Но пока у Ярослава все еще впереди – и победы, и поражения. Пока он еще готовится к борьбе за великий стол с Святополком, объявленным «братоубийцей». Не думаю, что частичный разгром византийской партии и убийство ее вождей сильно опечалили новгородцев, зато они наверняка еще хранили память о походе на Киев во времена Владимира и Ярополка. Походе, принесшем новгородцам немало барышей. Сорокатысячная рать, собранная Ярославом, – это серьезная сила, способная решить любую поставленную задачу. Здесь интересно другое – что побудило Ярослава готовиться к войне с отцом? Вряд ли он слишком близко принимал к сердцу заботы новгородцев, неохотно плативших дань великому князю. Тогда что же подвигло его на такой шаг? Думаю – переворот, который готовил его отец, в обход всех правил наследования великого стола. Владимир прочил в преемники Бориса, скорее всего, сына гречанки Анны, чтобы там ни писали насчет его рождения лукавые летописцы. Борис и Глеб были племянниками императора Василия, и уж конечно, именно они являлись надеждой византийской партии. Особенно Борис. Именно Бориса они прочили в преемники басилевса Владимира. Отсюда и неудачная попытка скрыть смерть князя. Видимо, у оппонентов византийской партии нашлись осведомители в Берестове. Бориса устранили раньше, чем он успел добраться до Киева. Следом был убит Глеб. Что касается Святополка, то он прибыл в Киев, скорее всего, чтобы заявить названному отцу о своих правах законного наследника, но стараниями византийской партии угодил в темницу. Составить заговор против отца и братьев он просто не успевал, да и чужим был в Киеве Святополк Туровский. Ярослав оказался умнее старшего брата. Не исключено, что он просто лучше знал своего отца. Именно поэтому он готовил рать для похода, пригласив к его участию варягов. Скорее всего, приверженцев Деуса Кристоса и старых богов. На них он мог положиться в любом случае. А далее случилось то, что случилось. Святополк пошел на сделку с варяжской партией и тем самым принял на себя ответственность за смерть братьев, что позволило Ярославу выступить в роли мстителя. В первой же битве с новгородцами Святополк потерпел жесточайшее поражение. Не исключаю, что недавно обретенные киевские союзники его предали, поскольку видели своего вождя именно в Ярославе. Правда, Святополк с помощью тестя, польского короля Болеслава, захватил Киев, но торжество его было недолгим. Бесчинства поляков вызвали восстание в Киеве. В конце концов, Болеслав вынужден был уйти в Польшу, а Святополк, потерпев очередное поражение от брата, отправился в изгнание с клеймом братоубийцы. Впрочем, никто его не преследовал, никто не пытался ему отомстить. Видимо, современники хорошо знали, что в смерти братьев он не повинен.
В войне Ярослава с Святополком был один любопытный эпизод, на который обратил внимание Лев Гумилев. Случилось это после первой битвы у города Любеча (1016), завершившейся победой новгородцев и варягов. Вот цитата из книги «От Руси к России»: «Победители-новгородцы вошли в Киев, «и погоре церкви», пишет летописец. Мы заключаем из этого, что идейная основа действий Ярослава, его программа сводилась к восстановлению язычества. Но христианизация Киева была уже слишком сильной. Никто не хотел возвращения культа Перуна. От этого Ярослав чувствовал себя в столице крайне неуверенно.
В 1018 г. разногласия между партиями язычников и христиан обострились. Этим воспользовались польский король Болеслав Храбрый и беглец Святополк. Польское войско двинулось на Киев, чтобы, по утверждению поляков, освободить христиан от власти злых язычников».
С Гумилевым категорически не согласен Прозоров: «Однако это мнение не подтверждается ни одним источником – и русские, и скандинавские, и германские, и византийские источники знают Ярослава как убежденного христианина. Если его «обращение» состоялось в Киеве, церковные авторы не оставили бы без внимания столь излюбленного ими (от Бравлина и Аскольда до Владимира) сюжета – язычник и разоритель христианских святынь, одержав физическую победу, сам побежден могуществом «истинной» веры. А может, речь шла о том, что во взятом Киеве были погоревшие, разрушенные церкви? И не надо лицемерного негодования по поводу вандализма язычников! Во-первых, это не их учили подставлять правую щеку, схлопотав по левой, «любить врагов своих» и «благословлять ненавидящих их». Во-вторых, церкви как раз и ставили сплошь и рядом именно на тех местах, где стояли разрушенные языческие святилища. А место для этих святилищ было выбрано – в глазах язычников, по крайней мере – не человеческим произволом, а волей Богов. Они, в отличие от христиан, не могли построить храм где вздумается. Приходилось расчищать места. Только и всего. Летописи восславляют Ярослава за неимоверные заслуги в деле распространения христианства на Руси – при нем-де оно начало «шириться и укрепляться». Простите, но он, по тем же летописям, построил всего лишь четыре церкви – в чем же состояли его заслуги в «расширении и укреплении» христианства?» («Язычество христианской Руси»).
