В архивных документах выражение царское жалование употреблялось в одном из основных своих значений – «благодеяние, милость, милостыня», хотя в тоже время оно несло и другой смысл, а именно – «жалование за службу». Источники фиксируют устойчивую формулу: «дано государева жалования за работу» и «дано государева жалования на милостыню». Термин милостыня не носил в то время пейоративного оттенка, характерного для современного русского языка. Царское жалование или милостыня давалась церковным центрам, а также отдельным лицам, как духовным, так и светским. Поводом для обращения к царю за милостыней могли быть долги перед турецкими властями, потеря имущества в результате стихийных бедствий или войны. Духовные лица просили денег на выкуп заложенного церковного имущества, на монастырское строительство, на поновление старых икон и написание новых. Из различных монастырей к русскому правительству обращались с просьбой о присылке богослужебных книг.
Сумма милостыни была различной. Она определялась, главным образом, саном приехавшего духовного лица и местом, которое его кафедра или обитель традиционно занимала в греческо-русских отношениях. Самое большое жалование получали от русского двора восточные патриархи, затем следовали митрополиты, архиепископы, епископы, архимандриты, далее – низшие духовные чины по убыванию, включая монастырских слуг и толмачей. Документы Посольского приказа самым тщательным образом фиксировали, кому, сколько, из какого ведомства и что именно жаловалось от имени государя. Г. Котошихин писал о жалованье, которое дается из царской казны грекам: «Греческим властем: патриархом, митрополитом, архиепископом, архимаритом и игуменом, и келарем, и простым чернецом, которые приезжают для милостыни, дается на церковное строение, которые церкви бывают розорены от неприятелского нахождения и от поганского наругания, или и вновь, церковное платье и пелены, и покровы, и сосуды серебряные; так же и им, властем, и старцом их, и служкам, платье»[300].
Во время посещения Москвы патриархи лично получали только деньгами по 2 тысячи рублей (им же в полтора или два раза больше жаловалось на нужды престола); митрополитам и архиепископам давали от 120 до 300 рублей, архимандритам – от 20 до 30, архидиаконам – 3—10 рублей и т. д. Для сравнения можно сказать, что годовое жалование (в денежном выражении) патриаршего портного составляло 6 рублей. После окончания приема во дворце приехавшим архиереям посылалось угощение «в стола место корм». В конце XVII в. вместо «корма» стали давать деньги, по 15 рублей человеку[301]. Тогда же наряду с милостыней мехами патриархам посылали «золотые червонные»[302].
Иностранцам царская милостыня не казалась очень значительной. Павел Алеппский писал: «Если рассчитывать только на милостыню, Богу известно, что иные не покрывают и своих трат». Даже высшие архиереи, по словам Павла, получали от царя и вельмож около 200–300 рублей, «может быть менее, но не больше»[303]. Эти сведения вполне соотносятся с официальными русскими документами. Адам Олеарий иначе оценивал русскую милостыню православным подданным турецкого султана. Он писал: «…греческие монахи от константинопольского и иерусалимского патриарха являются дважды, а то и трижды в год, доставляют позолоченные кости святых и всякие иные реликвии и писаные иконы, за что им дают увозить с собою, в виде подарков, большие количества денег, далеко превосходящие вышеозначенную сумму». Ссылаясь на А. Поссевино, Олеарий утверждал, что русские ежегодно посылали греческой церкви 500 дукатов[304]. В данном свидетельстве для нас важно отметить, что и на Западе царское жалование за реликвии, привезенные к московскому двору, рассматривалось как дар.
В июне 1658 г. в Путивль прибыла делегация из Никольского монастыря молдавского г. Галаца. Архимандрит Герасим и его спутники шли с царской грамотой за золотой печатью, которую получил для обители во время своего визита в Москву Афанасий Пателар, живший в их монастыре[305]. За привезенные реликвии на приезде старцам дали обычное жалование: «архимандриту – камку адамашку, 40 соболей 20 рублев, денег 12 рублев; келарю да черному попу – по 40 куниц меншой цены, денег по 7 рублев человеку; служке – сукно доброе, денег 2 рубли». Отдельно давалось жалование в монастырь. Герасим получил 100 рублей. Кроме того, архимандрит подал челобитную с просьбой дать подвод «уехать в монастырь; а у меня, богомольца твоего твое государево жалованье – соболи в монастырь дары, да две короби с ыконами. И мне надобе семь подвод, а на малых подводех мне не поднятца»[306].
