БЛАЖЕННАЯ ЖИЗНЬ
Равви Михал сказал однажды своим сыновьям: «Жизнь моя была блаженной, потому что я никогда не нуждался в чем–либо, покуда не приобретал все необходимое».
Равви Михал так наставлял своих сыновей: «Молитесь за врагов ваших, чтобы все у них было хорошо. И если вы будете считать, что молитва ваша слаба, тогда как другие будут считать ее выше всех других молитв, это и будет истинным служением Богу».
В последние два года своей жизни равви Михал постоянно впадал в экстатический транс. В таких случаях он начинал ходить по комнате, лицо его озарялось истинным светом, и можно было заметить, что он полностью устремлен к высшей жизни, а не к земному существованию и что душе его достаточно сделать один маленький шаг, чтобы покинуть этот мир. Вот почему дети равви Михала внимательно следили за тем, чтобы вовремя вернуть отца из его экстаза. Однажды, после третьей субботней трапезы, которую Михал всегда проводил вместе со своими сыновьями, он, как обычно, пошел в Дом Учения, где стал петь хвалебные песни Богу. Затем он вернулся к себе в комнату и стал ходить по ней. В то время с ним никого не было. Спустя какое–то время дочь равви Михала, зайдя к отцу в комнату, услышала, как он все время повторяет слова: «По своей воле скончался Моисей. По своей воле скончался Моисей». Это ее сильно напугало, и она позвала одного из братьев. Когда он вошел в комнату отца, то увидел, что он лежит на полу. Сын слышал, как с последним вздохом равви Михал шепотом произнес: «Единый»*[160].
Много лет спустя после своей кончины равви Михал явился во сне молодому равви Цви Гиршу из Жидачова. Покойный сказал: «Знай, что со дня своей кончины я перехожу из мира в мир. Мир, который вчера был небом над моей головой, сегодня – земля под моими ногами, а сегодняшнее небо – это завтрашняя земля».
«ПОСЛЕ ТОГО, КАК ОН ВОШЕЛ К БАТ–ШЕБЕ (ВИРСАВИИ)»
К равви Аарону Лейбу из Примишлана, ученику маггида из Злочова, пришел человек, на лице которого равви Аарон увидел явные признаки прелюбодеяния. Поговорив с посетителем какое–то время, равви произнес: «Сказано: «Псалом Давида, когда приходил к нему пророк Нафан, после того, как Давид вошел к Бат–Шебе (Вирсавии)»*[161]. Что это может значить? Это значит, что Нафан избрал правильный путь, как обратить Давида к Господу. Если бы он выступил против царя открыто и обличил бы, как судья, то лишь ожесточил бы его сердце. Но он пришел к Давиду, наставляя его тайно и любя его, как только Давид вошел к Бат–Шебе. Поэтому порицание пророка дошло до сердца царя, смягчило и преобразовало его, и царь воспел песнь обновления и обратился к Богу». Когда равви Аарон Лейб закончил, проситель признался в своем грехе и всем своим существом обратился к Богу.
Однажды в новогоднюю ночь маггид из Злочова увидел человека, который был в их городе чтецом*[162] и который незадолго перед тем умер. «Что ты здесь делаешь?» – спросил маггид. «Равви известно, – сказал умерший, – что в эту ночь души вновь воплощаются в тела. И вот я – такая душа». – «Почему же тебя послали на землю вновь?» – спросил маггид. «Здесь, на земле, – начал рассказывать умерший, – я вел беспорочную жизнь». – «Так что же вынуждает тебя возвращаться в мир?» – продолжал допытываться маггид. «Перед смертью, – сказал умерший, – я размышлял обо всем, что сделал в жизни, и решил, что всегда поступал по правде. Мое сердце сразу же возгордилось, и в этот–то момент я и умер. Теперь же меня посылают обратно в мир, чтобы я исправил свою гордость».
И тогда родился у маггида сын. Звали его равви Вольф. И был он очень смиренным.
В детстве равви Зев Вольф, младший из пятерых сыновей равви Иехиэля Михала, был непослушным, своенравным мальчиком. Тщетно пытался отец обуздать его. Незадолго до тринадцатилетия мальчика, когда он должен был стать «сыном заповеди»*[163], то есть целиком отвечать за себя и устанавливать свои собственные отношения с Богом, цадик приказал написать стихи из Писания для филактерий, которые с этого времени должен был надевать сын. Равви Михал повелел писцу принести вместе с написанными стихами из Писания пустые коробочки. Писец принес все, что от него требовалось. Равви Михал взял коробочки и долго смотрел на них. Затем склонился над ними и заплакал, и слезы равви омочили их. После этого равви Михал вытер коробочки и вложил в них стихи из Писания. С того часа, как равви Вольф впервые надел филактерий, он стал тихим и спокойным и исполнился любви.
