Действенней, чем умерщвление, в котором упражняются по собственному выбору, Крест, которым наделяет Господь, внешний и внутренний. Как путь Самого Спасителя, так и Его верного слуги был от начала до конца Крестным путем: гнетущая нужда и бедность в ранние детские годы, напрасные усилия помочь матери в тяжелой борьбе за существование, затем профессиональная работа, которая требовала крайнего напряжения телесных и душевных сил и постоянного преодоления себя, – все это суть начала школы Креста. Затем последовали разочарования в духе ордена, в который его привел зов Бога, наверняка – сомнения и внутренняя борьба перед принятием решения перейти к картезианцам, и после счастливого начала реформы в Дуруэло – цепь тяжелейших испытаний и страданий в борьбе за свой идеал.
В жизни Господа наверняка были счастливые часы – в тихой ночи, в одиноком разговоре с Отцом. Но они были лишь краткой передышкой после деятельности, которая заставляла Его находиться посреди человеческой суеты и ежедневно, ежечасно предлагала Ему смесь человеческой слабости, подлости и зла, как напиток из уксуса и желчи. Хуан так же знал блаженство тихих ночных часов, разговоры с Богом под открытым небом. Будучи ректором колледжа в Баэсе, он получил надел земли около реки и проводил там целые дни вместе с Хуаном св. Анны. Ночами святой пребывал один в молитве, но иногда брал своего спутника, шел с ним к реке и говорил о красоте неба, луны и звезд. Когда он был настоятелем в Сеговии, у него тоже был подобный оазис: высоко в горах расположенное пустынное плато с открывающимся широким горизонтом. Святой всегда уходил туда, как только позволяли дела. Его страстным желанием с детских лет и до самого конца было тихо и одиноко жить в молитве. Но большая часть времени его жизни была наполнена служебными обязанностями. И как св. Хуан следовал за Спасителем в любящей заботе о больных (с харизмой чудесного исцеления), так же он следовал за Ним в жертвенной пастырской заботе о душах. Все то время, что он был ректором в Баэсе, с утра до вечера принимались исповеди. Хуан был доступен в любое время для каждого. Однажды привратник брат Мартин попросил его о «мирном исповеднике» для одного родственника, легкомысленного капитана. Св. Хуан сам отправился к нему и обратил его так основательно, что тот «днем и ночью» приходил в монастырь, чтобы участвовать в духовных упражнениях. У святого было неистощимое терпение по отношению к педантам, которых никто иной не мог выслушивать. Его любящему сердцу причиняло огромную боль видеть, как несведущие и жестокие наставники тиранят и вводят в заблуждение души. По отношению к ним у мягкого и доброго святого находились такие же резкие слова, как у Спасителя по отношению к фарисеям. В «Огне живой любви» он прерывает описание помазания Духа, которое дается в качестве следующей подготовки для единения с Богом, длинным размышлением о духовных наставниках: «…Сочувствие и горе моего сердца при виде некоторых душ, срывающихся с высоты, так велико, что я никак не могу успокоиться…». Духовный наставник «должен быть мудрым и умным, но также и опытным… когда ему не хватает опыта в духовных вещах, то он не сможет справиться с руководством душой, если она будет поручена ему Богом… Подобным образом многие духовные наставники причиняют некоторым душам большой вред… Ибо их знание не превышает начальной стадии – даже если с помощью Божьей они сделают из этого верное заключение – все же они не позволят, чтобы душа, которую Бог хочет вознести к высотам, оставила способ постижения, какой свойственен начинающим… Если бы грубая и неопытная рука нанесла на прекраснейшее произведение искусства плохие, неподходящие краски, вред был бы намного больше и значительней, чем если бы она испортила много других картин среднего уровня. Так и Святой Дух рисовал нежной рукой, а неуклюжая рука испортила его работу. Кто в состоянии сделать свершившееся несвершившимся? Как часто Бог помазует созерцающую душу исключительно нежным помазанием, любящим, спокойным, мирным, целостным, превышающим все чувства и мысли познанием… и затем приходит духовный наставник, который, как грубый кузнец, умеет только стучать молотком и бить души… и тут же приказывает душе: вперед, оставь все эти вещи, в них только праздность и потеря времени…». Когда таким наставникам не хватает необходимых знаний, «они не должны осмеливаться класть свою неуклюжую руку на ту работу, которой не понимают, но должны