108
О. Böcher, ст. Petrus (прим. 1), 270: «В центре проповеди Петра была, как можно предполагать, христология», т. е. «Иисус ― Мессия». Можно было бы добавить к этому: включая следствия для сотериологии, см., например, 1 Кор 15:3.
В Германии существовала тенденция полностью отказывать проповедям Петра в какой бы то ни было исторической и богословской ценности. Развитию этой тенденции способствовали комментарии Хенхена и Концельмана, а также монография U. Wilckens, Die Missionsreden der Apostelgeschichte. WMANT 5, Neukirchen 1961. Правда, в 3-ем издании этого комментария (1974), «в новом, третьем разделе» (3) Вилькснг отчасти пересмотрел свои взгляды. См. вывод на с. 205: «Как бы ни была велика в этих текстах доля литературного искусства Луки, логика и интенция взяты из определенной известной ему традиции иудеохристианских проповедей перед иудеями» (в оригинале ― курсив). А разве Петр, наиболее значительный представитель миссии к иудеям, не внес важнейшего вклада в эту традицию?
См. выше с. 29–31 и ниже, с. 81 сл.
Гал 1:18; см. об этом Hengel/Sehwemer, Paulus (прим. 92), 218–230. Иаков появляется лишь на заднем плане, см. ниже, прим. 303. Деян 9:20–28, возможно, отражает Иерусалимскую традицию, которую Павел хочет опровергнуть. Вероятно, посещение им Петра нужно было держать в тайне, так как жизнь Павла, который после своего обращения должен был выглядеть как отступник, находилась в опасности: Деян 9:29.
1 Кор 1:12 сл.; см. об этом выше, прим. 73. Эти факты не следует недооценивать, см. ниже, прим. 215. Неизбежно встает вопрос: как получилось, что среди коринфских христиан, в церкви, основанной Павлом, возникла «группа Кифы», и с чем связаны особенные проблемы Павла с иудеохристианскими посланцами в том же Коринфе? См. ниже с. 69–82.
1 Клим 5 и 6; Игнатий, К Римлянам 4,3; Дионисий Коринфский у Евсевия, Церковная история 2,25,8; Иреней, Против ересей 3,1,1; 3,3,2. Петр при этом всегда ставится на первое место. Можно добавить к этому многочисленные апокрифы под именем Петра. См. выше с. 27 сл. и прим. 80.
См. выше, с. 29 слл. О Мк см. Папий у Евсевия, Церковная история 3,39,15.
О. Böcher, ст. Petrus (прим. 1), 265. Сходно судит R. Feldmeier, Darstellung (прим. 86), 269: «У Матфея Петр стал главным человеком в церкви, что отражает взгляд третьего поколения и выводит за рамки того, что мы находим у Мк. Но если рассмотреть Евангелие в целом, нельзя сказать, что его вес больше, нежели у Марка».
Об авторе и исторической ситуации второго Евангелия см. M. Hengel, Entstehungszeit und Situation des Markusevangeliums, в: Markus-Philologie, изд. M. Cancik, WUNT 33, Tübingen 1981, 1-15; M. Cencik, Probleme des Markusevangeliums, в: Peter Stuhlmacher (изд.), Evangelium (прим. 86), 221–265 и следующую за ней в этом сборнике статью моего тогдашнего ассистента К. Feldmeier, Darstellung (прим. 86), 267–271; далее М. Hengel, Gospels (прим. 9), 76-115.
M. Hengel, Die Evangelienüberschriften, SHAW.PH 3, Heidelberg 1984; M. Hengel, Gospels (прим. 9), 34–56.
См. об этом H.-P. Rüger, Aramaismen (прим. 65), 73–84; H.-P. Rüger, ст. Aramäisch II, TRE 3, 602–609. Ни в Новом Завете, ни во всей греческой литературе нет текста, в котором было бы больше лексических арамеизмов, чем в Мк, или хотя бы сопоставимое их количество. Примечательно, что Лк устранил их полностью, а Мф ― в значительной части. Подобные «варваризмы» в греческой литературе как правило отвергались. Единственное исключение ― представляющая особый случай магическая литература, которая относится в основном к существенно более позднему времени и с которой Мк не имеет ничего общего. Иудеохристианское происхождение его Евангелия, написанного в Риме, очевидно. Однако он пишет для римских читателей, которые по большей части происходят из язычников, используя при этом народный стиль. Все «основания», приводимые в пользу того, что автор сам происходил из языкохристиан, совершенно сомнительны. О Мк 7:3 см. M. Hengel, ZNW 60 (1969), 182–198; Мк 14:1.12 предполагает греко-римское деление дня, при котором, в отличие от палестинско-иудейского, день начинается не с наступления ночи. Поэтому «подготовительный день», во второй половине которого приносились в жертву пасхальные барашки, а до того в домах не должно было остаться никакого квасного теста, причислялся уже к празднику опресноков, см. данные о сроке Пасхи у Поликрата Эфесского у Евсевия, Церковная история 5,24,6, ср. 5, 23,1. Я не знаю, что говорит в пользу того, что автором Мк был языкохристианин, если не считать стремления некоторых современных авторов к преуменьшению значения иудеохристианства для Нового Завета. Такие стремления имеют мало отношения к настоящей исторической критике.