Однажды между женой равви Вольфа и ее служанкой произошла ссора. Хозяйка обвинила девушку в том, что та разбила блюдо, и требовала возмещение ущерба. Служанка же отрицала свою вину и отказывалась платить. С каждым днем ссора все более и более разгоралась. Наконец жена равви Вольфа решила обратиться в суд Торы и для того, чтобы предстать перед равом города, надела соответствующее платье. Когда равви Вольф увидел это, он тоже надел субботние одежды. Когда жена спросила, зачем равви Вольф это сделал, он ответил, что тоже собирается в суд. Жена стала противиться, сказав, что ему нет необходимости это делать, потому что она хорошо знает, что нужно говорить на суде. «Ты–то, конечно, это хорошо знаешь, – ответил цадик. – Но бедная сиротка, твоя служанка, этого не знает, и ради нее–то я и иду. Ибо кто, кроме меня, за нее заступится?»
Однажды во время третьей субботней трапезы сидели хасидим за столом равви Вольфа и тихо разговаривали, чтобы не беспокоить цадика, который глубоко погрузился в свои размышления. А было у равви Вольфа правило, что всякий в любое время мог войти в его дом и сесть за стол. И вот вошел некий человек и сел с остальными, и те дали ему место, хотя и знали про него, что он дурно воспитан. Через какое–то время этот человек достал из кармана большую редьку, нарезал ее на кусочки, стал есть и громко чавкать. И тогда соседи по столу уже больше не могли сдерживать свое недовольство. «Ты, обжора, – сказали они ему, – как смеешь ты осквернять праздничную трапезу своей грубостью?» И хотя они говорили это тихо, цадик заметил, что происходит. Он сказал: «Захотелось мне откушать хорошей редьки. Не найдется ли редьки у кого–нибудь из вас?» И тогда человека, евшего редьку, охватил внезапный поток счастья, избавивший его от замешательства, и он протянул равви Вольфу полные пригоршни нарезанной редьки.
Однажды морозным днем равви Вольф ехал на церемонию обрезания. Сделав остановку и устроившись на отдых в теплой комнате, он почувствовал угрызение совести перед извозчиком, мерзнувшим снаружи. Тогда он вышел к нему и сказал: «Иди сюда, погрейся».
«Я не могу оставить своих лошадей», – ответил извозчик, постоянно прихлопывавший руками и притопывавший ногами, чтобы разогреться.
«Я посмотрю за ними, покуда ты не отогреешься и не сможешь сменить меня», – сказал равви Вольф. Сначала извозчик отказался, но потом, однако, согласился и позволил равви занять его место, а сам пошел греться в теплую комнату. А в том месте всякий, независимо от ранга и знакомства с хозяином, мог получить вдоволь пищи и питья. Выпив десять стаканов вина, извозчик совершенно забыл о равви и лошадях и остался в комнате. Тем временем люди, увидя, что цадика нет, решили, что он, должно быть, отлучился куда–то по важному делу. Спустя какое–то время несколько проезжающих покинули комнату. Когда они вышли на улицу, где уже сгущались сумерки, то увидели равви Вольфа, стоявшего у повозки и то и дело прихлопывавшего руками и притопывавшего ногами.
Когда равви Вольф ехал куда–нибудь в повозке, он никогда не допускал, чтобы лошадей хлестали кнутом. «Ты даже не должен кричать на них, – говорил он извозчику, – а просто говори с ними спокойно».
Равви Вольф считал, что ни в одном человеке нет зла, и относился ко всем людям как к праведникам. Однажды, когда двое каких–то людей поссорились и сторона, которая была права, позвала равви Вольфа встать на ее защиту против виновной стороны, он сказал: «На мой взгляд, вы оба – люди добрые, а кто может поссорить двух праведников?»
Один хасид пожаловался равви Вольфу на неких людей, которые все ночи напролет играли в карты. «Замечательно, – сказал цадик. – Как и все люди, они желают послужить Богу, но не знают как. И все же они учатся бодрствовать по ночам и постоянно заниматься каким–нибудь делом. Когда они достигнут в этом предела совершенства, то бросят свое занятие и обратятся к Господу – и какими прекрасными слугами они тогда станут для Бога!»
Однажды ночью в дом равви Вольфа забрались воры и взяли все, что подвернулось под руку. Из своей комнатки цадик видел их, но не делал ничего, чтобы остановить. Воры забрали и кое–что из посуды, в том числе и кувшин, из которого в тот вечер пил какой–то больной человек. Заметив это, равви Вольф побежал за ними. «Добрые люди, – сказал он ворам, – прошу вас принять от меня все то, что вы забрали, в качестве дара. Я не скупой. Но пожалуйста, будьте осторожны с этим кувшином! Из него пил больной, и вы можете заразиться!»
