В последнее время обострились споры по вопросу о роли Павла в формировании того явления, что мы сейчас называем христианством. Ряд современных ученых выступают в защиту Павла и рисуют его преданным иудеем, который оставался верным наследию своих предков и Закону Моисея, но при этом видел цель своей деятельности в адаптации мессианского иудаизма к особенностям языческой аудитории. Традиционный взгляд на Павла среди исследователей, изучающих христианство, лучше всего, пожалуй, сформулировал Р. Бультман (Rudolf Bultmann, Faith and Understanding (London: SCM Press, 1969)), который назвал его учение о Христе «совершенно новой религией по сравнению с оригинальным палестинским христианством». К числу ученых, которые в той или иной степени разделяют точку зрения Бультмана, принадлежат Адольф Харнак (Adolf Harnak, What Is Christianity? (New York: G. P. Putnam’s Sons, 1902)), Г. Дж. Шойпс (H. J. Schoeps, Paul: The Theology of the Apostle in the Light of Jewish History (Philadelphia: Westminster Press, 1961)) и Герд Лудеманн (Gerd Ludemann, Paul: The Founder of Christianity). Из современных исследователей, которые видят в Павле преданного иудея, пытавшегося перенести иудаизм на языческую почву, упомяну Л. Майкла Уайта (L. Michael White, From Jesus to Christianity) и моего бывшего учителя, Мари-Элоизу Розеблатт (Marie-Eloise Rosenblatt, Paul the Accused (Collegeville, Minn: Liturgical Press, 1995)).
Доля правды есть в обеих точках зрения. Те, кто считает Павла создателем христианства в том виде, в каком мы его знаем сейчас, и человеком, который решительно отделил новую веру от иудаизма, зачастую не очень адекватно оценивают эклектический характер иудаизма диаспоры, а также влияние «эллинистов», от которых Павел впервые услышал об Иисусе из Назарета. Ради ясности заметим, что «эллинисты», возможно, и не подчеркивали значимость Закона Моисея в своей проповеди, но при этом не демонизировали его; может быть, они не требовали от обращенных обязательного обрезания, но при этом и не призывали кастрировать тех, кто с этим не согласен, как делает это Павел (Гал. 5. 12). Однако независимо от того, перенял ли Павел свое необычное учение от «эллинистов» или придумал его сам, даже самые непреклонные из его защитников не могут отрицать, что его взгляды сильно отличались даже от самых новаторских иудейских движений той эпохи.
То, что, цитируя слова пророка Исайи (49. 1–6) о «корне Иессееве», который станет «светом народов», Павел говорит о себе, совершенно очевидно, поскольку даже он признает, что Иисус не проповедовал язычникам (Рим. 15. 12).
Исследование Н. А. Дала показывает, насколько необычным было использование слова Xristos (Христос) у Павла. Ученый отмечает, что у Павла оно никогда не бывает предикатом, не управляет родительным падежом, не является именем, а всегда только обозначением, и никогда не используется в качестве приложения (Yesus ha Xristos). См. N. A. Dahl, Jesus the Christ: The Historical Origins of Christological Doctrine (Minneapolis: Fortress Press, 1991). Выражение «Сын Божий» не было новшеством для иудаизма. Господь называет Давида своим сыном: «Ты Сын Мой; Я ныне родил Тебя» (Пс. 2. 7). Он даже называет Израиль своим первенцем (Исх. 4. 22). Но в любом случае, «Сын Божий» — это титул, а не описание. Представления Павла об Иисусе как о сыне Бога в буквальном смысле слова не имеют прецедентов в иудаизме эпохи Второго Храма.
Лука утверждает, что Павел и Варнава расстались из-за того, что между ними «произошло огорчение» якобы из-за вопроса о том, брать ли Марка с собой в следующее путешествие. Однако оно было несомненно связано с событиями, произошедшими в Антиохии вскоре после Апостольского собора. Пока Петр и Павел были в Антиохии, между ними возникла публичная ссора, потому что Петр, согласно рассказу Павла, перестал есть вместе с язычниками сразу после того, как в город прибыло посольство от Иакова («опасаясь обрезанных», как пишет Павел в Гал. 2. 12). Конечно, Павел — наш единственный источник информации об этих событиях, поэтому есть множество причин сомневаться в правдивости его рассказа, и не самая последняя из них заключается в том, что в иудаизме нет запрета на то, чтобы сидеть с язычниками за одним столом. Скорее, спор разгорелся из-за соблюдения пищевых запретов (не есть языческую пищу), и в этом споре Варнава встал на сторону Петра.
Лука пишет, что Павла отправили в Рим, чтобы спасти от заговора, который замыслили против него иудеи. Он также утверждает, что римский трибун якобы отправил пятьсот солдат сопровождать Павла до Кесарии. Это просто абсурд, который не следует принимать во внимание. Возможно, Лука ошибается в том, что Павел был римским гражданином. Сам Павел называет себя гражданином Тарса, а не Рима.
