Во всех этих изречениях красной нитью проходит одна и та же мысль: погибнув, или, по выражению Иисуса, «погубив душу свою» ради общего дела, останешься вечно жить в памяти благодарных потомков, а «сохранив» её ценой отступничества, — будешь предан вечному забвению.
2. Итак, какие бы страшные опасности ни угрожали в тот момент Иисусу, он вынужден был снова приниматься за дело. Своё выступление он решил приурочить к приближающемуся празднику Пасхи. По его расчётам, это было наиболее удачное время для нового появления на публике. Во-первых, он мог надеяться на то, что в атмосфере приподнятого, праздничного настроения его проповеди найдут гораздо более горячий отклик в народе, нежели в обычные, серые будни. Во-вторых, в это время в город съезжалось множество паломников как из Палестины, так и из диаспоры, что обещало значительно расширить его аудиторию. И, наконец, в-третьих, Иисус мог предполагать, что во время праздника враги не посмеют причинить ему никакого вреда из боязни народного возмущения. То, что это не были пустые надежды, подтверждают свидетельства евангелистов, которые говорят, что, уже войдя в город, Иисус несколько дней беспрепятственно общался с народом, и его враги в бессильной ярости не могли ему помешать:«Первосвященники же и книжники и старейшины народа искали погубить Его, и не находили, потому что весь народ неотступно слушал Его» (Лк. 19:47-48).
Маловероятно, чтобы Иисус, будучи многоопытным, умудрённым жизнью практиком, надеялся в течение всего лишь одной праздничной недели коренным образом переломить ситуацию в свою пользу. Скорее всего, на тот момент цели у него были гораздо скромнее — хотя бы лишний раз напомнить соотечественникам о себе и своей «партии», а если дела, против всех ожиданий, пойдут совсем уж хорошо, то сделать попытку закрепиться в столице, создав на будущее плацдарм для проповеднической деятельности.
Надеялся ли Иисус избежать смерти во время своего последнего пребывания в Иерусалиме? Трудно сказать. Его постоянные напоминания о том, что ему предстоит «много пострадать от старейшин и первосвященников и книжников, и быть убиту» (Мф. 16:21), могли означать лишь осознание Иисусом степени грозящей ему опасности, но отнюдь не стремление во что бы то ни стало принять от рук «старейшин народа» смерть. Кстати, эта жизненная коллизия не столь уж и редко встречается. Когда в Гражданскую войну революционеры пели «И как один умрём в борьбе за это!», то это надо было понимать как готовность отдать свою жизнь за правое дело, но в то же самое время не исключало, если повезёт, и надежду на благоприятный исход. Возможно, что и Христос, выражая безусловную готовность пострадать «за идею», был не против того, чтобы его миссия в Иерусалиме закончилась благополучно. Это можно предположить по знаменитой сцене в Гефсиманском саду, когда буквально за считанные минуты до ареста Иисус молился о том, чтобы «чаша сия», по возможности, миновала его. А за неделю до Гефсимании шансы на успешный исход и вовсе могли представляться ему не совсем уж, скажем так, нулевыми. Иисус был готов к смерти, но где-то в глубине души, может быть, продолжал надеяться, что до этого дело всё-таки не дойдёт.
3. Из Евангелий мы знаем, что Иисус и раньше неоднократно бывал в Иерусалиме по случаю больших иудейских праздников. Во время этих визитов он проповедовал народу своё учение. К сожалению, приходится признать, что успех его прежних проповедей оказался весьма незначительным, о чём он сам же с горечью признавался ученикам: «Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! сколько раз хотел Я собрать чад твоих, как птица птенцов своих под крылья, и вы не захотели!» (Мф. 23: 37; Лк. 13:34).
Довольно скромные результаты предыдущих посещений Иерусалима заставили Иисуса коренным образом пересмотреть стратегию и тактику пропагандистской работы. На этот раз он решил действовать более энергично и напористо. И действительно, никогда ещё споры Иисуса с фарисеями, книжниками и саддукеями не достигали такой остроты и напряжённости, как в эти несколько дней его последнего пребывания в Иерусалиме. «Безумные», «вожди слепые», «лицемеры», «порождения ехиднины» — вот далеко не полный перечень тех чрезвычайно резких эпитетов, которыми он в запале словесных баталий награждал идейных противников (Мф. 23). Чувствуя, что, несмотря на все усилия, ему не удаётся поколебать религиозный авторитет фарисеев и книжников, Иисус в последней отчаянной попытке, махнув рукой на дипломатические условности, разит направо и налево, стремясь разоблачить лицемерие, формализм и напыщенное самодовольство тех, кого «жестоковыйный» народ Израиля упорно продолжал считать своими духовными вождями.
