Однажды равви Пинхас процитировал такие слова: «Душа человека научит его»*[122]. Объясняя их, он сказал: «Нет такого человека, которого бы непрерывно не учила его душа».
Один из учеников спросил равви: «Если это так, то почему люди не слушаются своих душ?»
«Душа учит постоянно, – продолжал объяснять равви Пинхас, – но никогда не повторяется».
Говорил равви Пинхас: «С тех пор, как я начал истинно служить Творцу моему, я уже больше не пытаюсь самостоятельно приобрести что–либо, но беру только то, что дает мне Бог. Ибо, если ученик темен, он сможет впитать любой приходящий к нему луч света».
Говорил равви Пинхас: «В каждом слове и каждом действии содержатся все десять сефирот, десять сил, изливающихся из Бога, ибо они наполняют собой весь мир. Неправильно думают люди, что милость – это один изначальный принцип, а суровость – другой. Ибо в каждой вещи содержатся все десять творящих сил. Кто опускает руку, в того таинственным образом вливается свет. Кто поднимает руку, из того таинственным образом изливается свет. Полнота взаимного движения высшего и низшего вмещает в себя тайну милости и суровости.
Нет слов, самих по себе бессмысленных. Нет действий, самих по себе бесполезных. Сам человек делает слова бессмысленными, а дела бесполезными, неправильно говоря и поступая».
Равви Рафаэль из Бершада, любимый ученик равви Пинхаса, рассказывал: «В первый день Ханукки*[123] я пожаловался равви, что в несчастье трудно человеку сохранить веру в то, что Бог заботится о каждом из людей. Ему кажется, что Бог скрывает от него, несчастного. Свой лик. Что делать такому человеку, чтобы укрепить свою веру?»
Равви ответил: «Если он знает, что это сокрытие, то это уже не сокрытие».
Один ученик равви Пинхаса стал испытывать сомнение, ибо не мог понять, как это Бог может знать обо всех его помышлениях, даже о самых смутных и неопределенных. Он пошел к учителю, чтобы попросить его рассеять сомнение, раздиравшее сердце ученика. Когда он подходил к дому наставника, то увидел, что равви Пинхас стоит и смотрит на него в окно. Ученик вошел, поприветствовал наставника и уже собирался поведать о своих печалях, как цадик прервал его, сказав: «Дорогой мой, мне это известно. Почему же ты думаешь, что Бог не может этого знать?»
Говорил равви Пинхас: «На Новый год Бог пребывает в состоянии, называемом «восседающий на троне», и тогда каждый может увидеть его – каждый в соответствии с собственной природой: один – рыдая, другой – молясь, третий – исполняя хвалебную песнь».
ПЕРЕД ТЕМ, КАК ВОСТРУБИТЬ В БАРАНИЙ РОГ
Однажды на Новый год, перед тем, как вострубить в бараний рог, равви Пинхас сказал: «Во сне все творения обновляются, даже камни и ручьи. И если человек хочет снова и снова обновлять свою жизнь, то перед сном ему следует каждый раз совлекать с себя свою оболочку и представлять Богу свою обнаженную душу. Такая душа, взойдя к Небу, обретет новую жизнь. Но сегодня – день великого обновления, и все духовные творения погружаются в глубокий сон: и ангелы, и святые имена, и буквы Писания. Таков смысл великого суда, в котором обновляется дух. Так что сегодня человек погрузится в глубокий сон и обновляющая рука Бога коснется его». После этих слов он поднес бараний рог к своим губам.
Спросили равви Пинхаса: «Почему Мессия должен родиться в годовщину разрушения Храма, как о том говорит традиция?»
«Зерно, – отвечал равви, – брошенное в землю, должно рассыпаться, чтобы из него мог пробиться росток. Силу нельзя восстановить без того, чтобы прежде не погрузить ее в глубокую тайну. Совлечение формы, облачение в нее – все это делается в состоянии чистого ничто. При забывании возрастает сила памяти. Такова и сила воздаяния. В день разрушения сила опускается на самое дно бездны и поэтому затем возрастает. Вот почему в этот день мы посещаем могилы. Вот почему в этот день родится Мессия».
Говорил равви Пинхас: «Соломон, Проповедник, говорит: «Суета сует, суета сует, – все суета!»*[124] – потому что он хочет разрушить этот мир, чтобы можно было воспринять новую жизнь».
Говорил равви Пинхас: «Послушайте, и я расскажу вам о смысле чуда света в Ханукку. Свет, скрытый со дней творения, тогда открылся. И каждый год, когда на Ханукку зажигают светильники, во плоти является скрытый свет. И это свет Мессии».
