Чем завершается эта беседа, не сказано, но Никодим еще дважды упоминается в Евангелии в ситуациях, говорящих за себя: когда при других членах Синедриона он защищает Христа (Ин. 7: 50–51[267]) и когда открыто участвует в погребении позорно Распятого (Ин. 19: 39).
Не так много в Евангелиях приведено бесед Христа с женщинами, но и среди этих бесед встреча с самарянкой выделяется, так как собеседница не только женщина (а беседовать с женщинами еврейские законоучители считали делом весьма недостойным), но и иноплеменница. Самаряне – мерзость для иудеев, и если иудеи хотели кого-то грубо оскорбить, то могли назвать самарянином (см.: Ин. 8: 48). Наконец, самарянка сменила шестерых мужей и живет в блуде.
Но, сравнивая эту встречу с беседой Господа с Никодимом, мы видим очевидный контраст – первый, знаток закона и правил благочестия, боится верно понять Христа, вторая же, будучи иноверной и грешницей, открыта для благовестия. В Евангелии немного случаев, когда описывается вера неиудеев: случай с исцелением дочери хананеянки (язычницы), исцеление слуги сотника (язычника), этот разговор с самарянкой, исповедание сотника Лонгина у Креста. Первые три случая имеют общую черту – глубокое смирение этих людей, открывшее дорогу вере, противопоставляемой неверию иудеев: «Благопослушание самарян служит изобличением жестокосердия иудеев, и бесчеловечие их (иудеев) раскрывается в кротости тех (самарян)»[268]. Свт. Кирилл Александрийский отмечает еще один момент: «Опять поражаются ученики Спасителя Его кротости и изумляются Его смиренному поведению, ибо Он не страшится, подобно некоторым неумеренным ревнителям благочестия, разговора с женщиной, но на всех простирает Свое человеколюбие и самым делом показует, что один есть Творец всего, определяющий жизнь чрез веру не одним мужчинам, но привлекающий к ней и женский пол»[269].
Господь, направляясь в Галилею, проходит через Самарию. Близ города Сихарь, утрудившись от пути, Он сел отдохнуть у колодца; было около шестого часа. Библейский шестой час – это двенадцать часов по-нашему времени, то есть полдень, самое пекло. В это время иудеи старались быть дома и не выходить на улицу. Отсутствие других женщин у колодца – места, более чем удобного для общения, – это подтверждает. Очевидно, что самарянка, стыдясь и избегая общего осуждения и презрения, нарочно пришла к колодцу в заранее исключающее присутствие там других людей время – и нашла там Христа[270].
Это евангельское повествование обнаруживает перед нами удивительную силу слова, с которым Господь обращается к самарянке и которое оказало такое стремительное воздействие, что спустя короткое время уже не только она, но и весь город вышел ко Христу, и они просят, чтобы Он остался с ними, и исповедуют Ему свою веру, хотя – в этом опять-таки поразительное отличие от иудеев – Господь не творил там чудес. Он только заронил семя слова, и оно тотчас принесло свой плод.
Из содержания беседы видно, что самарянка знает местные предания (что колодец и город Сихарь связаны с именем патриарха Иакова); ждет прихода Мессии (Ин. 4: 25[271]), ее, как и весь самарянский народ, волнует вопрос, бывший предметом противоречия между иудеями и самарянами: иудеи считали, что Иерусалим – единственное место для общественного почитания Бога, и храм здесь был построен по воле Божией[272], самаряне же, основываясь на указанном в Пятикнижии[273] значении находившейся на их территории горы Гаризим[274], считали эту гору местом богопочтения.
Христос в ответе на вопрос говорит самарянке, что на настоящий момент истинным – не по месту, но по духу – является почитание Бога иудеями и именно от них придет спасение миру (то есть в еврейском народе родится Искупитель). Но в то же время наступает новый порядок жизни, когда люди будут поклоняться Богу как Отцу и сыновний характер почитания Бога освободит их от всех временных, местных и национальных ограничений, это поклонение будет в «духе и истине» – соответственно существу и свойствам Божиим (Ин. 4: 21–24).
В силу того что Священное Писание самарян было ограничено Пятикнижием Моисея, основной образ беседы – живая вода[275], которую Христос обещает дать этой женщине, не вызывает у нее никаких ассоциаций, очевидных для иудея: в Книге пророка Иеремии Господь дважды называет Себя источником живой воды (Иер. 2: 13; 17: 13[276]); подобным образом и псалмопевец говорит: «Боже… у Тебя источник жизни» (Пс. 35: 10). Выражение «живая вода» для самарянки не более чем синоним проточной или просто чистой, живительной воды. Когда Господь говорит самарянке: «Тот, кто будет пить воду, которую Я дам ему, не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную» (Ин. 4: 14), она не понимает таинственного, духовного смысла этих слов и связывает с ними только одну надежду – больше не приходить на этот колодец, чтобы более не терпеть позор, не ходить сюда каждый день по полуденной жаре, таясь и скрываясь от всех: «Женщина говорит Ему: господин! дай мне этой воды, чтобы мне не иметь жажды и не приходить сюда черпать» (Ин. 4: 15).
