Говоря о советском периоде, мы не случайно употребляем словосочетания «мусульманская община» и «татаро-мусульманская» община в качестве синонимов. Вплоть до конца XX века представители разных субэтнических групп татарского этноса составляли большую часть мусульманского населения города.
Мусульманская община в Петербурге в XVIII – начале XX в.
Основную часть мусульманского населения Петербурга на протяжении всей его истории составляли татары. Известно, что на работах по возведению Петропавловской крепости использовались татары и башкиры, служившие под началом И.Е. Бахметева и др. Вскоре на берега Невы стали присылать крестьян и посадских людей из российских губерний, в т. ч. Казанской. По указу Петра I к строительству начали привлекать не только крестьян (по одному человеку с 4 дворов), но и некрещеных служилых мурз. К середине XVIII в. татаро-мусульманские общины возникают в Кронштадте и Любани – деревне, находившейся на почтовом тракте, соединявшем Петербург и Москву.
В XVIII столетии большинство мусульман Петербурга были военнослужащими. Небольшую группу составляли купцы. Функции имамов выполняли рядовые, наиболее осведомленные в вопросах мусульманского обряда. Вот что писал о богослужениях мусульман столицы в конце XVIII в. немецкий ученый и путешественник И.Г. Георги: «Магометане, Татары из разных областей, чужестранные купцы, поверенные и т. д. не имеют ни мечети, ни какого-либо прихода; но между купцами находятся у них духовные (Муласы), которые в жилищах своих с единоверцами своими по пятницам и по праздникам производят торжественную свою службу на Арабском и Татарском языках»1.
В 1822 г. в Петербурге был учрежден первый гражданский магометанский приход. Однако лишь во второй половине XIX в. число гражданских лиц стало превышать число мусульман-военнослужащих. Большая часть татарского населения Петербурга в конце XIX – начале XX в. была занята в сфере мелкой торговли и услуг. В мемуарной литературе сохранились воспоминания о татарах-старьевщиках, которых в городском фольклоре именовали «князьями». «Князья», торговавшие «красным товаром», появлялись во дворах Петербурга с криками: «Халат, халат!»[6]. Были среди татар и дворники, но в имперский период среди представителей этой профессии их было не так много, преобладали выходцы из Тверской губернии.
По данным на 1910 г., в Петербурге проживало 7,3 тыс. татар, что составляло около 0,4 % городского населения[7]. Другие народы, традиционно исповедующие ислам, были представлены не более чем несколькими десятками человек. Среди татаро-мусульманского населения города преобладали три субэтнические группы: касимовские татары, мишаре и казанские. В городе также проживала небольшая, но заметная группа польско-литовских татар. Что касается Петроградской губернии, то здесь в ряде населенных пунктов, располагавшихся к югу от столицы, касимовские татары составляли большинство. Мишаре, в свою очередь, преобладали среди мусульман, освоивших территорию Карельского перешейка к северу от реки Сестры, относившуюся к Выборгской губернии Великого княжества Финляндского.
К концу XIX – началу XX века в Петербурге возникла небольшая прослойка мусульманской интеллигенции, состоявшей из представителей татар (казанских, нижегородских, касимовских, польско-литовских, крымских), кавказских и среднеазиатских народов. Это были в подлинном смысле духовные лидеры нации, формированию которых в качестве таковых в немалой степени способствовала либерализация политической жизни в России после первой русской революции 1905–1907 гг.
Две другие русские революции – Февральскую и Октябрьскую – мусульманская община Петрограда застала в период своего наивысшего расцвета, несмотря на реакцию 1907–1910 гг., во время которой прекратили существование некоторые столичные мусульманские издания, был закрыт один из магометанских приходов, вокруг которого группировалась либеральная интеллигенция, и т. п.
Мусульмане Петрограда в годы Гражданской войны
После Октябрьской революции, как и после Февральской, мусульмане были полны надежд[8]. Однако разочарование в большевиках наступило почти так же быстро, как в буржуазно-демократическом правительстве. На нескольких фотографиях, хранящихся в ЦГАКФФД СПб, зафиксированы эпизоды общественно-политической жизни революционного Петрограда. Автором некоторых из них является известный петроградский-ленинградский фотограф Яков Владимирович Штейнберг (1880–1942). Так, на одном из снимков Штейнберга изображены служащие Исполкома Всероссийского мусульманского совета (Икомус)[9]. Сам совет был учрежден в мае 1917 г. в Москве, а его исполнительный орган – Икомус – работал в Петрограде. В мае 1918 г. Всероссийский мусульманский совет и Икомус были упразднены. Другая фотография, хранящаяся в фондах ЦГАКФФД СПб, сделана в приемной Икомуса зимой или ранней весной 1918 г. Данный снимок позволяет составить определенное представление о мусульманском населении Петрограда в начале XX в. Тогда в городе еще оставалось много старожилов, мало чем отличавшихся своим внешним обликом от других горожан. Вскоре структура мусульманского населения города значительно изменилась. Спасаясь от бедствий гражданской войны, в Петроград прибыли татары (большей частью крестьяне) из Поволжья и других регионов России.
