Можно собрать большую коллекцию заявлений богословов о том, что теперь мы, в сущности, ничего не знаем об Иисусе. Авторы этих заявлений, как правило, стоят на позициях историчности основателя христианства, но откровенно признаются в том, что ничего толком сказать о нем не могут. Еще в 1910 году на Всемирном конгрессе свободного христианства и религиозного прогресса Буссе, отстаивая историчность Христа и называя мифологическую теорию «утопией, опровергнутой данными науки», в то же время говорил: «То, что мы знаем о его жизни в прагматической связности, столь незначительно, что это можно было бы поместить на одном листочке бумаги. Проповедь Иисуса или евангелия подчас представляет собой запутанную ткань общинной традиции и, возможно, подлинных слов учителя»[192].
А. Древс так излагает аналогичные взгляды по этому вопросу немецкого богослова-библеиста В. Брандта, отстаивающего так же, как и Буссе, историчность Христа: «Не существует никаких надежных сведений из жизни Иисуса, кроме факта его смерти и воскресения. Брандт указывал на то, что даже самая история о страданиях Иисуса была сочинена при помощи ветхозаветных и мифологических элементов»[193].
Знаменитый Р. Бультман, общая концепция которого, правда, была в 1952 году осуждена лютеранской церковью, категорически заявляет, что мы почти ничего не знаем о жизни и личности Иисуса Христа и что ни об одном его изречении не можем с какой бы то ни было степенью достоверности знать, что оно действительно исходило из его уст[194]. Можно, конечно, считать такое заявление не характерным для современной теологии в целом — как-никак его автор считается еретически мыслящим. Но если обратиться к почти официальному изданию евангелической церкви — энциклопедии «Религия в истории и современной жизни» («Die Religion in Geschichte und Gegenwart»), то мы найдем там примерно такую же точку зрения.
Этапы биографии Иисуса рассматриваются здесь как порождение «вторичной, литературной редакции» евангелий. Из этого делается вывод, что «больше стало невозможно установить последовательность событий жизни Иисуса, писать его биографию и рисовать его образ». Цитата, которую мы приведем ниже, представляет собой короткое изложение выводов «формально-исторической школы», но автор статьи в общем не отмежевывается от этих выводов: «Таким образом, в отношении большей части традиции отпадает возможность ее использования для точной фиксации отдельных моментов жизни Иисуса. Мы больше не знаем последовательности событий, и прежде всего не можем реконструировать внешнее и внутреннее их развитие. Не только евангелия в целом являются вероисповедным документом, но и отдельные элементы традиции. Поэтому для «портрета» они не представляют никакого интереса. Ничего не известно ни о внешнем виде Иисуса, ни о его человеческом характере, его привычках, о повседневном в его жизни. Установление такого характера традиции обесценивает психолого-биографическое значение большей части материала. Особенно это относится к эпифаниям (эпизоды с «богоявлением» — И К.); они ничего не говорят о внутреннем состоянии Иисуса; они набросаны на основании веры общины, на основании послепасхальной (по христианской традиции, распятие Христа произошло в праздник еврейской пасхи. — И. К.) перспективы. То же с предсказаниями страданий. Они не дают ясного освещения положения; это скорей догматические высказывания о неизбежности страданий, как это представлялось общине после смерти Иисуса»[195].
В приведенной цитате излагаются выводы теологов формальноисторической школы, виднейшими представителями которой являются К. Шмидт, М. Дибелиус и тот же Р. Бультман. Протестантская энциклопедия не отвергает эти выводы, но тут же пытается несколько ослабить их значение. Она выискивает некие «прочные точки опоры». Таковые точки она усматривает в тех евангельских повествованиях, которые не входят ни в иудаистское мышление, ни в воззрения позднейшей общины. Нельзя не признать эти «точки» довольно расплывчатыми, а опору на них — не очень прочной. Состояние источников по христологической проблеме довольно критически оценивает такой адепт историчности Христа, как П. Альтхауз. Он находит в Евангелии от Иоанна лишь «теологические медитации» в гностическом стиле; приводимые Иоанном изречения Христа — суть не «verba ipsissima» («собственнейшие слова» Иисуса. — И. К), но «ответ веры» на некие обстоятельства жизни богочеловека, тоже нам неизвестные. Да и у синоптиков дело обстоит не до конца исторично; их сообщения, говорит он, ссылаясь на бультманиста Борнкамма, «вытекают из вероучения или, по меньшей мере, переплетены с вероучением». А в общем «традиция четырех евангелий ставит перед нами трудные проблемы и даже вопрос о том, жил ли Иисус из Назарета»[196].