Другим важным моментом готовящегося выступления Иисуса стало его намерение впервые публично заявить о своих претензиях на мессианский статус. По-видимому, он надеялся, что это придаст больше веса и убедительности его речам. Ранее, как мы знаем из Евангелий, Иисус неизменно отклонял все попытки учеников и сторонников провозгласить его Мессией. Но накануне своего последнего визита в Иерусалим он внезапно решил изменить тактику. Выбрав удобный момент, Иисус сам завёл разговор с учениками о своём мессианском статусе:«А вы за кого почитаете Меня?» (Мф. 16:15).
Симон Пётр ответил за всех: «Ты — Христос, Сын Бога Живаго» (Мф. 16:16).
Против обыкновения, эти слова Петра впервые не вызвали возражений со стороны Иисуса. Более того, он даже похвалил апостола: «Блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах» (Мф. 16:17).
Почему Иисус не объявлял себя Мессией прежде и решился на это только сейчас? Скорее всего, он не делал этого из опасения, что будет неправильно понят еврейским народом. И действительно, если внимательно перечитать евангельские тексты, то можно заметить, что его собственные представления о Мессии были совершенно иными, нежели у большинства тогдашних евреев. Если Иисус старался держаться подальше от текущей политики, мысля исключительно в духовных категориях, то очень многие из его соотечественников, распаляемые жаждой мести, представляли грядущего Мессию в виде могущественного царя, несущего Израилю избавление от иноземного ига. Даже в его собственном окружении, несомненно, преобладали подобные настроения. Это видно хотя бы из того разговора, который вели ученики воскресшего Христа по дороге в Эммаус: «А мы надеялись было, что Он есть Тот, Который должен избавить Израиля» (Лк. 24:21).
В этих условиях, действительно, не было абсолютно никакого резона предъявлять претензии на мессианское достоинство. В том виде, как понимал мессианскую идею Иисус, она была совершенно не приемлемой для большинства тогдашних иудеев, а так, как понимали её они, не мог и не хотел действовать Иисус. По всей видимости, именно это обстоятельство и послужило той основной причиной, по которой Иисус в течение длительного времени избегал называть себя Мессией. Лишь незадолго до последнего рокового путешествия в Иерусалим Иисус принимает, наконец, решение не уклоняться от навязываемого ему учениками мессианства. Вряд ли Иисус мог надеяться, что за это время в умонастроениях иудеев произошла существенная перемена. Всё объяснялось гораздо проще. В той ситуации, в которой оказалась его «партия», Иисусу приходилось использовать любой шанс, даже самый сомнительный, чтобы попытаться удержать её на плаву.
Решение Иисуса назваться Мессией вызвало мощный прилив энтузиазма у всех его учеников и последователей. Ещё бы! То, о чём они так долго мечтали, наконец свершилось: Иисус, как великий и грозный царь, идёт в Иерусалим!
Восторг и воодушевление учеников были так велики, что ещё по пути в Святой город между некоторыми из них произошло что-то вроде распри по поводу распределения лучших мест в грядущем Царстве Божием (Мф. 20:20-24; Мк. 10:35-41). Чтобы остудить пыл не в меру честолюбивых соратников, Иисус даже был вынужден отчитать их. «Не знаете, чего просите, — сказал он, намекая на суровые испытания, ожидающие их впереди. — Можете ли пить чашу, которую Я пью, и креститься крещением, которым Я крещусь?» (Мк. 10:38).
— «Можем», — легкомысленно отвечали ученики, обнаруживая тем самым своё полное недоверие тревожным предчувствиям Иисуса.
Увы! Не было у него той же уверенности! В отличие от своих учеников, обуреваемых надеждами на быстрый и лёгкий успех, Иисус гораздо лучше представлял себе ту страшную опасность, которая грозила им всем в Иерусалиме. Он даже путь в Святой город избрал на этот раз не как все пасхальные паломники, — короткий, через Самарию, — а более длинный и трудный через пустынные места Переи «за Иорданскою стороною» (Мк. 10:1). Очевидно, Иисус не хотел, чтобы иерусалимские власти раньше времени узнали о том, что он вскоре должен будет появиться у них в городе. Догадываясь о враждебных замыслах Каиафы, он вполне мог ожидать с его стороны какого-либо подвоха, например, полицейской засады на дороге.
