Власть, деньги, слава (как иллюзия всеобщей любви, утерянной в детстве) – все это приближает человека к состоянию Брамы, творца Вселенной, к статусу первочеловека Пуруши, для которого мир есть любовь, к положению Адама в Эдеме, где все есть его собственность. Мир более синкретичен и поэтому возмутительно абсурден с точки зрения его дуалистической модели, в которой зло якобы стоит по другую сторону пропасти от добра. Увы, но самое желанное и естественное для самосознания стремление достичь нуминозного Я, которое оказывается смыслом жизни индивида и приобретает даже сакральный оттенок в метафизике бытия, сопряжено с тем, что и делает этот мир порочным и неисправимым. Выражаясь метафорически, чтобы приблизиться к Богу (а именно это делает всякий, кто стремится осуществить свою жизнь в социуме и выделить жирным шрифтом или хотя бы курсивом свое имя в длинном списке человечества) нужно продать душу дьяволу. Бог оказывается двулик как Янус, ведь недаром В Дао Инь и Ян слиты воедино. И этот фигуральный акт продажи нравственных идеалов будет совершаться во все времена, а грехопадение будет сопровождать человечество даже в царстве всеобщего изобилия, ибо равенство противоречит солипсической природе самосознания. Поистине, такое знание умножает скорбь.
Идеология индивидуалистического анархизма лучше всего выражена М. Штирнером: «Божественное есть дело Бога, а человеческое – дело человека. Мое же дело не есть ни божественное, ни человеческое дело; оно не есть ни истина, ни благо, ни право, ни свобода; оно есть лишь мое дело, и это дело не есть общее дело; оно есть дело единственное, как и я сам – Единственный. Мое "я" для меня всего дороже». Я не стану обсуждать эту декларацию, поскольку полностью отношу ее к Синдрому брамы, который реализует себя в мифологеме воинственного царя и не вижу в этой зоопсихологической позиции ничего выдающегося и глубокомысленного. Штирнер имел смелость выразить тайные устремления человеческого самосознания. Свою талантливую и противоречивую книгу он завершает констатацией необходимости компромисса между самосознаниями: «Поэтому мы оба, государство и я, – враги. Меня, эгоиста, благо этого «человеческого общества» ничуть не интересует: я ничего ему не жертвую, а только пользуюсь им, обращая его в мою собственность и мое творение, то есть я уничтожаю его и создаю вместо него союз эгоистов». Практическим олицетворением этого идеального компромисса эгоистов становится свободный рынок. Как говорит М. Ротбард: «Капитализм — это наиболее полное выражение анархизма, а анархизм наиболее полное выражение капитализма». Капитализм – это, по психологическому определению, борьба за власть солипсических самосознаний, поприще воинственных царей, гоббсовская «война всех против всех», где любая коалиция интересов есть временное перемирие до победы над общим врагом.
Если анархия подразумевает вседозволенность, то это чушь, о которой даже не стоит вспоминать. Говорить об анархии есть лишь смысл с точки зрения социальной психологии, т.е. психологии индивидуума, вынужденного жить в обществе себе подобных. Подразумевая под экономическим законом равенство имуществ, Прудон писал: «Это нарушение экономического закона, повторяю, есть в то же время факт в основе своей психологический; он имеет источник, с одной стороны, в идеализме наших желаний, с другой — в преувеличенном чувстве нашего собственного достоинства и в малой оценке нами достоинства других».
1. Самосознание рождает себя само, и поэтому младенец воспринимает весь мир как продолжение своего «я». Человек никогда не откажется от ощущения, что мир является его собственностью. В этом – его Синдром брамы.
2. Самосознание никогда не преодолеет чувство собственности в себе, потому что оно является законом его психологии, истиной его мышления как первичное cogito. Самосознание действительно создало этот мир из панпсихического Сознания, которое носит в себе. В этом – тождество его души и Вселенной.
3. Самосознание всегда желает подчинить мир себе, и оно захватит власть, если ему представится такая возможность. Оно готово довольствоваться малым, но никакое царство не кажется ему достаточно большим. В этом – его воля к власти.
4. Самосознание всегда тяготеет к нуминозному Я, и его бытие состоит из непрерывного присвоения себе этого Я. В этом – его стремление стать Богом.
Ни анархизм, ни какое-либо другое устройство общества не может принести человеку полное удовлетворение, поскольку Синдром брамы полностью завершается лишь в состоянии, когда Оно становится нуминозным Я (Богом). В этом смысле даже рай не даст солипсическому самосознанию абсолютный и вечный комфорт, если в этом раю есть еще кто-нибудь кроме него, с кем нужно делить мир. Даже в идеальном конгломерате праведных душ каждая душа будет страдать от того, что она не единственная. Логическим завершением всей человеческой психологии является состояние будды и последующее растворение самосознания в Сознание, именуемое нирваной, т.е. смертью.