Все изображенные посетители в приемной Икомуса – мужчины. Большая часть их одета в европейскую одежду по моде того времени. Все мужчины носят усы и лишь двое также имеют бороду. Один из них, очевидно, – так называемый халатник, торговец старым товаром в разнос.
На нескольких фотографиях, относящихся к эпохе революции и гражданской войны, представлены командный состав и бойцы 3-го Башкирского кавалерийского полка, входившего в Башкирскую группу войск РККА. В сентябре 1919 г. дивизия была переброшена в Петроград для обороны города от войск Юденича. В дальнейшем она участвовала в захвате Павловска, Гатчины и Ямбурга. Инициатор призвания башкир в Петроград Л.Д. Троцкий писал об этом впоследствии:
Башкирская кавалерийская дивизия была лишь недавно сформирована. Я с самого начала имел в виду перевести ее на несколько месяцев в Петроград, чтобы дать возможность степнякам прожить некоторое время в культурной обстановке города, сблизиться с рабочими, посетить клубы, митинги и театры. Теперь к этому присоединилось новое, более неотложное соображение: напугать финляндскую буржуазию призраком башкирского нашествия[10].
Башкиры вполне оправдали ожидания председателя Реввоенсовета. Проезжавшие по улицам Петрограда степняки на конях напоминали жителям города скифов из одноименного стихотворения Александра Блока, написанного в январе 1918 г. Появление раскосых богатырей символизировало в глазах обывателей падение и гибель старого мира.
Могильщиками прежней жизни увидел представителей другого тюркского народа – татар – писатель Исаак Бабель. В своем очерке «О лошадях», подготовленном в 1918 г. для горьковской «Новой жизни» он писал о татарах-конебойцах Петрограда:
Десятки татар заняты убоем лошадей. Это чисто татарское дело. Наши бойцы, сидящие без работы, до сих пор не решились приступить к нему. Не могут, душа не пускает… Настало обеденное время. Трактир был наполнен татарами – бойцами и торговцами. От них пахло кровью, силой, довольством… За столиками рослые татары трещали на своем языке и требовали себе к чаю варенья на 2 рубля. Возле меня примостился мужичонка. Мигая глазами, он сообщил, что в нынешнее время каждый татарин тысяч по пяти, а может, и по десяти в месяц зашибает, “всех лошадей скупили, дочиста всех”… Потом я узнал, что и русские за ум взялись. Тоже промышляют. “Что поделаешь? Раньше конину татары ели, а нынче весь народ и даже господа… ” Солнце светит. У меня странная мысль: всем худо, все мы оскудели. Только татарам хорошо…[11].
Слова Бабеля о татарах, несмотря на яркость красок, были отягощены преувеличением. В холодном и голодном Петрограде, где лошадиная падаль считалась пределом мечтаний, никому не могло быть хорошо, разве что тем, кому теперь принадлежала власть.
После революции состав мусульманского населения Петрограда сильно изменился. Многие мусульмане, проживавшие в городе, либо эмигрировали (в основном в Финляндию или через Финляндию), либо погибли в годы Гражданской войны. В начале 1920-х численность татаро-мусульманской общины Петрограда увеличилась в 4 раза по сравнению с довоенным уровнем за счет 28 тысяч крестьян, спасавшихся от голода в Поволжье[12].
Несмотря на этническую близость с татарами, жившими в городе до революции, прибывавшие в город в 1920-1930-е гг. были людьми с иным культурным фоном. Приведем цитату, характеризующую одного из новых жителей Ленинграда – татарина Хисамова: «Я Хисамов Нигмат Абдулович был пастухом, ходил в рваной чужой рубахе и в лаптях. Было это в царской России. Но вот пролетариат сбросил иго капитализма; нам нацменам татарам-башкирам открылась широкая светлая дорога. Пошел учиться на 3-х годичную строительную школу. Учился упорно не спя по ночам. С 1930 г. по 1932 г. работал в колхозе и видел, что в результате коллективизации положение крестьянства улучшилось во много раз. Меня тянуло учиться. Уехал в Ленинград и поступил на курсы планеристов-летчиков. Я буду летчиком, буду защищать советские границы от врагов. Я теперь не пастух в рваной рубахе и лаптях, я летаю по воздуху, я советский летчик»[13].