Согласно историку Светонию, Клавдий изгнал иудеев из Рима, поскольку они были «постоянно волнуемы Хрестом». Принято считать, что под этим словом Светоний подразумевает Христа и что беспорядки в иудейской среде возникали между христианами и нехристианами. Как отмечает Ф. Ф. Брюс, «нам следует помнить, что, если мы — ретроспективно — можем проводить различие между иудеями и христианами в эпоху Клавдия, римские власти в то время вполне могли этого различия и не замечать» (F. F. Bruce, «Christianity Under Claudius», Bulletin of the John Rylands Library 44 (March 1962): 309–326).
Глава пятнадцатая: Праведный
Характеристика Иакова и рассказ о просьбах иудеев взяты из сочинения христианского историка Гегесиппа, жившего в Палестине (100–180 гг. н. э.). Он написал историю ранней церкви в пяти книгах, которая сохранилась до наших дней только в отрывках, вошедших в Церковную историю Евсевия Кесарийского (260 — ок. 339 гг. н. э.), архиепископа эпохи Константина Великого.
Насколько надежно сочинение Гегесиппа как исторический источник — вопрос спорный. С одной стороны, целый ряд его свидетельств воспринимается большинством ученых как достоверная информация, в том числе утверждение о том, что «Брат Господень Иаков получил управление Церковью вместе с апостолами. Все — от времен Господа и доныне — называют его „Праведным“: имя Иакова носили ведь многие» (Евсевий. Церковная история. 2. 23). Эти слова подкрепляются многочисленными свидетельствами (см. ниже) и могут быть возведены к посланиям Павла и «Деяниям апостолов». Однако у Гегесиппа есть и явно недостоверные фрагменты, в частности слова о том, что Иакову было позволено «входить в святилище одному». Если под «святилищем» Гегесипп подразумевает Святое святых, то его утверждение явно ошибочно, поскольку входить туда мог только первосвященник. У Гегесиппа также есть рассказ о смерти Иакова, противоречащий версии из Иудейских древностей Иосифа Флавия, которую большинство ученых принимает как более надежную. Согласно Церковной истории, именно ответ Иакова иудеям, которые просили его переубедить людей, считавших Иисуса мессией, стал причиной его смерти: «И ответил он [Иаков] громким голосом: „Что спрашиваете меня о Сыне Человеческом? Он восседает на небе одесную Великой Силы и придет на облаках небесных“… Они поднялись и сбросили праведника. И говорили друг другу: „Побьем камнями Иакова Праведного“, и стали бросать в него камни, так как, сброшенный вниз, он не умер, но, повернувшись, стал на колени, говоря: „Господи Боже, Отче! Молю Тебя, отпусти им, ибо не знают, что делают“».
Этот отрывок удивляет тем, что он кажется вариантом рассказа о мученической смерти Стефана в «Деяниям апостолов», который, в свою очередь, был списан со слов Иисуса, сказанных первосвященнику Каиафе в Евангелии от Марка. Отметим также параллель между предсмертной речью Иакова и словами Иисуса на кресте у Луки (Лк. 23. 24).
Гегесипп заканчивает свой рассказ о мученической смерти Иакова так: «Кто-то из них, какой-то суконщик, ударил праведника по голове скалкой, употребляемой в его деле. Иаков мученически скончался. Его похоронили на том же месте возле Храма; стела эта и доныне возле Храма. Он правдиво засвидетельствовал и иудеям, и грекам, что Иисус есть Христос. Вскоре Веспасиан осадил их» (Евсевий. Церковная история. 2. 23. 1–18). Хотя исследователи почти единодушно отдают предпочтение рассказу Флавия, отметим, что версия Гегесиппа отражена у Климента Александрийского, который пишет: «Было же два Иакова: один — „Праведный“ — сброшен с крыши и забит до смерти скалкой валяльщика, другому отрубили голову» (Климент. Очерки. 7).
Иосиф Флавий пишет о захвате десятин, предназначавшихся для низших священнослужителей в своих Иудейских древностях (20. 180–181): «Тем временем влияние первосвященника Анана росло со дня на день и он пользовался любовью и почетом среди своих сограждан. Дело в том, что он давал взаймы деньги и постоянно умел склонять подарками Альбина и другого первосвященника (Иисуса). При этом у него были крайне испорченные слуги, которые в обществе подонков народа отправлялись на гумна и там насильно овладевали предназначавшеюся для простых священнослужителей десятиною; в случае же сопротивления они прибегали к побоям. Так как никто не мог препятствовать этому, то и другие первосвященники делали то же, что и слуги Анана. Тогда-то многим из священников, для которых раньше десятина представляла источник существования, пришлось умереть от голода». Упомянутый Флавием Анан — это, по-видимому, Анан-старший, отец того Анана, при котором убили Иакова.
