— М… да, — крякнул Селиверстов и, порывшись в поясной сумке, называемой в народе напузником, достал копию и протянул ее псевдойогу. Потом он тоже сделал сложную комбинацию из пальцев и показал ее псевдойогу.
— ЭТО небе — грустно ответил псевдойог.
Рассматривая орнаменты различных храмов, я задумался над тем, что они созданы не зря и несут каадгсе-то функцию. Какую? В принципе я знал о формотроиноспг тонких энергий, то есть о том, что эти энергии зависят от формы материальных объектов. Поэтому я предполагал, что орнаменты храмов оказывают какое-то влияние на тонкие энергии: Возможно орнаменты закручивают вокруг себя те виды тонких энергий, которые нужны для человека, вернее для его души и концентрируют их в храме, куда приходят люд", чтобы ощутить благостное дыхание Бога.
О, как многообразен, наверное, тонкий мир! Как он грандиозен и противоречив! Чтобы нематериальная жизнь бушевала и была полна страсти, Бог создал белое и черное и заставил их бороться между собой, побуждая к постоянному движению вперед, не жалея слабых и кладя на алтарь беспутные человеческие жизни во имя великого понятия — прогресс. Для нас, простых земных людей, неведома страсть нематериальной жизни Того Света, до нас доносятся лишь отголоски этой страсти. Мы, физические люди, еще неспособны выдержать бурю этих страстей. Нас еще надо беречь, нас еще надо ограждать от черного и буйно-негативного. Поэтому мы ходим в храмы, поэтому мы молчим там, вбирая в себя те положительные энергии, которые танцуют там прекрасный танец Добра. Душа наша там тоже поет и танцует, не заботясь о том, чтобы ежедневно, ежечасно и ежесекундно ограждаться от вездесущего черного. Там, в храмах, мы под защитой — защитой орнаментов, которые были созданы как результат огромных научных изысканий древних ученых и которые, пусть в несовершенном виде, дошли до нас через века.
Я везде и всюду спрашивал об истоках создания орнаментов и символов непальских храмов.
— Мы этого не знаем, — чаще всего отвечали молодые ламы. — Говорят, из древности. Может быть, старые ламы знают?
Старые ламы задумывались над этим вопросом, а потом начинали отнекиваться, хитро поглядывая на нас и, если у них, в конце концов, складывалось доверительное отношение к нам, кратко и четко отвечали:
— Орнаменты и символы храмов Непала порождены Кайласом.
— Неужели священная гора сама породила это? — спрашивал я.
— Это должны были сделать люди — люди священного Кайласа. Где они? Они живут под Кайласом или где?
Старые ламы ухмылялись и, уходя от прямого ответа, обычно отвечали так:
— Эти люди живут и на Земле и под землей.
— Кто эти люди? — наивно домогался я. — Люди Шамбалы?
Ламы обычно опускали глаза и оставляли этот вопрос без ответа.
— Неужели на поверхности Земли до сих пор существует город древних людей? Где он? — допекал я лам.
— Существовал и существует.
— Как понять?
— Он, этот город, существовал, но стал невидимым.
— Перешел в другое измерение?
А потом я купил книгу «Янтры» и внимательно, взахлеб прочитал ее. Из этой книги я понял, что янтры — это мистические фигуры, которые были переданы на Землю Высшим разумом и роль которых знают только гималайские йоги. Они, там, умеют медитировать на янтрах. Как они это делают — никто не знает. Из книги выяснилось также, что орнаменты и символы Непала были разработаны на основе янтр.
Заинтересовавшись информацией о янтрах, я опять стал встречаться с ламами и расспрашивать их, задавая вопрос — у кого сейчас хранятся наиболее точные и достоверные янтры?
— У людей, — отвечали ламы.
— У каких людей?
— У современных и древних.
Где? В Шамбале?
— Кайлас знает это.
А один лама, видя мои полные интереса глаза, рассказал, что комплекс священного Кайласа был построен по плану знаменитой янтры «Калачакра», поэтому способен оказывать на людей всей Земли сильное положительное влияние.
— Откуда появилась янтра «Калачакра»? — спросил я.
— Ее передал на Землю Высший разум.
— Почему Вы сказали «комплекс священного Кайласа», а не сказали просто «священный Кайлас»? Вокруг Кайласа есть город, Город Богов?
— Почему Вы сказали, что комплекс священного Кайласа был построен. Кто его строил?
Однажды, возвращаясь домой, я увидел паренька, который вырезал на цилиндре орнамент. Я стал расспрашивать его об истоках его знаний о характере орнамента, задавая ему вопрос за вопросом.
— Так мне велели Учителя, — ответил он.
