полугодия взрослым не адресуют.
Не менее интересно, что ребенок в описанный период жизни и не воспринимает отрицательных эмоций, если взрослый их ему адресует. Точнее сказать, младенцы их воспринимают и даже дифференцируют от положительного отношения, но как бы внутри единого качества. Выговор, упрек, осуждение, как бы ярко интонационно и мимически они ни оформлялись взрослым, вызывают у детей лишь внимание, а то и просто совершенно неуместное веселье.
Между тем к тонким различиям внутри группы положительных экспрессий в этот же самый период жизни младенцы проявляют чувствительность воистину поразительную. Так, Н. Н. Авдеева в нашей лаборатории наблюдала у детей 2–3 месяцев различное поведение в ответ на «запрещение» и «разрешение», которые в обоих случаях произносились тихо, ласково, с улыбкой и различались лишь интонацией и сопроводительными жестами. Г. Х. Мазитова, С. Ю. Мещерякова, С. В. Корницкая и мы использовали в опытах в общей сложности до 20 вариантов положительных экспрессий, и все они надежно и уверенно различались детьми начиная с полутора месяцев жизни.
Нет сомнения, что в первом полугодии младенцы пользуются для общения лишь положительными эмоциями – не случайно и не потому, что их анализаторные системы не позволяют им отдифференцировать выражение отрицательных эмоций. По–видимому, исключительно позитивная окраска их коммуникативных экспрессий объясняется более глубокими причинами. Мы связываем описанную особенность с характером общей жизнедеятельности младенца и с диктуемым им содержанием потребности ребенка в общении со взрослым. Детям, как нам удалось доказать, достаточно доброжелательного внимания взрослого, и именно поэтому они настроены на вычленение в его воздействиях только этих двух признаков.
Во втором полугодии жизни дело решительно меняется. На положение ведущей деятельности выдвигаются предметные манипуляции, а общение преобразуется в соответствии с тем новым типом жизнедеятельности, который возникает после шести месяцев. Оно теряет свой непосредственный характер и исключительно эмоциональную форму, подключается к совместной деятельности ребенка и взрослого и приобретает ситуативно–деловой характер. Резко возрастает разнообразие видов практического взаимодействия ребенка с окружающими людьми и устойчивость его реальной практики с каждым из них. На этой основе возникают прочные аффективно–личностные связи ребенка с близкими взрослыми и возможность, и необходимость их качественно отличного восприятия и оценки детьми.
