Вот что об этом пишет «Повесть временных лет»: «В тот же год восстали волхвы в Суздале; по дьявольскому наущению и бесовскому действию избивали старшую чадь, говоря, что они держат запасы. Был мятеж великий и голод по всей той стране; и пошли по Волге все люди к болгарам, и привезли хлеба, и так ожили. Ярослав же, услышав о волхвах, пришел в Суздаль; захватив волхвов, одних изгнал, а других казнил, говоря так: «Бог за грехи посылает на всякую страну голод, или мор, или засуху, или иную казнь, человек же не знает за что».
Осведомленность Нестора по поводу того, что именно сказал князь и по какому случаю, поражает воображение. Однако не доверять сообщению летописца в данном случае оснований нет. Языческие волхвы в XI веке были достаточно сильны, чтобы испортить настроение любому князю. Тем не менее симпатии Ярослава явно склонялись в сторону, противоположную византийской. Косвенным подтверждением этому служит судьба новгородского посадника Константина, которого Костомаров именует Коснятином: «Коснятин, сын Добрыни, не пустивший Ярослава бежать за море, впоследствии подвергся его гневу, был сослан в Ростов, а потом убит в Муроме. В 1038 году Ярослав посадил в Новгород сына своего Владимира, а после его смерти в 1052 году посажен был сын Ярослава Изяслав, и с тех пор в Новгороде постоянно уже были особые князья; преимущественно же в первое время выбирались старшие сыновья киевского князя» («Русская история в описании ее главнейших деятелей»).
Как видим, Ярослав продолжает политику отца – убирает местных правителей и сажает в подвластные Киеву княжества своих сыновей. Противников у него внутри государства два, Бречислав Полоцкий, племянник Ярослава, и Мстислав Тмутараканский, родной брат нового великого князя. И если Бречислава, вздумавшего напасть на Новгород, Ярослав очень быстро привел в чувство, то с Мстиславом дело обернулось куда как более печально для киевского князя: «В год 6532 (1024). Когда Ярослав был в Новгороде, пришел Мстислав из Тмутаракани в Киев, и не приняли его киевляне. Он же пошел и сел на столе в Чернигове; Ярослав же был тогда в Новгороде. И, возвратившись, пришел Ярослав в Новгород, и послал за море за варягами. И пришел Якун с варягами, и был Якун тот красив, и плащ у него был золотом выткан. И пришел к Ярославу, и пошел Ярослав с Якуном на Мстислава. Мстислав же, услышав, вышел против них к Листвену. Мстислав же с вечера исполчил дружину и поставил северян прямо против варягов, а сам стал с дружиною своею по обеим сторонам. И наступила ночь, была тьма, молния, гром и дождь. И сказал Мстислав дружине своей: «Пойдем на них». И пошли Мстислав и Ярослав друг на друга, и схватилась дружина северян с варягами, и трудились варяги, рубя северян, и затем двинулся Мстислав с дружиной своей и стал рубить варягов. И была сеча сильна, и когда сверкала молния, блистало оружие, и была гроза велика и сеча сильна и страшна. И когда увидел Ярослав, что терпит поражение, побежал с Якуном, князем варяжским, и Якун тут потерял свой плащ золотой. Ярослав же пришел в Новгород, а Якун ушел за море. Мстислав же чуть свет, увидев лежащими посеченных своих северян и Ярославовых варягов, сказал: «Кто тому не рад? Вот лежит северянин, а вот варяг, а дружина своя цела». И послал Мстислав за Ярославом, говоря: «Садись в своем Киеве: ты старший брат, а мне пусть будет эта сторона Днепра». И не решился Ярослав идти в Киев, пока не помирились. И сидел Мстислав в Чернигове, а Ярослав в Новгороде, и были в Киеве мужи Ярослава. В тот же год родился у Ярослава еще сын, и нарек имя ему Изяслав. В год 6534 (1026). Ярослав собрал воинов многих, и пришел в Киев, и заключил мир с братом своим Мстиславом у Городца. И разделили по Днепру Русскую землю: Ярослав взял эту сторону, а Мстислав ту. И начали жить мирно и в братолюбии, и затихли усобица и мятеж, и была тишина великая в стране» («Повесть временных лет»).
Мстислав умер, не оставив наследников, и тем избавил Ярослава от многих хлопот внутри державы. Теперь оставалось выбрать союзников за ее пределами. Казалось бы, в создавшейся ситуации ориентация на Византию – самый естественный шаг. Тем более что Константинополь отчаянно нуждался в союзниках.
Вот что пишет об этом Гумилев: «Ярослав поддерживал отношения с варягами и был готов к дружбе с Польшей, но, к сожалению, ни он, ни его окружение не испытывали симпатий к Византии. Ухудшение отношений между Киевом и Константинополем в 30-40-е годы XI в. происходило на фоне резкого обострения противоречий между православным Востоком и католическим Западом. Римский папа требовал признания себя главою христианской церкви, константинопольский же патриарх Михаил Кируларий стоял на том, что греческая церковь ничем не уступает Римско-католической. Папа опирался на поддержку Западной Европы: Германии, Франции, испанских королевств, города-республики Генуи. А Царьград искал помощи у завоеванной им Болгарии и добровольно присоединившейся к Византии Сербии. Религиозное противостояние Рима и Константинополя завершилось окончательным расколом христианской церкви на западную (Римско-католическую) и восточную (Греко-православную) в 1054 г.» («От Руси к России»).
