ИГРОКИ
Один хасид пожаловался равви Вольфу на неких людей, которые все ночи напролет играли в карты. «Замечательно, – сказал цадик. – Как и все люди, они желают послужить Богу, но не знают как. И все же они учатся бодрствовать по ночам и постоянно заниматься каким–нибудь делом. Когда они достигнут в этом предела совершенства, то бросят свое занятие и обратятся к Господу – и какими прекрасными слугами они тогда станут для Бога!»
Однажды ночью в дом равви Вольфа забрались воры и взяли все, что подвернулось под руку. Из своей комнатки цадик видел их, но не делал ничего, чтобы остановить. Воры забрали и кое–что из посуды, в том числе и кувшин, из которого в тот вечер пил какой–то больной человек. Заметив это, равви Вольф побежал за ними. «Добрые люди, – сказал он ворам, – прошу вас принять от меня все то, что вы забрали, в качестве дара. Я не скупой. Но пожалуйста, будьте осторожны с этим кувшином! Из него пил больной, и вы можете заразиться!»
С того времени каждый вечер, ложась спать, равви Вольф говорил: «Все, что у меня, принадлежит всем». Это для того, чтобы, если к нему опять залезут воры, их бы не обвиняли в воровстве.
Встретились во Львове несколько цадиким и стали обсуждать ущербность нового поколения. Ибо среди молодых было много пренебрегавших священными обычаями, носивших короткие одежды, бривших бороды и виски, что вскорости могло повлечь за собой и духовный упадок. Они решили, что необходимо что–то сделать, чтобы не допускать подобных изъянов, а иначе – и очень скоро – вся система священного может рухнуть. А поскольку совещавшиеся были настроены очень решительно, то первым делом постановили запретить отступникам обращаться в посреднический суд. Однако решили не проводить этого постановления в жизнь до тех пор, пока не выскажет свое мнение равви Вольф из Збаража. Поэтому цадиким сообщили ему о результатах их встречи и спросили, что он об этом думает. «Почему вы считаете, что вас я люблю больше, чем их?» – ответил равви Вольф. И решение было отменено.
Когда равви Вольф был в одной из своих поездок, к нему подошел молодой хасид, очень бедный, и попросил о денежной поддержке. Цадик порылся в кошельке, достал оттуда крупную монету и положил ее обратно; потом достал мелкую монету и дал ее нуждавшемуся юноше. «Молодому человеку, – сказал он, – ничего не следует стыдиться, но ему также не следует думать, что Небеса не знают о его нужде». Хасид пошел прочь с поникшей головой.
Равви Вольф позвал его обратно к себе и спросил: «Юноша, о чем ты сейчас думаешь?»
«Только что я научился новому пути служения Богу, – ответил молодой хасид. – Ничего не следует стыдиться и не следует думать, что Небеса о тебе не знают». «Именно так», – произнес цадик и дал ему еще денег.
До того, как равви Мордехай понял свое призвание, он какое–то время занимался мелкой торговлей. После каждой поездки, во время которой он продавал свои товары, Мордехай откладывал немного денег, чтобы купить себе лимон для праздника Кущей. Когда он собрал таким образом несколько рублей, то поехал в город и по дороге думал только о том, удастся ли ему купить лучший из продаваемых там лимонов. Неожиданно он увидел посреди дороги водовоза, причитавшего по своему умершему коню, лежавшему тут же. Тогда равви Мордехай вылез из повозки и отдал все свои деньги этому человеку, чтобы он мог купить себе нового коня. «Какая разница? – сказал он себе, возвращаясь домой. – Все будут говорить свое благословение над лимоном, а я скажу свое над тем конем!» Приехав же домой, равви Мордехай нашел там прекрасный лимон, который друзья в его отсутствие принесли ему в качестве дара.
Тем, кто приходил к равви Мордехаю, чтобы разделить с ним субботнюю трапезу, он редко говорил слова поучения, а если и говорил, то очень мало. Когда один из сыновей отважился спросить его, почему он так делает, равви Мордехай ответил: «Чтобы обрести в своем сердце слово поучения, необходимо объединиться с ангелом–принцем Торы. Только тогда произносимое проникает в сердца слушателей так, что каждый из них получает именно то, в чем нуждался, независимо от того, что и сколько говорилось».
Говорил равви Мордехай: «Кто вкусил со мной субботнюю трапезу, не покинет этот мир, не обратившись к Богу».