— Кто они — Учителя?
Паренек промолчал и, опустив голову, стал продолжать свою работу.
Святая вода непальских храмов
В одном из храмов Сергей Анатольевич Селиверстов обратил внимание на чаши с водой, которые стояли на полке под религиозными орнаментами. Будучи глубоко образованным в вопросах информационной структуры воды, Сергей Анатольевич стал расспрашивать служителя храма о предназначении этой воды.
— Скажите, эта вода стоит здесь для того, чтобы тонко энергетические вибрации, способные селективно концентрироваться вокруг фигур орнаментов и символов, переписывались в воду? Так — ли это? — с неестественно густым тембром голоса задал вопрос Селиверстов.
— Так, так, так, так…. — нелепо ответил служитель храма, видимо, ничего не поняв.
— Объясняю популярно, — эта вода здесь стоит для того, чтобы впитывать в себя божественную энергию, собирающуюся около орнаментов? Так ли это? — сказал Селиверстов почти по слогам.
— Да, да, да, да, — опять нелепо ответил служитель храма.
Краем уха прислушиваясь к этому разговору, я обратил внимание на поясную сумку — «напузник» Селиверстова, с которым Сергей Анатольевич не расставался ни днем, ни ночью, поскольку там хранились все наши экспедиционные деньги. Мне стало смешно, поскольку раньше я очень любил эти «напузники» и носил их даже с костюмом и галстуком, считая «напузник» не просто удобной сумкой, но и признаком элегантности и изысканности. Юрий Ильич Кийко — директор нашего Московского филиала, обладающий, в отличие от меня, хорошим вкусом, все время критиковал меня за это. А однажды, в Германии, он обратил мое внимание на старика-немца в шортах, на верхней части живота, которого неестественно и совершенно нелепо висел этот самый «напузник». После утверждения Юрия Ильича, что я выгляжу точно также, я престал носить «напузники». От предложенной взамен сумочки с петлеобразной ручкой я отказался, поскольку в народе они называются «пэдэрастки». Так и хожу я сейчас с неудобным заплечным мешком, а в костюме и галстуке для красоты беру дипломат — Кейс.
— Вы сами эту воду пьете? — послышался голос Селиверстова.
— Нет, не пьем, — ответил служитель храма.
— А что с ней делаете?
— Птиц поим, да и цветы поливаем.
— А птицы ее пьют?
— Редко, но пьют.
— А цветы лучше растут?
— Также растут, как и с обычной водой.
— А для чего же тогда…? — Селиверстов искренне удивился.
— Понимаете ли, сэр, птицы, попив святой воды, вбирают в себя божественную энергию, которую содержит эта вода. Птицы улетают и уносят с собой эту энергию. Люди, смотрят на этих птиц, и божественная энергия переходит людям, делая их добрее.
— Мне это приятно узнать, — глаза Селиверстова потеплели.
— А если птицы не хотят пить, мы мочим в святой воде зерно и кормим птиц, чтобы они впитали в себя божественную энергию, — добавил служитель храма.
Скажите, с какой целью Вы поливаете святой водой цветы? Сэр, — служитель храма доверчиво и тепло взглянул на Седова, — цветы впитывают святую воду, растут, а потом севе разлетаются по ветру, падают на землю и из них вырастают новые растения. Но эти растения не простые, — в них содержится божественная энергия. Приходят животные, съедают эти растения, и передают через молоко или мясо божественную энергию )веку, делая его добрее. — Какие Вы молодцы, что во всем хотите видеть доброе, — произнес добрый по натуре Селиверстов и потупил взгляд, вспоминая, видимо, свою жизнь, линию которой перебороздили через полосы предательств, унижений и неразделенных устремлений.
— А еще сэр, — глаза служителя храма вспыхнули огоньком, — окропляем святой водой людей, которые приходят в храм. Через воду мы передаем людям божественную энергию. Хотите, я и окроплю святой водой? Хотите?
— Хочу.
Через несколько секунд я увидел, что слегка подмокший от излишнего окропления Селиверстов счастливо и по — Детски улыбался. Этот человек, мой друг, по своей натуре беззащитен и напоминает большого ребенка. Он иногда ерепенится или делает глупости по своей сути всегда остается чутким и глубоко порядочным. Ему присуща та человеческая особенность, которая редко оценивается приземленными людьми — с ним всегда легко. Эту легкость он как бы передает людям, заставляя их радоваться тому, что есть; рядом с ним обычная еда становилась вкуснее, водка? — хмельнее, женщины — красивее… А самое главное — рядом с ним хорошо мыслится, потому что он своими добрыми биополями как бы ограждает тебя от злых и тормозящих мысль влияний.