Скорее всего, верх в Киеве в конце концов взяла именно варяжская, по сути своей откровенно антивизантийская партия, и великий князь не мог с этим не считаться. Не исключено, что симпатии Ярослава с самого начала были на стороне сторонников Семъ Ярилы, а его реверансы в сторону посадника Константина Новгородского являлись лишь данью политическим обстоятельствам. Уже в первые годы своего правления великий князь основывает два города: Юрьев, в только что отвоеванной Чудской земле, и Ярославль, в земле Ростово-Суздальской.
По поводу основания города Ярославля существует одна очень примечательная легенда: «Однажды по Волге с дружиною в расписных ладьях плыл киевский князь Ярослав Мудрый. Высокий, обрывистый берег, покрытый дремучим лесом, в месте слияния Волги с рекой Которослью приглянулся князю. Задумал он город рубить, но было тут селище, называемое Медвежий Угол. Когда князь Ярослав вступил в селище, жители выслали навстречу ему злых собак и медведя лютого, которого считали покровителем своего племени. Но отважный князь секирой сокрушил зверя, и люди в страхе разбежались. Тогда повелел князь на месте поединка град созидати и назвал его во свое имя Ярославлем. Об этой легенде напоминает известный с XVII века герб города, изображающий медведя с трезубцем, который позже заменен секирой».
То, что легенда является довольно поздней попыткой объяснить и название города, и его герб, у меня нет никаких сомнений. Тут интересен медведь с трезубцем. Трезубец – это родовой знак Рюриковичей, означающий пикирующего сокола. Сокол – зооморфная ипостась бога Ярилы, медведь – Велеса. И назван город отнюдь не в честь самого князя, а как раз в честь либо самого Ярилы, либо его сына, известного уже нам Деуса Кристоса. Судьба Ярославля, так же как и появившейся неподалеку чуть позднее Москвы, крайне загадочна. Москва, как я уже писал выше, означает по-арабски «священное место». Не стоит этому удивляться. Был в истории Русского каганата, а затем Киевской Руси момент когда они достаточно плотно взаимодействовали именно с арабами. Практически все монеты того периода, найденные на территории Руси, – это арабские монеты. И даже когда Русский каганат стал чеканить свою монету, он подражал арабской вязи. Не надо также забывать, что Ярославль стоит на Волге, а эта река, как и расположенная на ее берегах Волжская Булгария, достаточно долго входила в сферу арабских интересов. Да и в самой Волжской Булгарии, принявшей ислам еще в IX веке, арабский язык не был в диковинку. А если учесть, что Москва появилась позднее Ярославля, то можно предположить, что название «священное место» относилось поначалу к этому городу. Первое упоминание о Ярославле содержится в летописи «Повести временных лет», в рассказе о крупнейшем восстании смердов 1071 года, которое возглавляли «два волхва от Ярославля». Произошло это уже после смерти Ярослава, последовавшей в 1054 году. Видимо, построенный великим князем на Волге город играл существенную роль как в политической, так и религиозной жизни страны, если уж летописец счел нужным упомянуть, что мятежные волхвы были «от Ярославля». Примечательно название второго из построенных Ярославом городов – Юрьев. Разумеется, летописцы, а вслед за ними и историки, не моргнув глазом, заявляют, что назван он так в честь самого великого князя, который-де принял в крещении имя Юрий. Но весь фокус в том, что такого имени греческий именослов не содержит. Юрий – это славянский аналог имени Георгий, а точнее, даже не Юрий, а Ярий. Таким образом, и название второго города связано все с тем же язычеством. Кстати, именно Ярила, поражающий змея, изображен на гербе города Москвы. А на гербе города Ярославля, находящегося неподалеку, мы видим его отца Велеса в его самой популярной зооморфной ипостаси да еще и с трезубцем-соколом в руке. Ну и где здесь, господа, византийская символика? Но, заметьте, я не называю эту символику языческой. Нет, это все символы христианские, но это другое христианство, в основе которого лежит древняя славянская, и даже шире, индоевропейская религия. И это славянское христианство просуществовало до реформ патриарха Никона, которые по сути не были реформами, а означали замену одного течения христианства на другое, чужеродное России. Конечно, уступки византийскому христианству делались и раньше, но они практически не касались ни обрядовой стороны, ни сути самой веры. Христианская Русь всегда верила не в сиро-палестинского Иегову, а в бога Саваофа-Саваота-Сварога-Рода-Световида и его сына Иисуса Христа. И носила обереги-кресты, символизирующие Ярилу, бога оплодотворения и созидания, бога – символа энергии Создателя.
