Не обращая внимания на запрещающие знаки, я раскатываю бамбуковый мат и сажусь со скрещенными ногами на газон в тени индийской мелии. Через несколько минут ко мне присоединяются полдюжины истощенных, почти лысых дворняжек, которые сидят передо мной, осторожно зализывая свои раны. Я закрываю глаза, чтобы вид этих несчастных созданий не мешал мне сконцентрироваться на своих вдохах и выдохах. Я вдруг понимаю, что ни среди развалин Саваттхи, ни здесь, в роще Джеты, нет ни одной ступы. Логично было бы предположить, что там, где Готама произнес большую часть своих проповедей и провел больше всего времени в период дождей, должны были бы храниться какие-то его реликвии. Но, как ни странно, Саваттхи не входит в число восьми святых мест, куда последователи Готамы обращались за своей долей реликвий после его смерти. Почему? Неужели к концу своей жизни Сиддхаттха настолько дискредитировал себя в глазах своих сограждан, что они даже не хотели почитать его память?
ВСЕ ГОДЫ, проведенные в общине в Шарпхэме, я в основном занимался писательской деятельностью. Поскольку мои статьи и книги о буддизме становились все более популярными, они начали приносить более или менее постоянный доход. В 1986 году меня наняли написать путеводитель по Тибету. Я отправился в двухмесячную командировку в Лхасу, чтобы задокументировать и сфотографировать все главные монастыри, святыни и другие памятники исторического и религиозного значения в Центральном Тибете. Я обнаружил, что большинство из них были в ужасном состоянии и только теперь начиналось их восстанавление. Путеводитель по Тибету был опубликован в феврале 1988 года с предисловием Далай-ламы и в том же году получил премию туристического агентства Томас Кук. Два года спустя я опубликовал Верить, чтобы сомневаться, сборник эссе по дзэну, посвященный моему пребыванию в Корее. Затем появился исторический обзор встреч между буддизмом и западной культурой от древних греков до современности, который был издан в 1994 году под названием Пробуждение Запада.
В 1992 году меня пригласили на должность пишущего редактора в новый буддийский журнал Трайсикл, первый номер которого вышел в Нью-Йорке в предыдущем ноябре. До тех пор буддийские периодические издания на английском языке были не более чем информационными бюллетенями, в которых рекламировались различные организации и их учители. С появлением Трайсикл все изменилось. Редакционная политика журнала была строго не конфессиональной, к тому же Трайсикл также стремился соответствовать литературным и эстетическим нормам. Это был первый буддийский журнал, появившийся нарядому с другими периодическими изданиями на газетных прилавках и в книжных магазинах, таким образом представляя буддийские идеи и ценности широкой публике, а не горстке преданных последователей. Я разделял редакторскую политику учредителей Трайсикл и начал регулярно писать для журнала.
В 1995 году редактор Хелен Творкова спросила меня, не хочу ли я написать введение в буддизм для новой книжной серии Трайсикл. Она искала автора, кто мог бы изложить основные идеи и практики буддизма для широкой аудитории, не используя иностранных слов или научного жаргона. Я согласился. Результатом оказалась книга Буддизм без верований, которая была опубликована в марте 1997 года. Вместо того чтобы быть бесконфликтным введением в буддизм, как изначально задумывалось, Буддизм без верований оказался, если воспользоваться заголовком на обложке октябрьского номера журнала Тайм, посвященного буддизму в Америке, «светским, но жестким обсуждением» вопроса о том, обязательно ли должны буддисты верить в карму и перерождение. В своей книге я предположил, что можно занять агностическую позицию по этим вопросам, то есть отнестись к ним непредвзято, ничего не утверждая и не отрицая. Я был, по-видимому, очень наивен, потому что я не ожидал той волны негодования, которая последовала за выходом моего введения в буддизм.
...
В своей книге я предположил, что можно занять агностическую позицию по вопросам кармы и перерождения, то есть отнестись к ним непредвзято, ничего не утверждая и не отрицая
Развернувшаяся дискуссия показала, что буддисты могут быть столь же пылкими и иррациональными в своих взглядах на карму и перерождение, как христиане и мусульмане в своей вере в существование Бога. Для некоторых западных новообращенных буддизм стал заместительной религией, которая была во всем такой же жесткой и нетерпимой, как и религии, которые они отвергли, прежде чем стать буддистами. Я утверждал, что буддизм никогда не был догматичной религией, а был скорее культурой пробуждения, которая за свою долгую историю повсюду показывала замечательную способность приспосабливаться к изменяющимся условиям. Некоторое время я надеялся, что Буддизм без верований мог бы послужить предметом общественных дискуссий и размышлений среди буддистов относительно этих проблем, но этого не происходило. Напротив, книга вносила разлад в нарождающееся западное буддийское сообщество между традиционалистами, для которых эти учения были неоспоримыми истинами, и такими либералами, как я сам, кто был склонен рассматривать их в большей степени как результат исторического развития буддизма.
