Вскоре я была свидетельницей чуда, совершённого батюшкой у нас в доме. Привезли из Петербурга знакомого больного мальчика. Нога у него была в лубках! Батюшка отслужил молебен, после молебна разрезал лубки, велел перевязать ногу марлёю, и в тот же вечер мальчик играл с нами. Когда батюшку спросили, что было с ребёнком, он ответил: «Надо, чтобы отец меньше пил, тогда мальчик поправится». Отец мальчика был пьяницей.
А вот второй чудесный случай. Как-то вечером батюшка служил молебен в нашей гостиной. Комната освещалась лампадой, горевшей перед иконой Божией Матери, и тремя свечами, зажжёнными возле вазы с водой, приготовленной для освящения, лампой под абажуром. Мне часто приходилось бывать на батюшкиных молебнах, но этот молебен запомнился на всю жизнь. Батюшка особенно горячо молился, говоря: «Владычица, мы просим, и Ты нам поможешь». И не было сомнения, что всё будет именно так. Служил он в тот вечер по просьбе студентов, товарищей моего старшего брата. Один из студентов стоял печальный у дверей. Никто из нас не знал о причине его печали. Батюшка же, окончив молебен и проходя мимо него в переднюю, благословил его и незаметно сунул ему деньги. Когда батюшка ушёл, растроганный студент сказал, что батюшка ему дал как раз столько, сколько нужно было внести за обучение. Если бы не эта помощь, ему пришлось бы оставить университет. Об этом обстоятельстве он никогда не говорил. И тем удивительнее был поступок отца Иоанна.
А вот и третий случай, происшедший уже не в нашем доме, но тоже на моих глазах. Мы с сестрёнкой часто бывали в Доме трудолюбия, играли с детьми служащих. Мама не разрешала нам заходить в номера к приезжим. Приехали как-то две дамы из Сибири или с Урала, обе очень богатые. У них были там какие-то заводы, теперь я уже не помню. Мы с сестрой очень понравились дамам при встрече в саду и в коридоре, и они затащили нас к себе. Вскоре звоном оповестили о прибытии отца Иоанна. По просьбе этих дам батюшка отслужил молебен в их номере. После молебна одна из дам передала батюшке пакет с деньгами. Батюшка отказался принять. «Возьмите, – сказал, – обратно, это вам самим пригодится». Дама начала уверять, что это для неё такая ничтожная сумма, о которой даже и говорить не стоит. Батюшка все-таки не взял деньги. В тот же вечер была получена телеграмма о том, что завод и дом сгорели, и этот пакет с деньгами пригодился разорившимся богачкам на их обратный путь…»
А вот ещё одно воспоминание.
«Были у отца знакомые по полку два брата Еропкины: Николай, флигель-адъютант, и Ипполит, командир полка (Кирасирского лейб-гвардии Его Величества). Однажды старший, Николай, был у нас в гостях, и вдруг случился с ним какой-то странный и жестокий припадок – какого характера, я сейчас уже не могу объяснить. Но положение его было настолько серьёзным, что вызванный врач не велел перевозить его домой, распорядился, чтобы больной без движения, в полном покое остался лежать у нас в доме. Отвели больному отдельную комнату, созвали консилиум врачей, самых лучших и видных. Положение больного было признано очень серьёзным.
Прошло несколько дней, и доктор Боткин предупредил мою мать, что офицер через два-три дня умрёт, и, вероятно, в состоянии очень бурной и буйной агонии, а потому нужно бы иметь за ним очень сильных физически санитаров. Припадки больного действительно становились всё беспокойнее. На всякий случай отец вызвал кое-кого из солдат-кирасиров, которые должны были дежурить на кухне.
Мать предложила отцу обратиться к отцу Иоанну с просьбой причастить больного. Это вызвало смущение у отца, который знал Еропкина как человека не только неверующего, но даже как будто подтрунивавшего над верующими. Боялся, как бы больной не позволил себе чего-нибудь неуважительного по адресу батюшки. Но мать рассудила так: «Надо предупредить обо всём отца Иоанна, а там уж, как он сам рассудит, так и поступит».
Отец Иоанн приехал на следующий день. Ни о чём не спрашивая отца, он сразу же сказал: «Ну, проведи меня к больному, а тех, кто на кухне сидит, – отпусти с миром домой…» Это сразу же поразило нас, так как было непонятно, откуда он мог знать о кирасирах, вызванных на всякий случай отцом. Провели отца Иоанна к больному. Батюшка сказал:
– Здравствуйте, ротмистр!
– Здравствуйте, батюшка, – спокойно и почтительно ответил больной.
– Вы тяжело болеете. Хорошо ли вас лечат?
– Как же, по милости Его Величества ко мне вызывают лучших врачей. И мне ни в чём не отказывают.