Однажды равви Мордехай сидел со своими учениками всю ночь до самого утра. Когда он увидел свет зари, то сказал: «Мы не переступили границ дня. Скорее, это день переступил наши границы, хотя мы и не собирались уступать ему».
Равви Мордехай из Несхижа говорил своему сыну, равви из Ковеля: «Сын мой, сын мой! Не чувствующий болей роженицы за пятьдесят миль, не страдающий вместе с нею, не молящий Бога уменьшить ее муки недостоин называться цадиком».
Младший сын, десятилетний Ицхак, позднее наследовавший служение отца, тоже присутствовал, когда произносились эти слова. Став старым, он, рассказывая эту историю, всегда прибавлял: «Я хорошо запомнил слова отца, но прошло много времени, прежде чем я понял, почему он сказал их при мне».
ЗАЧЕМ ПРИХОДЯТ ЛЮДИ К ЦАДИКУ
Говорил равви Мордехай: «Люди приходят к цадиким по разным причинам. Один – чтобы цадик научил его молиться со страхом и любовью, другой – чтобы обрести силу самостоятельно изучать Тору, третий – потому что хочет подняться на более высокую ступень духовной жизни и т. д. Но ни одна из этих и подобных им причин не является истинной целью прихода к цадику, ибо по ее достижении ее оставляют. Единственной подлинной целью прихода к цадику должна быть цель стремления к реальности Бога. У этой цели нет пределов и нет конца».
Говорил равви Ицхак из Несхижа: «Однажды в месяц Элул*[164] мой отец сказал своему другу: «Знаешь ли ты, что сегодня за день? Это один из тех дней, когда рыба трепещет в океане».
Кто–то из людей, стоявших рядом с равви Ицхаком, заметил: «Обычно говорят: когда рыба трепещет в водах».
«Так, как произносил эти слова мой отец, – ответил равви Ицхак, – это единственный способ выразить тайну общения душ с Богом».
Равви Мордехай из Несхижа так толковал слова Писания «и в новомесячия ваши приносите всесожжение Господу»*[165]: «Если вы хотите обновить*[166] дела ваши, приносите в жертву Господу первую мысль в момент пробуждения ото сна. Поступающему так Бог поможет, и не оставит его весь день, и свяжет все с той первой мыслью».
Некий равви пришел к цадику из Несхижа и спросил: «Правда ли то, что говорят люди, будто ты слышишь и видишь все?»
Цадик ответил: «Поразмысли над словами наших мудрецов: «Видящее око, слышащее ухо»*[167]. Человек сотворен так, что он может видеть и слышать все, что захочет. Вопрос лишь в том, чтобы его зрение и слух не были ущербными».
Рассказывают.
Пришла к равви Мордехаю из Несхижа некая женщина и стала со слезами просить его рассказать что–либо о ее муже, много лет назад покинувшем дом и уехавшем в чужую страну. «Как я могу помочь тебе? – сказал цадик. – Разве он здесь? Или, может быть, он в этой бочке?»
Поскольку вера женщины была велика, она подошла к бочке и посмотрела в нее. «Вот он! – воскликнула она. – Вот он! Я вижу его отражение в воде!» – «Есть ли на нем шляпа?» – спросил равви. «Только маленькая шапочка». – «Коснись ее». Женщина сунула руку в бочку и коснулась шапочки. В эту самую минуту ее муж, уехавший в далекую страну, где он работал портным, сидел у окна в доме хозяина, на которого он шил. Неожиданно набежал порыв ветра и сдул с него шапочку. Человек был поражен. Сердце его затрепетало, и он решил немедленно ехать домой.
Рассказывают.
Некий человек, одержимый Лилит, поехал в Несхиж, где хотел попросить равви Мордехая освободить его от такой напасти. Равви чудесным образом узнал, что этот человек к нему едет, и распорядился, чтобы люди в городе на ночь закрывали в домах двери и никого к себе не пускали. Когда в сумерках одержимый приехал в Несхиж, он нигде не мог найти себе пристанища, так что в конце концов вынужден был улечься на сеновале. Тут к нему явилась Лилит и сказала: «Иди за мной».
Одержимый спросил: «Почему это я должен идти за тобой? Обычно ты сама ко мне приходила».
Лилит ответила: «Потому что в этом сене, на котором ты лежишь, есть трава, которая отпугивает меня».
«Какая же это трава? – спросил одержимый. – Я выдерну ее и выкину, и ты сможешь ко мне прийти».
Он стал показывать Лилит одну траву за другой, покуда она не сказала: «Вот эта!» И тогда одержимый положил эту траву себе на грудь и исцелился.