...
Я утверждал, что буддизм никогда не был догматичной религией, а был скорее культурой пробуждения, которая за свою долгую историю повсюду показывала замечательную способность приспосабливаться к изменяющимся условиям
Что заставляет человека неистово настаивать на существовании метафизической реальности, которую нельзя ни доказать, ни опровергнуть? Я думаю, что отчасти это объясняется страхом смерти, ужасом, что все мы исчезнем и обратимся в ничто. Но я подозреваю, что для таких людей мир, познаваемый их чувствами и разумом, совершенно не отвечает их потребностям, не может оправдать их самых глубоких упований на смысл жизни, истину, справедливость и добро. Верим ли мы в Бога или в карму и перерождение, в любом случае мы пытаемся обрести уверенность, опираясь на высшую силу или закон, которые, как нам кажется, могут объяснить эту полную тревог и мимолетную жизнь на земле. Мы предполагаем, что невидимые силы управляют событиями в этом случайном и опасном мире. Множество буддистов уверены, что отречение от веры в нравственный закон кармы, лежащий в основе самой реальности, равноценен отказу от основ этики. Благие деяния не будут вознаграждены, а злодеяния не будут наказаны. Теисты скажут точно то же самое о последствиях отказа от веры в Бога и божий суд.
Благодаря моей писательской деятельности меня постепенно стали воспринимать как «специалиста» по буддизму, в результате чего меня часто приглашали на семинары по межрелигиозному диалогу, публичные дискуссии на БиБиСи и на другие раздутые средствами массовой информации мероприятия, на которых нужно было представить буддийский взгляд на проблемы современности. Как правило, я сидел за одним столом с христианским священником, еврейским раввином, мусульманским имамом и индуистским свами. Как только заканчивались приветственные банальности, обсуждение почти неизменно скатывалось к разговорам о Боге. Я столкнулся с дилеммой: должен ли я вежливо поддерживать диалог на эту тему ради межрелигиозной гармонии? Или я должен занять твердую позицию и сказать: «Извините, парни, я понятия не имею, о чем вы тут говорите»?
Всякий раз, когда кто-то спрашивает меня, верю ли я в Бога, я просто не понимаю, что означает этот вопрос. Поскольку меня спрашивают образованные и интеллектуальные люди, я понимаю, что они не говорят о бородатом старике, сидящем на троне на небесах. Но о чем тогда они говорят? Меня так же смущает, когда мне говорят: «Нет, я не верю в Бога». Во что они так твердо не верят? Бог – настолько укоренившееся в нашей культуре слово, что автоматически предполагается, что я, будучи носителем английского языка, знаю, как его использовать. «Я обычно теряюсь, когда поднимается вопрос о вере в Бога, – писал Ньянавира Роберту Брэйди. – Я понимаю, что от меня ждут какого-то ответа (даже если это будет только «до свидания»), но я не знаю, что ответить».
Я прочитал много теологических трактатов, авторы которых усердно пытаются объяснить, что есть Бог, но я все еще не очень продвинулся в своем понимании. Бог изображается источником и основой всего мироздания. Для Фомы Аквинского Бог – esse ipsum: само Бытие. Но как мы можем верить в «источник и основу всего мироздания», уже не говоря о «самом Бытии»? Новый завет говорит нам, что Бог есть Любовь и что Он послал своего единородного сына в мир. Но как может источник и основа всего обладать такой эмоцией, как «любовь», или намерением «воплотиться»? В каком смысле может само Бытие считаться личностью? Здесь мы понимаем, что Бог непостижим и выходит за рамки любых представлений, какие вы только можете иметь о Нем, и что все описания Бога – просто фигуры речи, несовершенные метафоры, которые требуются для изложения чего-то настолько таинственного и возвышенного, что человеческий разум не способен когда-либо постичь его. У меня было такое чувство, что я хожу по кругу.