Эти трудные проблемы надо богословам как-то решать, причем главная трудность заключается в том, что нельзя их решить за счет прямого и честного признания мифичности Христа — при таком признании рушится догматическая основа христианства.
Консервативный деятель лютеранской церкви В. Кюннет так оценивает положение, складывающееся в связи с тем, что бультмановские и иные модернисты склонны отрицать такие этапы биографии Иисуса, как его гибель и воскресение: «Мы задаем простой вопрос: что же фактически остается от пасхи? (имеется в виду совокупность евангельских событий, связанных с распятием и воскресением Христа в праздник пасхи. — И. К.). С точки зрения этих экзистенцтеологов — совсем ничего. Совсем ничего!» Кюннет настаивает на том, что «воскресение Христа есть фундамент христианства, на котором покоится все, вся действительная реальная действительность»[197]. Он формулирует дилемму: «Или отрицание, тогда — конец христианской теологии, конец христианской церкви, — или признание». Если уж так остро ставится вопрос о воскресении Христовом, то тем более это относится к самому существованию Иисуса Христа. Э. Хайтш говорит по поводу построений христологов-модернистов: «Если это законно с точки зрения христианской теологии, то нет никаких оснований оставаться христианами»[198]. А чтобы оставаться христианами, нужно во что бы то ни стало держаться за исторического Христа, притом со всеми элементами евангельской биографии вплоть до воскресения и вознесения. Э. Барниколь так суммирует точку зрения консервативного протестантизма по этому вопросу: «Без «Жизни Иисуса» (имеется в виду его биография. — И. К.) нет «Иисуса», без «Иисуса» нет «христианства», нет «христианского благочестия» (Christlichkeit)[199]. Вероисповедные проблемы надо решать на почве всеобъемлющего познания источников научной — и негативной, и позитивной критики, но при условии сохранения христианского благочестия, основанного на непоколебимой вере в исторического Христа и в возможность составления его достоверной биографии.
Держаться во что бы то ни стало!
Наиболее консервативные круги богословов и церковников настаивают на сохранении веры не только в исторического Иисуса, но и в творившиеся им чудеса — в исцеления, в воскрешения, в его собственное воскресение и вознесение, в сотворенное святым духом чудо непорочного зачатия богочеловека. Без признания «пустого гроба» (имеется в виду «гроб господень», опустевший после того, как его покинул воскресший Христос) они не согласны считать кого бы то ни было христианином.
Ревнители христианской ортодоксии в ФРГ развернули целое движение, направленное против каких бы то ни было уступок модернизму в вопросе о Христе, — не только его историчности, но и сверхъестественности, связанных с его рождением, жизнью и смертью; оно носит название «Вероисповедное движение — никакого другого Евангелия!». Его деятелями являются не только представители духовенства и богословы, но и миряне. «Движение» собирает массовые митинги, где произносятся громовые речи, направленные против бультманистов и других, как их называют, партизан атеизма. При помощи мобилизации наиболее темных и фанатичных элементов «общины» оказывается давление на руководство церкви с тем, чтобы не дать ему идти на уступки «новым веяниям» в христологии. Руководство же вынуждено маневрировать — оно не может идти на резкое обострение отношений с консервативными кругами своей паствы и самой церкви, но, с другой стороны, не может игнорировать научную критику евангельских сказаний. Положение, конечно, сложное…
Еще более сильны консервативные элементы в католической христологии.
Более ста лет назад Первый ватиканский вселенский собор католической церкви (1869–1870 гг.) в самых решительных выражениях подтвердил неразрывную связь католицизма с признанием историчности не только Иисуса, но и всех его чудес; последние необходимо считать, как сказано в решениях собора, вполне достоверными и соответствующими силе разумения знамениями божественного откровения. Под страхом отлучения от церкви собор запретил трактовку евангельских чудес как «легенд и мифов». В начале нашего столетия Ватикан самым резким образом осудил модернизм как ересь, исповедание которой неминуемо ведет христианина к вечной погибели; основатели и идеологи модернизма во главе с А. Луази были отлучены от церкви. Между тем модернисты отказывались от веры только в чудеса, связанные с именем Иисуса, а не в историческое существование самого основателя христианства. Осуждение модернизма до сих пор остается в силе, и периодически по его адресу опять раздаются благочестивые формулы отрицания и обличения.
