Так почему Павел читается наряду с Моисеем, почему он даже считается авторитетнее его? Поче му послания Павла читались и в тех общинах, к которым они не были направлены? Почему част ное письмо (например, Послание к Тимофею) должно считаться общецерковным?
Эпоху тому назад, когда еще не разразились споры по поводу зарубежных протестантских мис сий в России, проходили чрезвычайно плодотвор ные экуменические собеседования между Русской Православной Церковью и Евангелической Цер ковью Германии. На одном из них проф. Э. Шлинк сказал: "Павел писал свои послания не с целью создания Новозаветной Библии, а исключительно в качестве замены своего присутствия… Лишь около 200 года устанавливается значение такого же авто ритета Новозаветного Писания, как и авторитет Ветхозаветного Писания"[152]. Слово "устанавлива ется" здесь, похоже, исполняет ту же роль, что зна менитый эвфемизм советского искусствоведения: "храмовый ансамбль такого-то монастыря не со хранился". Вот так сам взял — и не "сохранился" (очевидно, в знак протеста против рабоче-крестьян ской власти). За безличным оборотом Э. Шлинка исчезает собственно автор такого установления. Сами собою канонические Евангелия вытеснили апокрифы? Или канон был установлен конкрет ным субъектом? И кто в таком случае автор канона?
Это — акт самой Церкви, а отнюдь не непо средственное следствие самого текста. Это — ре шение Предания, а не требование записанного Откровения.
При обсуждении этого обстоятельства, во-первых, очень важно осознать, что Церковь историчес ки первичнее Евангелия. Существование Церкви исторически предшествует написанию первых апос тольских книг и тем более предшествует собира нию этих книг, которое затянулось на столетия.
Церковь не началась через посредство Писания. Церковь не была создана с помощью Писания. Напротив, Писание родилось в лоне уже существующей Церкви. И Церковью оно было взра щено и защищено. Как совершенно справедливо заметил свящ. Димитрий Станилое, "Писание не рождается с Церковью, но в Церкви"[153]. Нельзя сказать, что раньше — Церковь или Предание. Но Церковь явно раньше Писания.
Когда Христос посылал Своих учеников ("иди те… и проповедуйте Евангелие всей твари" — Мк. 16, 15), книга еще не была написана. Устное пре дание исторически первично по отношению к Писанию. Церковь могла бы существовать, если бы никогда не были написаны Павловы послания, но ее не было бы при отсутствии устной и живой апостольской проповеди. Устная проповедь апос толов открывала человеческие сердца ко Христу, и в ответ на обращение этих сердец ко Христу в них посылался дар Духа. Люди сначала входили в жизнь Предания, а затем эта жизнь получила свое объяс нение в Писании. Первая задача Писания — пояс нить Церкви ее собственную природу. Кто вы та кие, христиане, и зачем вы собраны, откуда в вас новизна…
Писание не упало с неба; оно вошло в жизнь Церкви через Предание. Церковь дала удостовере ние, гарантировала, что Писание действительно соответствует Преданию, и что это Писание есть аутентичная часть подлинно Апостольского Пре дания. Исходя из своей памяти и из своего знания Апостольского Предания и Того, о Ком это Пре дание говорило, "Церкви нужно было подсчитать свое апостольское наследство"[154].
Во-вторых, при обсуждении роли Церкви в ста новлении Новозаветного канона важно заметить, что Новый Завет сложился не в результате собира ния книг, а в результате их отбора. Уподобив Церковь раю, а четыре Евангелия четырем животворящим райским рекам, св. Киприан сказал о миссии современной ему Церкви по отношению к Писанию: "Мы охраняем границы животворных источ ников"[155]. Задача Церкви: заботиться о том, что бы в чистую воду Евангелий не примешались апо крифические легенды.
Именно Церковь восприняла Писание и отсто яла его от теософских фантазий, от еретиков. Слиш ком много подделок поставляли на религиозный рынок гностические секты. Кто и как мог отли чить подлинное Евангелие от гностической его подделки? Это могли сделать только сами хрис тиане, помнящие и верно понимающие Апостоль ское Предание.
Вопрос о соотношении Писания и Церкви возник отнюдь не в реформационных спорах XVI века. Уже во втором столетии Св. Папий Иерапольский, духовный сын св. Поликарпа Смирнского и, соответственно, "внук" апостола Иоанна, так говорил о Писании и Предании: "Я полагал, что книги (ta ek ton biblion) не принесут мне столько пользы, сколько живой, остающийся в душе голос"[156]. Отличить апокриф от подлинника пер вым поколениям христиан помогал звучащий в их сердцах "живой голос" апостолов.