U. Schnelle, Einleitung in das Neue Testament. UTВ 1830, Göttingen 42002, 243; ср. H. Conzelmann/А. Lindemann, Arbeitsbuch zum Neuen Testament, UTB 52, Tübingen 121998, 321: «Таким образом, можно лишь сказать, что автором Мк был не известный нам ближе языкохристианин». Главный аргумент против Мк ― то, что он якобы не знает географии Палестины ― показывает лишь, что критики сами не знакомы с проблемой античных географических знаний (не существовало карт) и в особенности с географией Палестины. См. об этом M. Hengel, Der Historiker Lukas und die Geographie Palästinas in der Apostelgeschichte, ZDPV 99 (1983), 147 ff. и G. Lang, ZDPV 94 (1978), 145–100 по поводу Мк 7:31, со ссылкой на Иосифа Флавия, Иудейские древности 18,153. Дамаск относился в то время к Десятиградию (Декаполю). О том, что Мк якобы плохо знает Иудею, можно сказать лишь то, что Mк не изучал комментария Биллербека и не посещал университетских занятий по Новому Завету. Некритичные в своем гиперкритицизме аргументы против сообщения Папия переходят в специальной литературе из одной работы в другую как в «катенах». P. Lampe, ст. Petrus (прим. 64). 1161 все же признает, что в Мк «П(етр) ― важнейший из учеников», но отвергает информацию Папия, не называя причин: «Невозможно думать, что автор Мк принадлежал к спутникам Петра». Мне до сих пор не встречалось никаких убедительных аргументов против сообщения Папия. Экзегеты ― и здесь нет разницы между экзегетами католическими и протестантскими ― хотят во что бы то ни стало казаться «критичными» и не замечают, сколь некритичны их собственные аргументы. Об этой проблеме в целом см. М. Hengel, Situation (прим. 116), (1-45) 16–21 и особ. 17 f. Прим. 73 о критике Э. Мейиером Ю. Вальгаузена, который приводил в качестве аргумента против связи автора с Петром большое число чудес в Мк. Э. Мейер, благодаря поразительному знанию античных исторических источников, сумел показать, что легенды о чудотворцах часто возникали уже при жизни тех, о ком они рассказывались.
См. об этом выше, с. 30 слл. и в особ. прим. 88.
См. об этом М. Hengel, Probleme (прим. 116), 252–257; ср. R. Feldmeier, Darstellung (прим. 86), 267–271; M. Hengel, Gospels (прим. 9), 78–89.
Преображение подчеркивает значение исповедания Петра и предсказания о страстях, глас Божий Мк 9:7 христологически углубляет исповедание Петра (8:29, ср. 14:61; 1:1.11.24.34; 9:41; 12:6 слл. 35 слл.), нельзя придавать этому негативного смысла. Грядущее событие Пасхи и Страстной Пятницы, а тем самым и полное спасительное значение Иисуса Петру еще не ясны (9:10–13), поэтому он так непонятливо возражает против предсказания Иисусом своих страданий, на что Иисус дает столь резкий ответ, вызванный огромным значением этого грядущего события (8:31–33); с этим же связано и неразумное предложение Петра на горе преображения, когда он хочет удержать там трех «посредников откровения» (9:5 сл.). Глас Божий с неба «Его слушайте!» показывает, что «Сын возлюбленный», возвестивший о своих cтрастях, есть истинное Слово Божьего откровения. Моисей и Илия призваны засвидетельствовать это. Перед лицом Сына Божьего и Его пути они утратили собственное сотериологическое значение. За всем этим комплексом стоит в конечном счете искусно скомпонованное Марком, стилизованное в духе богословия страстей воспоминание о Петре или богословие самого Петра.
Мк 14:29–31.33.37.54.66–72. См. об этом P. Dschulnigg, Petras (прим. 1), 8-31. Он указывает на «15 сцен», в которых выступает Петру Mк. Из них «параллельны друг другу три триады: (…) в начале (1:16–39), в середине (8:27 ― 9:8) и ближе к концу Мк (14:26―72)». Наиболее важная триада ― третья (8:27 ― 9:8)». Это «делает ясным и с композиционной точки зрения, что Петр как посредник и свидетель христологического исповедания (…) стоит в центре» (27).
