Где распространялся капитализм в интересующую Вебера эпоху? — в христианских странах. Какая, значит, традиция воспитывала людей так, что они оказывают глухое сопротивление капитализации? Так породило христианство капитализм или скорее сопротивлялось ему?
Второе обстоятельство: при анализе тех христианских проповедей, которые призывали к достижению максимального финансового и карьерного успеха Вебер обратился к весьма специфической группе проповедников. Речь у него идёт о кальвинистах и, отчасти, лютеранах. Своеобразие этих групп состояло в том, что они были фаталистами. У человека нет свободы. У человека нет возможности выбрать свой жизненный путь и его вечный итог. Бог ещё до создания мира решил, кого Он спасёт, а кого отправит в погибель… Поскольку же человек, с одной стороны, ничего не может сделать для своего спасения, а, с другой, не может жить, пребывая в неизвестности о самом главном, он, естественно, ищет способы удостовериться в своей принадлежности к избранным. И тут богословы говорят ему: если Бог тебя спас, значит Он тебя любит, а если Он тебя любит, то Он должен проявить Своё благорасположение к тебе ещё в этой жизни, и это благорасположение будет заметно и для тебя, и для других; оно будет проявляться в твоём житейском преуспеянии. Соответственно, потребность в жизненном успехе и стяжании богатства обрела религиозную мотивацию, а наличие такой религиозной мотивации способствовало распространению «капиталистического духа»…
Нетрудно заметить, что эта логика, хотя и была озвучена христианскими проповедниками, глубочайшим образом противоречит тому, что возвещало традиционное христианство. В православии всегда считалось, что Бог скорее с бедными, чем с богатыми. Христос — там, где боль, а не там, где шумный успех. «У Христа — у креста», — гласит русская поговорка. И ей вторит цветаевская строчка: «Значит — Бог в мои двери — раз дом сгорел…». И если на «теологии процветания» действительно лежит часть вины за дух стяжательства, охвативший западный мир, то не стоит вину за это извращение христианства перекладывать на само христианство. По крайней мере Православие не принимало участия в этом процессе.
И третье замечание по поводу книги Вебера. Автор сам отмечает, что описанный им материал весьма локален: он ограничен и в социальном пространстве, и во времени: «Люди, преисполненные „капиталистического духа“, теперь (книга написана в 1905 году — А.К.) если не враждебны, то совершенно безразличны по отношению к церкви»[397].
Итак, фактом является то, что одна их христианских сект однажды поддержала дух накопительства. При этом этот дух встретил сопротивление традиционно-христианского общества в начале своей истории и сам стал откровенно враждебен или равнодушен к христианству в пору своей зрелости… В этих условиях обвинять христианство в том, что оно породило капитализм и вытекающий из него экологический кризис, все равно, что обвинять Русскую Церковь в том, что она устроила революцию 1905 года на том основании, что в рядах эсеров был поп Гапон…
В заключение вернёмся к тем библейским, на этот раз уже новозаветным текстам, которые так нервируют «зелёных». Забыв и о повелении Христа помогать животным, попавшим в беду (Мф. 12,11) и о том, что животные прежде людей поклонились Родившемуся Спасителю, и о том, что во время 40-дневного Своего молитвенного подвига Христос, оставив людей, «был со зверями» (Мк. 1,13), язычествующие экологисты во всем Евангелии видят лишь проклятую смоковницу и потопленнных свиней…
Да, Иисус проклял смоковницу, лишил жизни дерево. А был ли в традиционном обществе хоть один мужчина, который никогда не лишал жизни ни одного дерева? Почему срубить дерево для постройки дома или корабля, храма или колодца ради корыстной материально-житейской пользы можно, а ради нравственного урока людям — нельзя? «Боже мой! Нам так жаль бедную смоковницу! ну не лицемерие ли это! Это нам-то, которые все купаемся в крови и злобе… Это мы-то вступаемся за невинное дерево… Почему же тогда уж не винить Христа и в том, что он мял траву, рвал колосья хлеба, ел плоды? Чем, в самом деле, все это виновато?»[398].
Проклятие смоковницы Христом — это притча в действии. Неужели для пробуждения покаяния в людях, в целом народе, народе Израиля нельзя пожертвовать одним деревом?