Как бы то ни было. Церковь оказалась не про сто хронологически первичнее Писания. Ей пришлось в течение столетий совершать постоянный суд над текстами, подписанными апостольскими именами. В условиях, когда у каждой секты появ лялось свое "писание", лозунг "только Писание" сам по себе не срабатывал.
И осуществляя свою цензорскую деятельность, Церковь вполне четко осознавала свою первичность по отношению к записанным текстам. Отсюда — знаменитый вопрос Тертуллиана: кому принадле жит Писание?[157].
Еретики, "раз они не христиане, то не имеют никакого права собственности на христианские сочинения. Церковь с правом может спросить: Кто вы? Что вы делаете на моей земле, когда вы не мои? Ты, например, Маркион, по какому праву рубишь мой лес? Ты, Валентин, с чьего дозволе ния даешь другое направление моим источникам? Ты, Апеллес, по чьей власти изменяешь мои гра ницы? Владение мое, я владею им издавна, я владела им прежде, я имею прочную передаточную от тех самых, кому, собственно, принадлежало имение. Я наследница апостолов"[158].
Если Библия — книга Церкви, то люди, отверг шиеся Церкви, теряют право на апелляцию к Еван гелию. Хотите по-новому толковать Евангелие — вопрошает сектантов Тертуллиан — что ж, "пусть докажут, что они — новые апостолы: пусть возвес тят, что Христос снова сошел, что снова учил, что снова распят, снова умер, снова воскрес… Впрочем, если какие-нибудь ереси осмелятся отнести себя ко времени апостольскому, дабы выдать себя тем самым за апостольское предание, то мы можем ответить: но тогда пусть покажут основания своих церквей, раскроют чреду своих епископов, идущую от начала через преемство, и так, чтобы первый имел наставником и предшественником своим кого-либо из апостолов (но таких, которые пребы вали с апостолами постоянно)"[159]. Итак — "если верно, что Правило Веры церковь получила от апос толов, апостолы — от Христа, а Христос — от Бога, то сохраняется и смысл нашего утверждения, а оно гласит, что еретиков не должно допускать к прени ям о Писании, ибо мы и без Писания доказываем, что они не имеют отношения к Писанию"[160].
Гностики были, по крайней мере, логичны: про тивопоставляя себя Церкви, они создавали себе свои евангелия. Но позиция протестантов внутрен не противоречива: почему, бунтуя против Церкви, они сохраняют рожденную ею Книгу? Вот адвен тисты логично поступили, когда откололись от бап тистов под лозунгом антицерковной последователь ности: мол, раз мы отвергаем все, связанное с ис торической Церковью, то мы должны перестать праздновать воскресный день и чтить исключитель но ветхозаветную субботу. Почему бы не последо вать этим путем дальше — вплоть до отвержения вообще всего новозаветного кодекса, раз произошел он от "полуязыческой" Православной Церкви?! Ведь Библейский канон есть часть Предания.
Там, где нет доверия к Церкви, — неуместно и доверие к составленной ею книге. Без канона Биб лия не существует, а вне Церкви нет канона. По слову Хомякова, без признания Церкви "Библия превращается в сборник сомнительного состава, которому люди приписывают авторитет только потому, что не знают, как без него обойтись"[161].
Вне Церкви и ее Духа Библия просто рассыпа ется и теряет (как показывает история протестант ской "библейской критики" XIX века) свою сак ральность: "Реформаторы из Церкви хотели унести Библию. При этом, однако, оказалось, что она оттуда не может быть унесена, ибо унесенная, она превращается по дороге просто в "книги", челове ческий документ, "письмена", — писал прот. С. Булгаков[162]. Это понятно, потому что только при знание того, что "историческая Церковь" IV–V веков была единодушна с апостолами, может вну шить доверие к сделанному ею именно в эти века окончательному отбору Новозаветных книг.
"Подобное познается подобным", — гласит древний и отнюдь не отмененный принцип позна ния (по крайней мере, духовного). Если протес танты утверждают, что с началом Константинов ской эпохи историческая Церковь утратила перво апостольские дары, — то с помощью чего же смог ла она отличить апостольские писания от апокри фов? Только Святая Церковь могла узнать Святую книгу. Только опыт глубокой веры и молитвенно мистического познания Христа мог дать внутрен нюю уверенность в Боговдохновенном характере книг.