Поэтому, говоря об анархии, я имею в виду лишь одно: такое устройство общества, которое, по крайней мере, не добавляет самосознанию невротических, психогенных факторов. Иначе говоря: анархия – это не свобода индивида, это ограничение его изначальной воли к власти. Общество не должно создавать условия для успешного и безграничного процветания мифологемы воинственного царя, от которого раздувается человеческое эго, подавляя и уничтожая все другие эго, чьи «достоинства им мало оценены». «Война всех против всех» никогда не прекратится, но обществу следует позаботиться о том, чтобы никто не мог формировать армии ради своей войны за власть над миром. Демократия эту проблему не решает. Воля к власти не устраняется, она лишь становится изворотливее. Тот же Штирнер говорит: «Если нас мучил Бог, то «человек» способен угнетать нас еще мучительнее».
Но человеку все равно, угнетает ли его отдельный правитель или это делает организованная коалиция чиновников, вступивших в сговор между собой и поделивших портфели. Платит ли обыватель налоги на содержание королевского двора или на содержание государства, т.е. класса чиновников, – он отдает то же самое. Более того, этот обыватель часто обнаруживает, что содержать одного правителя дешевле, чем целое правительство, которое, говоря об интересах государства, т.е. в первую очередь о своих собственных эго, наращивает как собственные расходы, так и расходы государства. Чтобы одна группа воинственных царей могла доказать другой группе воинственных царей свое превосходство, они закупают все больше оружие и затевают разрушительные войны между собой, разумеется, за счет обывателей. Мир живет в зоопсихологии. Никакой политический строй ее не отменяет, как никакой режим не может отменить частную собственность. Человек в силу своей физической природы нуждается в пище, одежде и крове. Человек изначально буржуазен.
Необходимость в анархизме в моем понимании вытекает из того факта, что государство является социальным злом. Любая бюрократия, капиталистическая или коммунистическая, является иерархией жрецов, которые владеют всем от имени святыни, поскольку в конечном итоге являются владельцами этой святыни, будь то бог, государство, человечество и т.п. Поскольку государства разрушить невозможно, то остается лишь одно: сделать их как можно слабее. Обескровить государства, т.е. обескровить чиновников, т.е. обескровить мифологему воинственного царя. Его зоопсихология не должна находить в устройстве социума готовые механизмы для своего процветания. П. Кропоткин видел лишь одну альтернативу зоопсихологии человека: «Или государство раздавит личность и местную жизнь; завладеет всеми областями человеческой деятельности, принесет с собою войны и внутреннюю борьбу из-за обладания властью, поверхностные революции, лишь сменяющие тиранов, и как неизбежный конец - смерть! Или государство должно быть разрушено, и в таком случае новая жизнь возникнет в тысяче и тысяче центров, на почве энергической, личной и групповой инициативы, на почве вольного соглашения».
Свобода не может быть религией, анархизм не может быть идеологией власти. Невозможно поклоняться свободе, невозможно быть членом анархической партии. Свобода и анархия – это состояние индивидуальное. Анархия – в переводе с греческого означает безвластие. Но всякая власть – от человеков, и всякой власти нужны святыни. Зачем человеку святыни? Он ест, пьет, спит, справляет нужду, продолжает свой род и делает все человеческое, обходясь без святынь. Зачем же ему святыни? Чтобы делать то, что он не смеет делать от собственного имени. Святыня не освобождает человека от человеческого. Она развязывает ему руки. Нельзя лгать, красть, убивать, прелюбодействовать и завидовать. Но ради святыни – можно! Всякое государство – это народ под знаменем святыни. Этот народ – не свят, но государство его свято. Почему? Разве толпы невежд, собравшиеся вместе, становятся мудры? Разве их эгоизм и корысть, умноженные на миллионы, становятся благородством и честью? Разве скопища грешников порождают праведность? Почему же тюрьмы не превращаются в святые обители? Почему монастыри скорее становятся похожи на тюрьмы? Современное государство лжет, крадет, шпионит, подличает, насилует и воюет. Чиновник называет это политикой. Государство безнравственно. И при этом оно свято, как записано в его конституциях. Где находится государство? Там же, где и все святыни человека, – в его голове. Не ищите государство на земле, не ищите святыню в небе. Ищите их в своей голове. Ибо только там вся ваша нейролингвистическая реальность, и никакой другой реальности нет! Есть лишь пересечение феноменологических конусов самосознаний, образующих Розу Мира.
