Вера в божественность Христа с самого начала была неотъемлемой частью развития раннехристианской церкви
Что касается «Кода да Винчи», люди знают, что сюжет книги и фильма – вымысел, и все-таки многие находят правдоподобным исторический контекст, на истинности которого настаивает автор Дэн Браун. В этом бестселлере показано, как в 325 году н. э. Константин провозглашает божественность Иисуса и приказывает уничтожить все свидетельства того, что Он был просто человеком и учителем веры. Но даже в таком документе, как Послание к Филиппийцам апостола Павла, который все историки относят к периоду, наступившему не позднее 20 лет после смерти Христа, мы видим, что христиане поклоняются Иисусу как Богу (Флп 2). Вера в божественность Христа с самого начала была неотъемлемой частью развития раннехристианской церкви. Один историк отмечает:
[Дэн Браун утверждает, что] император Константин навязал верующим совершенно новую интерпретацию христианства на Никейском соборе в 325 году. Он провозгласил божественность Иисуса и запретил любые свидетельства Его человечности. Это означало бы, что христианство выиграло религиозную конкуренцию в Римской империи исключительно за счет силы, а не за счет своей притягательности. Но согласно подлинному историческому факту, церковь победила в этом соперничестве задолго до того, прежде, чем обрела власть и силу, еще во время спорадических гонений. Циничный историк мог бы заявить, что Константин выбрал христианство только потому, что оно уже победило, и он пожелал встать на сторону победителя12.
Евангелия содержат слишком много горькой правды, чтобы быть выдумкой.
В настоящее время многие придерживаются теории, согласно которой Евангелия были написаны главами ранней церкви в поддержку собственной политики, ради укрепления своей власти и развития религиозного движения. Эта теория совершенно не согласуется с содержанием Евангелий.
Если популярное мнение справедливо, следовало бы ожидать, что в Евангелиях обнаружится множество мест, где Иисус принимает ту или иную сторону в спорах, происходивших в ранней церкви. Таким образом главы церкви обеспечивали бы поддержку себе и своим сторонникам. Но ничего подобного мы не находим. Например, нам известно, что одним из самых спорных в ранней церкви считался вопрос о том, должны ли быть обрезанными новообращенные христиане из числа язычников. В контексте этого конфликта поразительно то, что нигде в Евангелиях Иисус ни словом не упоминает об обрезании. Самая вероятная причина этого умалчивания заключается в том, что ранняя церковь считала себяне вправеподтасовывать факты и вкладывать в уста Иисуса слова, которых Он никогда не произносил.
Зачем главам ранней церкви могло понадобиться выдумывать историю о распятии, если бы на самом деле его не было? Любой слушатель Евангелия, выросший в условиях греческой или иудейской культуры, сразу заподозрил бы в Распятом преступника, что бы там о Нем ни говорили. Зачем христианам могло понадобиться выдумывать эпизод, где Иисус в Гефсиманском саду спрашивает Бога, нельзя ли избавить Его от предстоящей миссии? Зачем было добавлять фрагмент, где Иисус на кресте взывает к Богу, спрашивая, зачем Тот Его оставил? Все эти подробности могли лишь показаться оскорбительными потенциальным новообращенным I века и вызвать у них глубокое замешательство. Они могли прийти к выводу, что Иисус был слаб духом и обманул ожидания своего Бога. Зачем понадобилось выдумывать, что первыми очевидцами воскресения стали женщины – в обществе, где женщины занимали столь низкое положение, что их показания даже не принимались во внимание на суде?13Гораздо логичнее было бы (с точки зрения того, кто выдумал эту историю) сделать свидетелями выхода Иисуса из гробницы мужчин, столпы общества. Объяснить все эти неувязки можно лишь одним правдоподобным способом: прийти к выводу, что именно так все и было на самом деле.
Кроме того, с какой стати постоянно изображать апостолов, будущих глав ранней церкви, мелочными и завистливыми, на редкость несообразительными и вдобавок трусливыми, активно или пассивно предавшими Того, кому они подчинялись? Ричард Бокэм выдвигает подобные аргументы по поводу отречения Петра, который клялся и божился, что не знает Иисуса (Мк 14:71). Зачем приверженцам ранней церкви понадобилось наделять своих самых выдающихся лидеров непростительными изъянами? Никто не стал бы выдумывать подобную историю, и хотя в ней говорится сущая правда, Бокэм рассудил, что никто, кроме самого Петра, не осмелился бы рассказать ее – значит, сам Петр был ее источником, согласившись, чтобы его историю записали ради последующего сохранения и распространения14.