Прозоров, как мы видим, не отрицает разрушения христианских церквей, он просто считает, что сделали это сами киевляне еще при Святополке, в котором он видит вождя языческой партии. В чем сходятся оба Льва, и Прозоров, и Гумилев, так это в том, что война, разразившаяся после смерти Владимира Крестителя, носила отчасти, а может, и по сути своей религиозный характер. В этом с ними трудно не согласиться. Гумилев вообще считает Святополка первым «западником» на Русской земле. Ибо обращается князь Туровский за поддержкой к католику Болеславу Храброму. Но я уже писал выше, что кроме римского христианства, опирающегося на сиро-палестинский монотеизм, был еще и франко-варяжский вариант, связанный со старыми славянскими богами. К слову, и в самом Риме по части благочестия далеко не все было гладко. Сошлемся хотя бы на Гумилева: «Известно, что в середине века на святой престол иногда всходили очень грешные папы. В 955 г. на папский престол воссел шестнадцатилетний юноша, нареченный папой Иоанном XII. Ватиканский двор стал вертепом продажных женщин. Если бы папа был только охотником, игроком, волокитой и пьяницей, то это было бы еще полбеды. Но римский первосвященник давал пиры с возлияниями в честь древних языческих богов и пил за здоровье Сатаны. Конечно, вести о таких «подвигах» достигали Руси» («От Руси к России»).
Ну и с какой же стати при таких папах короли будут святы? Согласно официальной версии, Болеслав был христианином, но это вовсе не означает его приверженности сиро-палестинскому монотеизму. Поэтому трудно понять, кого, собственно, поляки считали врагами христианской веры. Напомним также, что все эти события разворачиваются на фоне откровенной вражды между Константинополем и Римом.
«Германский император Оттон Второй на имперском сейме 983 г. в Вероне добился решения о войне против «греков и сарацин». Такое уравнивание православных христиан с мусульманами уже не позволяло говорить о единстве церкви Христа, делало вполне реальной угрозу католического натиска на Восток, в том числе и на Русь» (Гумилев, «От Руси к России»).
Казалось бы вот он ответ – конечно, Болеслав католик, исполняющий волю римского папы и императора! Увы, не все так просто. Во-первых, папы и императоры, мягко так скажем, не слишком ладили друг с другом, а во-вторых, Болеслав отправляется в Киев как раз после успешной войны все с тем же германским императором. Однако это обстоятельство, скорее всего, не мешало полякам соглашаться с Оттоном II, что греки и сарацины мало чем отличаются друг от друга. А потому – поддержать франко-варяжскиую партию в ее борьбе против сторонников византийской версии христианства. Не надо думать, что христианство утверждалось в европейских странах по мановению папской или патриаршей руки, на это требовались столетия, а в грех язычества, как мы убедились раньше, впадали даже самые высокопоставленные христианские иерархи. Что же касается Киева, то я, пожалуй, соглашусь с Прозоровым: византийские церкви в Киеве сожгли сторонники Святополка сразу после смерти Владимира и убийства Бориса и Глеба. Иначе чем еще объяснить, что Десятинную церковь, построенную еще при Владимире, сразу же после крещения, Ярослав отстроил заново. Скорее всего, Ярославу пришлось лавировать между тремя партиями, франко-варяжской, византийской и собственно славянской, приверженной древней вере. Разумеется, названия партий достаточно условны, поскольку потомки франков и варягов уже вросли в славяно-русскую цивилизацию и отнюдь не чувствовали себя здесь чужими. Речь, повторюсь, идет не об межэтнических конфликтах, а именно о межрелигиозных. В 1024 году Ярослав подавляет восстание суздальцев, которые возглавляли волхвы.
Вот что об этом пишет «Повесть временных лет»: «В тот же год восстали волхвы в Суздале; по дьявольскому наущению и бесовскому действию избивали старшую чадь, говоря, что они держат запасы. Был мятеж великий и голод по всей той стране; и пошли по Волге все люди к болгарам, и привезли хлеба, и так ожили. Ярослав же, услышав о волхвах, пришел в Суздаль; захватив волхвов, одних изгнал, а других казнил, говоря так: «Бог за грехи посылает на всякую страну голод, или мор, или засуху, или иную казнь, человек же не знает за что».