Равви Пинхаса кто–то спросил: «Почему сказано «в день, когда Бог сотворил на земле человека», а не «в день, когда Бог сотворил на земле человечество»?»
Равви Пинхас ответил: «Чтобы ты служил своему Творцу так, словно на земле существует один–единственный человек – ты».
Спросили равви Пинхаса: «Почему Бога именуют «маком»*[125], то есть «место»? Он, конечно, место, где находится мир, но не следует ли Его тогда называть «местом мира», а не просто «местом»?»
Цадик ответил: «Человек должен войти в Бога так, чтобы Бог мог его окружить со всех сторон и стать его местом».
Как–то спросили равви Пинхаса, почему когда он молится, то нельзя услышать ни единого звука и увидеть хотя бы одно движение, так что кажется, что он утратил рвение, которое других цадиким заставляет во время молитвы содрогаться всем существом, с головы до пят.
«Братья, – отвечал цадик, – молитва означает прилипание к Богу, а прилипание к Богу означает утрату собственной сущности, как будто душа покидает тело. Наши мудрецы говорят, что есть смерть тяжелая, словно травление каната на корабельных мачтах, и что есть смерть легкая, словно пропускание волоса через молоко; эта последняя называется «смертью в поцелуе». Эта легкая смерть даруется людям по моей молитве».
Объясняя слова Писания «Он – псалом твой, и Он – Бог твой»*[126], равви Пинхас сказал: «Он – псалом твой, и Он же – Бог твой. Молитва, возносимая человеком, по сути своей – это Бог. Это не так, как если ты просишь что–либо у друга: он – это одно, а твои слова – другое. Не такова молитва, в ней все высшее едино. Молящийся, который думает, что его молитва – это нечто отдельное от Бога, подобен просителю, которому царь дает то, о чем тот его просил. Но знающий, что молитва – это по сути своей Бог, подобен царскому сыну, который сам идет в сокровищницу отца и берет что ему нужно».
Во дни равви Пинхаса был как раз опубликован молитвенник, основанный на кавванот букв и подписанный именем равви Исаака Лурии, великого каббалиста. Ученики равви Пинхаса испросили у цадика разрешение молиться по этой книге, но спустя какое–то время они вновь пришли к нему и стали жаловаться, что с тех пор, как они стали использовать этот молитвенник, они утратили чувство полноты жизни, которое им всегда даровали их молитвы. Сказал им на это равви Пинхас: «Всю силу и направленность своих помышлений вы вложили в кавванот святых имен, в комбинации букв, и тем уклонились от сути молитвы – сделать свои сердца едиными и целиком посвятить их Богу. Именно поэтому вы и утратили чувство полноты и святости жизни».
Равви Пинхас всегда высоко отзывался о музыке и пении. Однажды он сказал: «О Владыка мира! Если бы я умел петь, я не дал бы Тебе обитать в Небесах. Своим пением я заставил бы Тебя сойти вниз и пребывать здесь, с нами».
ЕДИНСТВЕННОЕ, ЧТО НЕОБХОДИМО СДЕЛАТЬ
Как–то равви Пинхасу долго рассказывали о том, какие страдания царят среди нуждающихся. Он слушал, охваченный печалью. Затем он поднял голову и сказал: «Давайте сведем Бога в мир, и тогда все нуждающиеся утешатся».
Говорил равви Пинхас: «Молитва, возносимая не за весь Израиль, – не молитва вовсе!»
Говорил равви Пинхас: «Бывает, что поющий не может петь громко; но вот подходит к нему другой, который поет громко. Тогда и первый начинает петь громче. В этом – тайна связи духа с духом».
Говорил равви Пинхас: «Сказано в книге «Обязанности сердец» («Ховот ха–левавот»)*[127], что живущий праведно видит оком, которое не есть око, и слышит ухом, которое не есть ухо. И это правда! Ибо часто, когда кто–нибудь приходит ко мне за советом, я слышу, как он сам же себе и отвечает».
Спросили равви Пинхаса: «Почему человек, встречающий своего друга после разлуки более чем в двенадцать месяцев, говорит при встрече слова приветствия «самому живому из мертвых»?»
Цадик ответил: «Каждый человек обладает на Небесах своим светом. Когда двое встречаются, их огни сливаются, рождая новый свет. Это называют рождением, новый же свет – это ангел. Но такой ангел не может жить более двенадцати месяцев, если только двое породивших его не встретятся на земле еще раз прежде, чем окончится срок. Но если они встречаются спустя двенадцать месяцев, то могут вновь оживить ангела. Вот почему при встрече они произносят такие слова».
