В середине XVII в. русское правительство поддерживало активные отношения со многими православными монастырями Востока. Наиболее стабильные связи поддерживались с афонскими обителями. Монахи Святой Горы приходили в Москву регулярно, хотя интенсивность контактов зависела не только от внешнеполитической ситуации, которая временами препятствовала совершению дальних путешествий в российскую столицу, но и от экономических проблем, с которыми сталкивался тот или иной монастырь. В этом смысле судьбу русского Пантелеймонова монастыря можно считать наиболее показательной.
Обитель св. Пантелеймона неоднократно переживала периоды расцвета и запустения, когда жизнь в ней почти замирала. В 1584 г. царь Иван Грозный направил на Афон, в том числе и в русский монастырь, большую милостыню. Его посланцы не выполнили поручения, так как монастырь был заброшен («пуст») и предназначенная для него милостыня была передана другим афонским обителям[535].
Когда в январе 1660 г. в Путивле появились архимандрит Дионисий, келарь Хрисанф, черный поп Досифей из Пантелеймонова монастыря, они предъявили жалованную грамоту Михаила Федоровича 1626 г.[536], заявив, что «ис Понтелемонова монастыря архимариты и строители и простые старцы после 134 (1626) году на Москве нихто не бывали»[537]. Попав в Москву, архимандрит Дионисий от имени всей братии поднес на приеме в Кремле святыни: часть мощей александрийского архиепископа Афанасия, образ святого Пантелеймона царю, а также часть мощей и образ Пантелеймона царевичу Алексею Алексеевичу[538].
Более интенсивными были связи России с Иверским афонским монастырем, старцы которого жили в Москве в Никольском монастыре, попеременно сменяя друг друга. В феврале 1661 г произошла очередная смена архимандрита и братии[539]. Документы Посольского приказа содержат информацию не только о приезде греческих монахов, когда в Москву была доставлена одна из икон Богоматери Троеручицы[540], а также мощи святого Евстафия. Обращаясь к Алексею Михайловичу, иверские старцы писали: «…да восприимеши те мощи с верою и со благодением того святого Еустафия, помощника и заступника во время борения воинского дела аки война. Того ради те мощи послали святому вашему царствию»[541]. Возможно, иверские отцы привезли и еще какие-то реликвии, но полное описание приема у царя не сохранилось: лист обрезан, текст утрачен[542]. В тот приезд ивириты напомнили царю о рукописях и книгах, вывезенных из Иверского монастыря Арсением Сухановым[543], и еще 14 книгах, посланных с архимандритом Дионисием, который прибыл в Москву в июне 1633 г.[544]
Документ содержит упоминание и о других реликвиях, привезенных из монастыря ранее, в частности о правой руке Василия, епископа Амасийско-го, с описанием творимых ею чудес: «…послали святую десную руку иже во святых священномученика и чюдотворца Василия, епископа амасийского, и привезли ея к великолепному вашему царствию. И мы с тою святою рукою хаживали в миру, освятя воду с нею, и исчезала всякая гадина в полях, семяядущая саранча, мыши и всякая иная гадина. И збирая мы с православных християн много милостини и надеяся на преславное ваше царствие, того ради послали к вашему царствию»[545].
В апреле 1657 г. в Россию прибыла большая группа греческих старцев во главе с архиепископом Афанасием из македонского Преображенского монастыря. В нее входили архимандрит янинского Успенского монастыря Досифеей, игумен афонской Великой Лавры Игнатий[546], кроме них на приеме у царя 6 мая присутствовал архимандрит афонского Зографского монастыря Петроний, видимо, приехавший ранее[547]. Каждый из них преподнес государю, царице и наследнику престола, царевичу Алексею, свои дары: часть мощей св. апостола Андрея Первозванного[548], Стефана Первомученика, Феодора Стратилата, священномученика Власия, апостола и евангелиста Луки, кровь мученика Георгия, кровь мученицы Варвары, миро Димитрия Солунского; иконы Богоматери Умиление, Спаса с притворами, Спаса Нерукотворного, образ всех святых, резную с обеих сторон панагию, с изображением «Господских праздников», напрестольное Евангелие с харатейными листами[549].
В 1653 г. в Москву по жалованной грамоте Михаила Федоровича приехали старцы афонского Павловского монастыря. 22 марта во дворце архимандрит Иоасаф подарил государю деревянный крест с вырезанными на нем «господскими праздниками» и смирну[550]. В том же документе содержатся сведения о предыдущих приездах в Москву афонитов, реликвиях, привезенных с Афона, и царском жаловании, полученном за них[551].