Как абсолютно справедливо отметил Павел Алеппский, милостыню жаловали «по обычаю», справляясь в архивах приказа[307]. В отдельных случаях, по просьбе приехавших добавлялась еще некоторая сумма. Так, в 1657 г. на приеме у Алексея Михайловича были старцы афонской Великой Лавры, приходившие за милостыней по жалованной грамоте. Они преподнесли государю мощи св. апостола и евангелиста Луки[308]. Получив обычную царскую милостыню, игумен Лавры попросил увеличить ее сумму. Сколько дополнительной милостыни получили просившие, не ясно, так как пометы, содержащей данную информацию, в деле не оказалось, очевидно, в связи с тем, что решение царя по этому вопросу последовало позже. Зато в том же деле содержатся сведения о государевом жалованье разным греческим монастырям за прошлые годы, выписанные в качестве примера[309]. Кроме того, старцы из Лавры св. Афанасия просили московского патриарха Никона «обложить», т. е. сделать оклад для Евангелия, принадлежащего их монастырю. Пока работа не закончилась, греки оставались в Москве и просили выдавать им поденный корм. Затем игумен Игнатий подал государю челобитную с просьбой заменить прежнюю жалованную грамоту (с правом приходить в Россию через 10 лет), новой, позволявшей ему, как и другим главам святогорских монастырей, приезжать в Москву каждый четвертый год[310]. Таким образом, право приходить за милостыней чаще, чем это было прежде, также можно рассматривать как особый вид материальной помощи.
Архимандриту Неофиту, приезжавшему в 1653 г. с Крита, было пожаловано «6 рублев, в монастырь на милостыню собольми на 80 рублев», а после того ему же дано «государева жалования за святыню к прежней даче вприбавку на 40 рублев и с ними на 50 рублев соболми»[311]. В данном случае царская щедрость объясняется присутствием Неофита в свите бывшего константинопольского патриарха Афанасия Пателара, посетившего Москву в 1653 г.[312]. Впрочем, дополнительные дачи были не так уж редки. Недаром, Павел Алеппский писал, что те, кто попадал на аудиенцию к государю, были награждены истинно по-царски[313]. В подобных случаях не было принято отказывать в пожаловании икон, священнического облачения, богослужебных книг или дополнительных сумм «на церковное строение», а также иные цели. Сведения подобного рода не всегда отражены в документах Посольского приказа и могли сохраниться, отложившись только в тех ведомствах, которым давалось поручение их выполнить.
Подробное описание государева жалованья, выданного приезжим грекам, с указанием видов подарков, их происхождения и даже способов вручения гостям, содержат книги Казенного приказа. В одной из них о жалованье, полученном греческими и сербскими духовными лицами в 1650 г., сделана следующая запись: «ноября в 15 день по памяти ис Посольсково приказу за приписью дьяка Алмаза Иванова государева жалованья приезжим гречаном турские земли города Ларса епископу Иосафу – кубок серебрян золочен с кровлею лощат, лошки мелкие, меж пуза и поддона дерево зелено, на дереве птичка да проволока бела, весу восемдесят восемь золотник по осми рублев с полтиною фунт; государыне царице челом ударил Иев Голохвастов 156 (1648) генваря в 19 день[314], да вместо куфтерю – двенатцать аршин камки адамашки лазоревой крущатой по дватцати по шти аршин горотцких 152 (1643/1644) году, сорок соболей (по – НИ.) тритцать рублев. Архимариту ево Нектарью да города Сербия[315] Преображенского монастыря архимариту Иякову по десяти аршин камки индейской двоеличной, шолк лазорев червлен по пятинатцати алтын аршин прислана ис Сибирсково приказу 157 (1648/1649) году. Келарю Давыду сорок куниц без хвостов, осмнатцать рублев с четью, толмачю Костке восемь аршин лятчина лазоревой по семи алтын по две денги аршин, прислана из Сибирского приказу 158 (1649/1650) году. И то государево жалованье архиепископу и архимаритом явлено при государе, а келарю и толмачю дано от казны. А отвозил государево жалованье подьячей Иван Яковлев»[316].