– Ну, а главного-то лекарства вы и не приняли! Святых Христовых Тайн! Хотите ли причаститься?
Больной ответил, что уже более двадцати лет не причащался и считает это для себя невозможным.
– Тем более надо исповедаться и причаститься, – сказал батюшка.
– Хорошо, – согласился ротмистр.
Батюшка встал около постели больного.
Незабываема эта его беседа с Богом, пламенная, горячая, требующая заступления. После этого мы все вышли.
Приблизительно чрез полчаса дверь комнаты открылась, и батюшка громко сказал, обращаясь к нам:
– Ну, а теперь войдите все и поздравьте больного… Он сейчас удостоился принять Господа.
Мы все вошли в комнату. Лицо ротмистра было неузнаваемо: оно было празднично-светло и мирно.
Матушка предложила отцу Иоанну пройти в столовую выпить чаю. Отец Иоанн согласился и даже обещал чего-нибудь немного покушать.
– А вы, ротмистр, усните спокойно и мирно, как дитя, – ласково обратился он к больному, ещё ласковее посмотрел на него и тихо вышел.
Ротмистр повернулся на бок и вздохнул.
Мы прошли в столовую.
– Ну, а теперь он уснёт навсегда, – сказал нам батюшка.
К утру ротмистра не стало».
А вот что пишет протоиерей Василий Шустин:
«Наша семья познакомилась с отцом Иоанном при вступлении моего отца во второй брак, когда мне было семь лет. Молодая невеста очень хотела, чтобы брак был благословлён отцом Иоанном; отец Иоанн приехал и с тех пор стал бывать у нас каждый год на квартире в Петербурге…
Я видел, что вокруг отца Иоанна всегда собирались огромные толпы и, буквально, рвали его одежду, но я не понимал такого стремления людей к нему. Сердце моё было закрыто до семнадцати лет. Не только христиане шли к отцу Иоанну, но и иноверцы: магометане, буддисты… И действительно, у отца Иоанна была всеобъемлющая душа, сыновняя Богу, дерзновенная.
Когда батюшка приезжал к нам – и, бывало, неожиданно – тотчас же накрывали маленький столик скатертью, ставили миску с водой и клали крест, привезённый из Иерусалима; Евангелие, кадило и кропило были у нас свои. Особенно любил батюшка молиться в столовой перед образом Спасителя, который он считал чудотворным. Бывало, он встанет, и минут пять молча смотрит на этот образ. Когда увидит, что всё приготовлено около него к молебну, становится на колени и начинает молиться. Он всегда молился импровизированными молитвами, произнося некоторые слова очень резко, с особенным ударением, дерзновенно прося у Господа нам милости. После такой молитвы, довольно длинной, где он, так же как всегда, поминал об искупительной жертве Иисуса Христа, он пел сам: «Спаси, Господи, люди Твоя», и освящал воду. Затем обязательно ходил по всем комнатам и окроплял их и все постели святой водой. Батюшка говорил, что воздух нашими действиями и нашими мыслями загрязняется и надо его очищать – святая вода отгоняет и уничтожает этот нечувствуемый смрад.
После обеда всегда накрывали чай.
Батюшка любил чай самый крепкий, почти чёрный, и всегда просил сполоснуть чай и первую воду слить, – как он в шутку говорил: «Надо смыть китайскую нечисть».
К чаю ставили какую-нибудь рыбную закуску. Мяса батюшка совсем не ел. Иногда выпивал полрюмки сладкого вина и, окинув взором присутствующих, давал кому-нибудь допить свою рюмку. Затем ставили перед ним ряд стаканов с крепким чаем, целую стопку блюдечек и глубокую тарелку с кусковым сахаром, и он, благословив, брал сахар целыми горстями и рассыпал по стаканам. Быстро мешал ложкой, разливал по блюдечкам и раздавал присутствующим. Он любил такое общение. К этому времени обыкновенно к нам на квартиру набиралось много квартирантов из нашего дома; все стремились к батюшке и во время трапезы спрашивали о своих нуждах. Иногда он, задумавшись, ничего не отвечал, а другим давал советы или молитвенно поминал. После чая всех благословлял и торопился в другое место. У подъезда опять собиралась толпа, и приходилось батюшку прямо протаскивать к карете.
Часто обвиняли батюшку, что он ездил в карете, что женщины иногда с ним там сидят… Как люди злы в своей извращённой природе, – кто как не женщины окружали Господа нашего, кто как не они служили Ему своим достоянием? Так и здесь находились богатые люди – женщины из духовных детей отца Иоанна, которые считали своим счастьем предоставить свою карету в пользование батюшки. А ему лично было всё равно, в чём он едет, – он был выше этого.
