как вышедшей из моды, серый костюм, некогда дорогой, свадебный. Весь я какой-то серый, потертый, и красный галстук, подаренный Яном как раз для предстоящей инициации, не сильно улучшал положение.
Захотелось выпить еще пятьдесят.
Ян же продолжал восклицать и излучать восторг. Теперь по отношению к ребенку.
– Ян, а ты никогда не хотел детей? – спросил я однажды. Мы сидели в баре, недалеко от моего универа, и пили пиво. Точнее я пил пиво, а Ян какой-то модный в этом сезоне коктейль.
– Что за дурацкий вопрос! Какой же галли не хотел бы завести малыша? Знаешь, такого белобрысого, кудрявого и большеглазого… Но каждому – свое. Я свой выбор сделал, и я доволен им.
Ян слишком хорошо меня знал, поэтому сразу понял к чему этот вопрос. Ведь тема детей для нас обоих была болезненной (хоть и по разным причинам). Отставив свой коктейль, он хитро, по-лисьи улыбался.
– Дай угадаю: ты скоро станешь папой?
– Да, – сознался я, – мы сегодня ходили к врачу. В конце лета родим.
Ян вскочил из-за стола и, подняв руки, закричал:
– Братья и сестры! У моего друга, Солнцеслава, скоро родится первенец! Всем шампанского!
Нагрузились мы с ним в тот день преизрядно. Совершенно чужие люди подходили ко мне и поздравляли, пожимали руки и произносили запутанные тосты. Они могли разделить со мной мою радость, а вот родной отец или коллеги – нет. Дваждырожденные и единождырожденные не едят и не пьют за одним столом, не хлопают друг друга по спине и не обнимают за плечи. Я – единождырожденный.
Но мой первенец это исправит.
И вот этот день пришел.
Очередные пятьдесят меня немного успокоили. День стал действительно светлым и радостным. Однако это изменение не укрылось от жены.
– Слава, ну что ж ты? В такой день!
– Не ругай его, подруга. Ему еще сегодня столько предстоит выпить, что хоть вчера начинай.
Уже в авто Ян начал раздавать инструкции. Он волновался за нас. Все-же мы были для него тем, что можно назвать семьей.
– Славон, ваши паспорта и документы на ребенка уже у меня, всю бюрократию выправлю сам. Я уже договорился: архивариус – мой давний и хороший знакомый. Сегодня же бумаги уйдут в канцелярию министра религии, так что не далее, чем в следующую пятницу твоему ректору – или кто там у тебя в начальниках? – придется вручить тебе давно заслуженный плащ магистра и шапочку докторанта.
– Ох, Слава, – Инна прижалась щекой к моему плечу, – мы, наконец, сможем взять ипотеку. Кто бы знал, как мне надоел этот район для единождырожденных и изгоев! А еще нам просто необходимо съездить в столицу… в начале года, например.
– Да, подруга, правильно говоришь: кто не бывал на белых пляжах Африки, тот не может называться в полной мере человеком, – согласился Ян.
Жена и друг строили планы на мое будущее, а я молча смотрел на уснувшую дочь, боясь даже подумать о том, куда я везу ее.
Однажды, наверное, полгода назад, ну, или около того, мы с Яном сидели на кухне и курили недурной палестинский гашиш. Инна ушла к подруге, поэтому нам не пришлось идти на балкон. Я показывал ему свои научные статьи по "Комментариям Йоханана" и требовал немедленной рецензии. Прочитывая страницу, Ян подолгу смотрел в зеленый сумрак кальяна, потом затягивался и продолжал чтение.
– Я вижу, тебя захватила эта идея, – наконец, сказал галли, протягивая мундштук. – Только ты эта… поаккуратнее, что ли?
– Я аккуратно, Ян. Вот скажи мне, является ли Бог первопричиной?
– Эл – Творец, – утвердительно ответил священнослужитель.
– Тогда скажи: Эл до акта творения был относителен? Или, может, абсолютен?
– Конечно, абсолютен. Иначе, какой он, к чертям, Бог? К чему ты клонишь?
– Ян, ты уже магистр теологии, и диплом получил и плащик надевал. Уверен, для тебя не составит труда дать мне академическое определение абсолюта.
– Славон, ты троллишь! – Ян выпрямился, театрально поправил невидимый плащ философа и поставленным голосом профессионального певца и декламатора начал: – Абсолют – философское понятие, обозначающее духовное первоначало всего сущего, которое мыслится как нечто единое, всеобщее, безначальное и бесконечное и противопоставляется всякому относительному и обусловленному бытию.
– "Противопоставляется всякому относительному и обусловленному бытию", – повторил я, – то есть бытию сотворенному. Так?
– Так.
– Абсолютное бытие Эла противопоставляется относительному бытию Баала, и это называется у нас, кажется, "Великая битва богов". Я ничего не путаю?
– Поаккуратнее, друг, – Ян нахмурился, – Противостояние Баала и Эла – данность – это ты не путаешь. Но противостояние это не разных уровней бытия, а столкновение модусов единого бытия: творения и управления.
– Как двенадцать великих и тысяча малых богов являются лишь модусами единого Баала, – подсказал я.
– Да. Дагон, Зевс, Кецалькоатль, Индра, другие – лишь ипостаси Баала.
– А Царица небесная?
– Инанна? Персонифицированная энергия божества.
– Значит ли это, что Эл и Баал – одно? Сам на себя восстал и сам себе передал божественную энергию, сменив модус творца на модус управленца?
Ян открыл было рот, но ничего не сказал.
Пророк Магдагон Великий вдохнул новую жизнь в древнюю религию Карфагенского царства. Он преобразил ее своим гением и, как принято говорить, восхищением Инанны. Он выстроил прекраснейшее здание высокой религии, глубокой философии, утонченной поэзии и совершенной мистики. Но при всей красоте обновленного здания, надо сказать, что основание все-же оставалось древним. И одной из древнейших плит этого основания была аксиома: Бог и Господь, Эл и Баал – субстанционально не одно и то же.
– Ян, – продолжал я, забыв о кальяне, – но если так, то "Великая битва богов" – не более чем смена модусов бытия… тогда зачем вот это все?
Ян посмотрел на разукрашенный финикийскими узорами длинный чубук в руке.
– Что все?
– Все эти тысячи теологических трактатов, написанных в попытке объяснить очевидное, однако, нагоняющих еще больше туману? Может… – я попытался увидеть глаза галли, – может, ну их все? Бог – абсолют. Абсолют – един. Единый – благ. И нет никого, кроме него… А?
Ян улыбнулся, собрал рассыпанные по столу листы, последний раз затянулся и начал долгий нудный монолог дипломированного магистра теологии, нагоняющий не только скуку, но и непроницаемую завесу тумана, все плотнее скрывающего очевидную, казалось бы, истину.
Мерседес остановился на храмовой парковке. Ян, буркнув что-то про документы, исчез, передав нас в руки хмурого миста.
Храм построили лет десять назад, я еще помню какие-то старые общаги на этом месте. Однако, выглядел так, как если бы его славная история насчитывала не менее полутора тысяч лет. Массивные стены покрыты резными монстрами, квадратные колонны, глубокий портал, сотни богов, стоящих по периметру низкой двускатной крыши. Внутри мистический сумрак. Двенадцать трехметровых статуй вдоль стен: ипостаси Баала, перед ними кадильные жертвенники. Идол Баала, метров не менее восьми, упирался рогами в потолок, восседая на массивном каменном троне. В левой руке Царь богов держал молнию, в правой – фигурку Инанны в человеческий рост. Царица