передать ее кому-то другому, у кого достаточно для этого знаний. Отнюдь не малая ответственность и неправота – оказаться виновным в том, что душа из-за рискованных советов теряет бесценные блага и иногда совсем отклоняется от цели. Поэтому тот, кто по самонадеянности обманывает себя… будет призван к ответственности в соответствии с тем вредом, который успел причинить. Ибо в делах Бога нужно действовать с большой аккуратностью и осмотрительностью, особенно в тех, которые касаются таких важных вещей и такого высокого служения, как наставление душ, при котором правильные действия могут принести великую пользу, ошибки же – огромный вред». Но совершенно непростительно, если наставник «не отпускает душу и не оставляет руководство… из тщеславных соображений и помыслов», в то время как она нуждается в более высоком наставлении, чем его. «Не каждый, кто может обтесать бревно, умеет сделать из него доску для картины, а кто может вырезать картину, не всегда сумеет завершить ее до конца и отполировать. И не каждый, кто умеет выполнять тонкую работу, сможет расписать доску, так же как не каждый, кто может расписать ее, сумеет нанести на нее последний, завершающий мазок… Если бы ты был не кем иным, как просто чернорабочим, который ведет душу к презрению мира, умерщвлению страстей и желаний, или если бы ты был хорошим резчиком, который может дать душе наставления ко святым размышлениям, и если бы ты не понимал ничего больше – как бы ты мог привести душу к последнему завершению… которое является работой Самого Бога? Бог ведет души различными путями… Но где найдется такой человек, который, как пишет св. Павел, сделается всем для всех, чтобы спасти по крайней мере некоторых? (1 Кор 9, 22). Таким образом ты тиранишь души и лишаешь их свободы…». Хуан, который сам, будучи настоятелем, завоевывал сердца самоотверженной добротой, который высказывал необходимые упреки лишь с отеческой мягкостью и любовью, решительно выступал против грубого злоупотребления властью: «Если… в ордене исчезает христианская и монастырская учтивость… и если вместо этого настоятели ведут себя неотесанно и грубо… то такого настоятеля можно оплакивать, как потерянного».
Такие резкие слова внушает святому болезненная забота о душах. Христос искупил души Своими страданиями и смертью, каждая из них бесконечно дорога Ему и Его верному ученику. Создать избранным душам те условия, при которых рука Господня могла бы спокойно довершить свою работу, – в этом была цель реформы. Мы знаем, какие страдания Хуан с радостью принял, когда этому делу Господа грозила опасность от внешних врагов. Возможно, его душа страдала еще больше, когда внутри реформированного ордена возник дух, подвергающий опасности дело Господа в самих душах.
Опасность приходила с разных сторон: о. Иероним настаивал на активной деятельности в миссиях. У Хуана не было недостатка в духе апостольства в языческих землях. Его сильно волновало, что «наш истинный Господь и Бог» еще не известен почти во всех частях света и Его знают только в одной крохотной части. Но он не желал никакой внешней деятельности за счет сосредоточенности. Николас Дориа представлял другую противоположность: он хотел одиночества и покаянной строгости, но исходил из того, что этот идеал должен быть четко и строго определен, что противоречило духу святой матери и ее первого помощника, противоречило самому Духу Божьему, Который веет, где хочет. Тереза сама очень страдала от недостаточного понимания неопытных наставников и исповедников, потому в конституции предписала своим дочерям свободу высказывания с духовниками, к которым они будут испытывать доверие. Николас Дориа хотел отнять у них эту свободу. С 1585 г., будучи провинциалом, наделенный большими полномочиями из Рима, он ввел централизованную конституцию и генеральный совет, который должен был назначать настоятелей, проповедников и исповедников. Вместе с духовными дочерьми Терезы Анной и Марией св. Иосифа и со старыми друзьями реформы Луисом де Леоном и Домиником Баньесом Хуан боролся за наследство святой основательницы. Это были и его дочери, за внутреннюю жизнь которых велась борьба. В Авиле, Баэсе, Караваке, Гранаде и Сеговии под его чутким присмотром, нежной и строгой рукой распустились прекрасные цветы во многих душах, как он описал то в своем «Свадебном песнопении». И разве могло не показаться ему крушением труда всей его жизни то, что град преследований обрушился на его райский сад?