В продолжение разговора отношение самарянки к Христу меняется. Для нее Он поначалу только иудей, ведущий Себя довольно странно – заговорил с женщиной, и притом иноплеменницей; затем господин, Которого она сопоставляет с праотцем Иаковом, выкопавшим их колодец; затем после мягкого обличения в грехе блуда – пророк и под конец беседы – Мессия. Удивляет, как быстро происходит преображение этой души. Несмотря на долгое время пребывания в тяжком грехе, у этой женщины оставался в душе стыд. Она могла бы после обличения отринуть Христа ради дальнейшего пребывания в грехе, но она желает исправиться и, обращаясь к Христу как к пророку, переступает через свой грех и принимает помощь Божию. Сам Христос открывается этой женщине в разговоре как Бог (Ин. 4: 10[277]), Сын Божий (Ин. 4: 21, 23[278]) и, наконец, как Мессия (Ин. 4: 25–26[279]) – это единственный случай такого прямого Самосвидетельства в Евангелии.
Когда самарянка возращается в город, то говорит очень осторожно: «Пойдите, посмотрите Человека, Который сказал мне все, что я сделала: не Он ли Христос?» (Ин. 4: 29–30). В этом опасливом свидетельстве и общенародном признании своего греха видно не сомнение (ведь она уже точно знает, что Он Христос), а смиренное осознание своего недостоинства, опасение, что от нее такой, от грешницы, люди не воспримут благую весть. «Заметь, как искусно она вела речь к самарянам. Не говорит тотчас же, что нашла Христа, и не с самого начала дает им сообщение об Иисусе: по справедливости она и не была достойна этого, так как превышала меру подобающих ей слов, зная притом, что слушателям небезызвестно ее поведение. Поэтому она подготовляет их чудом и, поразив удивительным, подготовляет путь к вере»[280].
3.3. Посещение Иерусалима: исцеление расслабленного у Овчей купели, беседа о равенстве Отца и Сына
Евангельский фрагмент Ин. 5: 1–4 всем хорошо известен как евангельское чтение на водосвятных молебнах. Он указывает на обстановку, в которой было совершено чудо: место действия – Иерусалим, одна из иерусалимских купален, в которой совершалось время от времени чудо, – некое «возмущение воды» ангелом Божиим, то есть сообщение Богом через ангела этой воде благодати и целебной силы.
В Галилее Господь исцелял всех («и приводили к Нему всех немощных, одержимых различными болезнями и припадками, и бесноватых, и лунатиков, и расслабленных, и Он исцелял их» – Мф. 4: 24), здесь же среди множества болящих и надеющихся на исцеление Христос выбирает одного. Почему? Нельзя сказать, что это чудо совершено по вере, поскольку исцеленный не знал, Кто его исцелил (см.: Ин. 5: 13), и не имел надежды получить исцеление где бы то ни было, кроме как в купели. Известно, что этот парализованный человек пролежал у купели без малого сорок лет. Тридцать восемь лет болезни можно назвать символом предельного наказания человека в земной жизни: тридцать восемь, то есть почти сорок, лет болезни вызывают яркую ассоциацию с сорока годами хождения евреев по пустыне (из них тридцать восемь лет были собственно годами наказания, именно столько лет прошло с момента, когда народ отказался завоевывать Землю обетованную, до времени, когда это завоевание смогло наконец начаться).
Христос задал больному вопрос, который в той ситуации мог показаться странным или даже насмешливо-жестоким: «Хочешь ли быть здоров?» Свт. Иоанн Златоуст замечает, что «естественная» реакция на этот вопрос могла быть резкой и обиженной, что-то вроде: «А разве не видно?!..» Но расслабленный отвечает не так: «Ей, Господи, только не имею человека…» Среди множества окружающих его людей за столько лет не нашлось ни одного сочувствующего, ни одного готового помочь. Но что удивительно, это не озлобило расслабленного, и этот его кроткий ответ объясняет, почему Господь подошел именно к нему. Господь знал о продолжительности вынесенного больным испытания и видел духовное состояние этого человека. Веры в расслабленном еще не было, но была подходящая для нее почва: «А вот на кого Я призрю: на смиренного и сокрушенного духом и на трепещущего пред словом Моим» (Ис. 66: 2). Вопрос Христа был нужен не столько расслабленному, сколько ученикам Христа, обнаружив им дивное смирение этого больного человека. После этого Господь словом исцелил этого больного.