Позеленевшие головы язычествующих экологов знают, как возразить: «но Иисус дал дурной пример христианам! Поэтому они так безжалостно вырубают леса!». Ладно, опять напомню, что этот грех был практикуем людьми задолго до христианства. Например, леса на Кипре весьма основательно повывели сами язычники ещё в дохристианскую пору…[399] А теперь насчёт «примера». Действительно, христиане призваны подражать Христу. Очень многое в церковной традиции старается с максимальной точностью воспроизвести все подробности земной жизни Иисуса. Он 40 дней постился в пустыне — и наш Великий Пост длится столько же… Он в день Крещения погрузился в воды южного Иордана — и православные в этот день готовы нырнуть даже под лёд… Христос въехал в Святой град на ослике… И на Руси в Вербное воскресенье Патриарха, в данный момент являющего собою образ Христа, вводили в Кремль… Вот только ослов на Руси не водилось. Но выход из положения нашли: лошади, на которой ехал Патриарх (ведомой под уздцы царём) привязывали ослиные уши…
Но есть ли в церковном предании праздник, посвящённый чуду проклятия смоковницы? Есть ли ритуал торжественной рубки деревьев или их проклятия? — Нет. В церковном предании из этого евангельского деяния выводятся совершенно иные уроки:
«Что означает неразумно, как то представляется на внешний взгляд, иссушенная смоковница, упоминаемая в Евангелии (Мф. 21,18-21; Мк. 11,12-14)? Что за неумеренность голода, не во время ищущего плода? И к чему проклятие бесчувственного предмета? — Бог первоначально воспитывал природу человеческую через закон, Затем же Он, став Человеком, явно пришёл, восприняв плоть, и направил естество человеческое к нематериальному служению в духе, и, конечно. Он не желал, чтобы, в то время как Истина открылась в жизни, тень Истины, образом которой служит смоковница, имела бы власть. Потому-то Св. Писание и гласит Возвращаясь из Вифании в Иерусалим, то есть после образного и теневого пришествия Своего, сокровенного в законе, Бог Слово снова приходит к естеству человеческому через плоть. Ибо так следует понимать слова: Возвращаясь, увидел при дороге смоковницу, листья только имеющую (Мф. 21,18; Мк. 11,13). То есть, разумеется, заключённое в тенях и образах телесное служение закона, лежащее, как на пути, на неустойчивом и мимолётном предании и состоящее из одних преходящих образов и установлении. Увидев это служение, подобно смоковнице обильно и затейливо украшенное, словно листьями, внешними покровами телесных соблюдений закона, и не найдя плода, то есть правды, Он проклял его как не питающее Слово Божие. Более того, Он приказал, чтобы истина более не скрывалась под владычеством образов закона, — что и случилось, как показал ход вещей, когда совершенно высохло законное велелепие, имевшее своё бытие только в одних внешних формах. Ибо было неразумным и неблаговременным, чтобы после того, как явно обнаружилась истина плодов правды, служение закону обманчиво возбуждало аппетит тех, кто совершает путь настоящей жизни, побуждая их оставить съедобное благоплодие Слова. Поэтому [Св. Писание] и гласит не время было собирания смокв, то есть время, в которое властвовал над естеством человеческим закон, не было временем плодов правды, но изображало, как тень, плоды правды и как бы указывало на будущую спасительную для всех божественную благодать» (преп. Максим Исповедник)[400].
«Для чего смоковница проклята?… Чтобы и ученики, и иудеи знали, что Он хотя и мог иссушить, подобно смоковнице, Своих распинателей, однако же добровольно предаёт Себя на распятие, и не иссушает их, то Он и не захотел показать этого над людьми, но явил опыт Своего правосудия над растением» (свт. Иоанн Златоуст. Толкование на Евангелие от Матфея. 67,1). Более склонный, нежели другие толкователи Писания, к буквальному пониманию текста, св. Иоанн Златоуст оспаривает распространённое мнение (выражаемое и в приведённых словах преп. Максима) — «напрасно некоторые говорят, будто под смоковницею изображается закон. Плодом закона была вера; и этот плод уже принёс, и время собирать этот плод уже наступило. Нивы, сказано, поспели уже к жатве» (там же).
Разные понимания евангельского повествования о смоковнице были в церковной традиции. Но никогда не было из неё сделано вывода, о том, что надлежит нам «безжалостно» и безнравственно относиться к природе.
То же можно сказать и о вызывающем слезы неоязычников потоплении гадаринских свиней. Во-первых, в церковной традиции нет обычая ритуально резать свиней. При совершении чина экзорцизма («отчитки», освобождения человека от демонической власти) священник не загоняет свиней в ближайший пруд. Как нет в православии чина проклятия деревьев, так не зафиксированы и стада свиней, сопровождающие экзорцистов. Во-вторых, уже само разведение свиней на святой земле было нарушением закона. В-третьих, через гибель этих свиней освободилась человеческая душа. Что все-таки выше? Что дороже?[401] Вам не нравится христианство с его антропоцентризмом? Что ж, посмотрите на альтернативу, в которой между жизнью человека и животного разницы нет: «В великом индийском эпосе вы можете прочесть, как одна мать, вся семья которой, состоявшая из сыновей-воинов, была убита в бою, жаловалась Кришне, что хотя она обладала таким духовным зрением, что могла видеть на пятьдесят воплощений назад, все же нигде она не нашла у себя такого греха, который мог бы повлечь за собой такую страшную карму, и Кришна ответил ей: „Если бы ты могла заглянуть назад в своё пятьдесят первое воплощение, как могу я, то ты увидела бы, что сама со страстной жестокостью убила столько же муравьёв, сколько у тебя теперь было сыновей“[402].