Святые мощи, являвшиеся личной собственностью, греки предлагали непосредственно Посольскому приказу. В сентябре 1651 г. келарь Ильинского монастыря в Янине Анфимий принес в приказ крест-мощевик. В приказе крест не приняли, так как келарь запросил за него 25 рублей, а мощей в кресте не оказалось. Для сравнения следует отметить, что обычно за поездку келари получали 5–8 рублей царского жалованья. Пребывание янинских отцов в Москве затянулось, и в январе следующего года Анфимий снова предложил Посольскому приказу крест, сказав, что реликвии хранил у себя и хотел «про те мощи объявить иным временем»[552]. Информация о святыне дошла до царя. Другими чернилами на том же листе подписано, что государь велел выдать Анфимию «своего государева жалования за крест золотой с мощами… тридцать рублей»[553]. Другой архивный документ свидетельствует, что в кресте находились мощи Иоанна Милостивого[554]. Н. Ф. Каптерев, упомянувший этот случай, иронизировал над неудавшейся хитростью янинского келаря[555]. Однако не стоит забывать, что хранящаяся у грека святыня бывала иногда его единственным достоянием, с которым он расставался лишь в крайнем случае. Реликвию брали с собой в дальний путь, она была и оберегом, и «золотым запасом», ею можно было откупиться в случае опасности или непредвиденных затруднений.
Особый интерес для изучения представляют материалы Посольского приказа, которые сохранили свидетельства о святынях, привезенных специально для московских патриархов. Они немногочисленны и отражают далеко не все реликвии, попавшие с Христианского Востока к московским владыкам. В 1619 г. московский патриарх Филарет получил в дар от Феофана Иерусалимского панагию, описанную в документах Посольского приказа следующим образом: «камень бел аспид, на нем вырезан образ Богородицы, обложен золотом, а кругом вставлены каменьи лалы, и узумруды, и жемчюги, на стенках да на высподи у панагеи камень изумруд»[556].
В 1654 г. греческий купец по имени Иван Кириллов привез к русскому двору облачение «бывшего царегородского патриарха Парфения: 5 саков обьяринных золотых, да амфор, да полицу… крест золот с каменьи в нем часть Древа Честнаго и Животворящего креста Господня»[557]. Иван Кириллов заявил, что выкупил «из бусурманских рук» ризы погибшего константинопольского патриарха Парфения специально для Алексея Михайловича. Позднее, видимо, в виде дара, они попали к патриарху Никону и числились в его ризнице[558]. На приеме в Кремле греческий купец поднес государю золотой турецкий бархат и названный выше крест, за который он получил царского жалования соболями на 100 рублей[559]. Специально для московского предстоятеля Никона из Константинополя вселенский патриарх Иоанникий прислал главу великомученика Агафоника[560] и часть мощей Феодора Стратилата[561].
Представленные архивные документы, многие из которых публикуются впервые, являются лишь частью обширного круга источников. При их отборе ставилась задача показать все типы сакральных памятников, которые привозили в Московское государство восточные патриархи, митрополиты, архиепископы и епископы, архимандриты и игумены, а также греческие купцы. Документы показывают связи России с различными православными центрами Османской империи, начиная с патриарших кафедр и заканчивая малоизвестными монастырями. В середине XVII в. в Россию попали священные реликвии из многих православных центров Османской империи. В Москву привозили сакральные предметы с Афона, Синая, из Палестины, Сирии, с Пелопоннеса и греческих островов, из Фракии, Фессалии, Македонии, Эпира, Сербии, Болгарии и других земель.
К русскому двору было перемещено более 100 памятников древнего христианства и новых православных святынь, которые появились в эпоху турко-кратии[562]. Их общее число гораздо больше, чем это можно определить по официальным документам. Современники свидетельствуют о собирании реликвий не только членами царской семьи, но и представителями русской знати и духовенства. Таким образом, наряду с известными, неоднократно опубликованными, особенно в последнее время, реликвиями, выявлено большое количество священных памятников, практически неизвестных в специальной литературе. Их введение в научный оборот дополняет и корректирует существующие представления о роли восточнохристианских святынь в духовной жизни и культуре России эпохи царя Алексея Михайловича и патриарха Никона.
