Всегда бодрый и неутомимый, отец Иоанн в последние три года своей многотрудной жизни часто болел.
Перенесши в начале 1906 года болезнь, отец Иоанн, прежде бодрый, неутомимый и жизнерадостный, стал чувствовать упадок сил, однако не прерывал ежедневного служения Божественной литургии и посещения страждущих.
«Моя физическая сила истощилась, – писал он в дневнике, – но дух мой бодр и горит любовью к моему возлюбленному Жениху – Господу Иисусу Христу… Хочу я видеть неначальную Благость, Светлость, Красоту, бесконечную Премудрость и Силу, создавшую всё, всё державшую и всем управляющую, но я не готов, не чист сердцем».
Осенью 1907 года отец Иоанн был назначен присутствующим в Святейшем Синоде, но из-за тяжёлой болезни ни разу не посетил заседание Святейшего Синода.
9 декабря 1908 года отец Иоанн отслужил последнюю литургию в Андреевском соборе. С этого дня он совсем ослабел, перестал выходить из дома. Ежедневно приходил священник и причащал его, отец Иоанн находил великое утешение в соединении с Господом. Он уже перестал принимать пищу, только пил понемногу святую воду, привезённую из целебного источника Преподобного Серафима Саровского.
За 13 или 15 лет, при закладке нового собора в Кронштадте, отец Иоанн как бы предсказывал свою кончину: «Когда стены нового храма подведут под кровлю, то меня уже не станет». Так и случилось.
17 декабря во время прогулки отец Иоанн простудился, болезнь осложнилась. Когда вечером в этот день приехала монахиня Ангелина, игуменья Иоанновского монастыря в Петербурге, он спросил: «Какое число сегодня?» – «Семнадцатое», – ответила она. «Значит, еще три дня», – сказал отец Иоанн.
Через два дня по просьбе престарелой и больной Елизаветы Константиновны в их квартире остались на ночь родственники: священник Иоанн Орнатский и Р. Г. Шемякина.
Среди ночи отец Иоанн дрожащей рукой сделал знак, что хочет встать. Его подняли, однако ноги отказали. Его опять положили в постель.
Распорядились служить литургию раньше обычного времени и начали около трёх утра, и к четырем отец Иоанн Аржановский и кафедральный священник отец Николай Петровский пришли со Святыми Дарами.
Отец Иоанн причастился, сам вытер уста, какое-то время молчал, а потом произнёс: «Душно мне, душно» – и знаками пожелал освободиться от излишней одежды, так как был в тёплом подряснике; просьба его была исполнена.
Вскоре он впал в забытье. Дыхание становилось всё тише и тише.
Отец Иоанн Орнатский стал читать канон на исход души, затем отходную. Во время чтения отец Иоанн незаметно предал свой дух Богу. Из глаз его вытекли две слезинки. Было 7 часов 40 минут утра 20 декабря 1908 года.
Похоронили батюшку в усыпальнице Иоанновского монастыря в Петербурге.
По поводу этого горестного события Михаил Меньшиков писал:
«Сегодня Петербург хоронит отца Иоанна Кронштадтского. После всенощной священник вышел к народу и сказал:
«Теперь отслужим панихиду о молитвеннике земли русской, об отце Иоанне Кронштадтском!»
Народ на мгновение замер. А затем разразился плачем и рыданиями.
Умер человек воистину исключительный, можно сказать – единственный по близости к народному сердцу. За эти тридцать лет ни один человек в России не сосредоточивал на себе такого внимания как кронштадтский батюшка.
Живя в Кронштадте, я мог наблюдать отца Иоанна ближе. Этот праведник был тем примечателен, что никак не слагался в театральный облик «святого», не впадал ни в аскетизм, доходящий у нас (в лице юродивых) до цинизма, ни в святошество, ни в ханжество. Я знал, что отец Иоанн – подвижник, что он почти не спит, встаёт рано – и у себя в садике при бедной квартире, гуляя, всё время молится.
Скромность его доходила до того, что, например, он не позволял в бане мыть себя и сам скорёхонько мылся, когда никого не было, и уходил. И это в то время, когда в ванну, из которой он вышел, считал за великое счастье сесть один бывший губернский предводитель дворянства. Я сам видел, как к недопитому «батюшкой» стакану чая устремлялись женщины и, крестясь, благоговейно допивали. И, уже зная, как он прославился на земле, он не то чтобы сохранял смирение, но действительно был скромен до наивности.
Помню, сидя за завтраком после поездки в Берлин, куда его приглашали помолиться за хворавшего нашего посла, отец Иоанн совершенно по-детски описывал, с каким почётом его встречали. Видимо, вместе с народом он сохранял уважение к чину власти, к боярам и вельможам, хотя маловерные из знати терпели гнев его – прямо пророческий.