Многие евангельские пассажи могли показаться оскорбительными потенциальным новообращенным I века и вызвать у них глубокое замешательство. То, что они остались в священных текстах, свидетельствует, что их авторы не искажали события и факты, а передавали все, как им было известно
Многое проясняет и сравнение с «гностическими» Евангелиями. В Евангелии от Фомы и подобных ему документах изложена философия гностицизма, согласно которой материальный мир – мрачная обитель зла, откуда наш дух должно спасти тайное знание, или гнозис. Это объяснение прекрасно согласуется с мировоззрением греков и римлян, но разительно отличается от мировоззрения, принятого в иудейском мире I века, к которому относился Иисус15. Следовательно, вопреки «Коду да Винчи» и другим подобным источникам, перед властями древнего мира «заискивают» не канонические Евангелия, а гностические. Именно канонические Евангелия с их позитивными представлениями о сотворении материального мира и вниманием к бедным и угнетенным, выглядели оскорбительно для преобладающих в греко-римском мире взглядов. Канонические Евангелия не только дают нам гораздо более правдоподобное с исторической точки зрения представление о том, каким на самом деле был Иисус, но и смело бросают вызов читателям, придерживающимся традиционного греческого и римского мировоззрения.
Евангелия слишком подробны, чтобы быть выдумкой.
К. С. Льюис был признанным во всем мире литературным критиком. О чтении Евангелий он писал:
Всю свою жизнь я читал стихи, романы, мировоззренческую литературу, легенды и мифы. Я знаю, каковы они. И знаю, что среди них нет текстов, похожих на эти [Евангелия]. Расценить их можно лишь двумя способами: либо как репортаж… или же некий неизвестный [древний] автор… независимо от предшественников и последователей вдруг целиком предвосхитил технику современного романизированного, реалистического повествования…16
Льюис имел в виду, что древняя беллетристика не имела ничего общего с современной. Нынешняя беллетристика реалистична. Она содержит подробности и диалоги, она читается, как рассказ очевидца. Однако этот жанр развился лишь в последние триста лет. В древности романы, эпосы и легенды были возвышенными и отстраненными, со скудными подробностями, которые вводили в текст, только если они способствовали развитию характера или сюжета. Вот почему, читая «Беовульфа» или «Илиаду», мы не увидим, как герои отмечали, что идет дождь, или засыпали со вздохом. В современных романах детали создают ореол реализма, которого не имела древняя беллетристика.
Повествования Евангелий – не беллетристика. В Мк 4 нам сообщают, что Иисус спал на корме лодки. В Ин 21 – что Петр находился на расстоянии двухсот локтей от берега, когда увидел Иисуса. Тогда он выскочил из лодки и вместе с другими поймал 153 рыбины. В Ин 8 мы читаем, что Иисус, слушая мужчин, которые обвиняли женщину в прелюбодеянии, писал перстом на земле. Мы так и не узнали, что Он писал и зачем. Ни одна из этих подробностей не имеет отношения к сюжету или развитию характера. Если бы мы с вами писали увлекательную историю жизни Иисуса, мы ввели бы в нее подобные фразы для пущей реалистичности. Но в I веке такой литературный жанр был неизвестен. Объяснить, почему древний автор упомянул корму лодки, 153 рыбины или писание пальцем на земле, можно лишь одним способом: все эти подробности сохранились в памяти очевидцев.
Ричард Бокэм обобщил многочисленные исследования психологов об особенностях памяти, связанных с воспоминаниями. Он рассматривал подробности в рассказах очевидцев событий и отмечал, как они отличаются от рассказов, построенных на умозаключениях или вымысле, а также от сложных исторических реконструкций. Память избирательна: она фиксируется на единичных и последовательных событиях, сохраняет несущественные детали (как отмечает Льюис), пользуется ограниченным полем зрения участника событий, а не широким обзором вездесущего рассказчика, зацикливается на часто повторяющихся моментах17. Бокэм выявляет те же особенности в повествованиях Евангелий. Яркие и важные события можно помнить десятилетиями, если они часто повторялись или о них часто рассказывали. В данном случае одним из решающих факторов стало стремление учеников запомнить наставления Учителя, многие высказывания Иисуса представлены в форме, предназначенной для лучшего запоминания, следовательно, у нас есть все основания доверять этим рассказам.