Хулители отца Иоанна утверждали, будто его деятельность была направлена на добывание денег, что все его молебны и благословения будто бы оплачивались. Грубая клевета! Сколько мне известно, он никогда ничего не просил. Что предлагали, брал, но для передачи нищим. Весьма возможно, что его обманывали и около него наживались. Ведь через его руки проходило более миллиона в год. Сам он ходил в последние десятилетия в роскошных, подаренных ему шубах и рясах, снимался в орденах и в митре, но, я думаю, он делал это не для своего удовольствия, а чтобы не обидеть тех, кому это было приятно. Роскошь одежды иным резала глаза: какой же это святой – не в рубище? Но, может быть, тут было больше смирения, чем спеси?
Подобно Христу, отец Иоанн ел и пил с грешниками, может быть, с блудницами, ел иногда тонкие блюда. Он, сын дьячка, выросший в крайней бедности, пил тонкие вина, но на моих, например, глазах, он едва притрагивался ко всему этому. Веточка винограда, глоток вина, не более. Дома же ему почти не приходилось бывать, и в моё время обстановка его квартиры была очень скромная.
В дневнике отца Иоанна записаны случаи чудес, им совершённых. Записи эти иногда отличаются детским чистосердечием.
«Я молился о нём (некоем Василии), – пишет он, – Господу, чтобы Он исцелил его. Господи! – говорил я, – исцели раба Твоего Василия от болезней его. Достоин есть, ему же даси сия, любит бо священников Твоих и дары своя присылает им». Молился о нём и в церкви у престола Господня за литургией: «Господи! Животе Наш! Как мне помыслить легко об исцелении, так Тебе исцелить легко всякую болезнь; как мне помыслить легко о воскресении из мертвых, так Тебе легко воскресить всякого мертвеца. Исцели убо раба Твоего Василия от лютой его болезни и не допусти его умереть, да не предадутся рыданию жена и дети его», – и благопослушливый Владыка помиловал. А то был на волосок от смерти. Слава всемогуществу, благости и благопослушеству Твоему, Господи».
Так бесхитростно молился праведный батюшка. Восхитительны и эта наивность веры и интимность отношений к Богу.
Только фарисеи и лицемеры ухитряются не иметь врагов и быть всеми уважаемыми. Христос и апостолы имели множетсво врагов и погибли от их лютой злобы. Не мог не иметь врагов и отец Иоанн Кронштадтский. С насмешливым презрением относилась к нему безбожная интеллигенция. С оскорблённой завистью относилась к нему значительная часть духовенства, главным образом – высшего. Митроносцы со сверкающими бриллиантами на клобуках, украшенные омофорами и панагиями, не могли не чувствовать, что при всём своём академическом либерализме, при всей светскости взглядов, при всём искусстве царедворства они бесконечно ниже кронштадтского пастыря и в глазах Божиих, и в глазах народа. Без долгих споров в народе установилось, что он – настоящий, а они так… но куда же без них… Этого никак не могли они простить великому священнику земли русской, и затирали его долго, сколько могли. Лишь незадолго до смерти, когда он стал совсем немощен, удостоили назначения присутствующим в Синод.
Самым грязным и низким врагом великого священника была, конечно, революционная пресса. В течение трёх лет, пользуясь оплошностью господ министров-октябристов, она ежедневно глумилась над благочестивым старцем, издеваясь над его чудесами, милостыней, благоговением его поклонников. Сочинялись клеветнические легенды, сквернилась женская к нему преданность, оплёвывался народный порыв.
Не только народу, но и начальству отец Иоанн предлагал к исполнению знаменитую 13-ю главу Послания апостола Павла к Римлянам: «Начальник не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое». Начальство русское с изумлением узнало, что употреблять меч обязывает сам апостол. Но только Пётр Аркадьевич Столыпин внял этому совету. Революционно настроенная интеллигенция не простила этого ни тому, ни другому.
А вот отношение самого отца Иоанна к политическим событиям того времени:
«Если не будем вооружаться против живущих в нас страстей, то общее беззаконие вызовет праведный гнев Божий и Бог повелит грозному мечу своему посекать нас… повелит действовать смертоносным орудиям брани: из тысячи жерл полетит смерть на людей. Пусть же знают все Царства и народы, все цари и подданные, что нет на земле ни одного непоколебимого Царства, не было и не будет. Коль скоро одолели людей безверие и безнравственность, тогда неизбежно падают Царства и народы… Долго ли существовать ему, этому миру грешному, этой земле – жилищу греха, обагрённой кровию неповинных и невинных жертв, этому скопищу всяких мерзостей? Не наступает ли уже время всемирного огненного очищения? Да, оно, конечно, уже близко. Если апостолы… говорили о близости его, то мы тем более решительно можем говорить о близости кончины века».
