Лешек закрыл за собой дверь. Лицо аввы вытянулось от удивления, и похлебка тонкой струйкой побежала по бороде. Еще секунда, и он закричит, призывая на помощь монахов. Только его никто не услышит - монахов рядом нет.
- Тихо, старик, - кивнул ему Лешек и приподнял копье. - Сиди молча, или я убью тебя.
- А… - протянул авва, словно собирался что-то сказать.
Лешек подошел ближе и осмотрелся.
- Где крусталь? - спросил он, не увидев его на столе.
- А… - снова затянул авва, все еще не пришедший в себя от изумления.
- Я убью тебя, убью прямо сейчас, ты понимаешь это, старик? Отдай мне крусталь, и останешься жить. Он не принадлежит тебе.
Авва откинулся на спинку стула - удивление на его лице сменилось страхом. Он не привык ни к таким переделкам, ни к такому обращению. Он слишком долго был аввой, и никогда не был просто стариком, которому может угрожать молодой и сильный парень. Лешек еще раз оглядел стол и заметил, что левая рука игумена, лежавшая на столе, подозрительно подрагивает и ползет к краю.
- Подними руку, - велел Лешек и приготовился метнуть копье авве в грудь: он бы не промахнулся, это не трудней, чем бить острогой скользкую, шуструю рыбу. - Ну?
Авва не посмел не подчиниться, прочитав в глазах Лешека свой приговор. Крусталь блеснул в мутном свете слюдяного окошка, Лешек усмехнулся, без страха подошел к дрожавшему игумену и забрал крусталь себе.
- Лови души как-нибудь по-другому, - выдохнул Лешек в лицо отцу-настоятелю, - прощай.
Он вышел из избы, отвязал коня и, запрыгнув к нему на спину, поскакал в сторону зимника, ведущего на Красный ручей. Авва выбежал на улицу вслед за ним, и кричал, и звал на помощь, и, наверное, эта помощь должна была вскоре к нему подоспеть.
Теперь, когда сияет такое яркое солнце, никакая погоня не сможет его остановить. Авва сам подал Лешеку эту мысль, разговаривая вчера с Дамианом: сила крусталя повернется против монахов.
И погоня не заставила себя ждать. Лешек услышал топот копыт за спиной, не проехав и четверти пути до зимовья углежогов. Он оглянулся и увидел, что догоняет его не меньше двух десятков конных монахов, и впереди - он мог не сомневаться - впереди ехал Дамиан, верхом на вороном жеребце. И рядом с ним скакал брат Авда. Отец Авда, на самом деле - отец Авда. И белое его лицо, похожее на череп, сливалось со снегом. А дальше, догоняя монахов, на помощь Лешеку спешили люди князя, и их было больше, еще больше, чем дружников Дамиана.
Лешек, чуя, что его догоняют, остановился на повороте, чтобы солнце светило ему в спину, спешился и поднял крусталь. Радужный свет хлынул на всадников, и они начали прикрывать глаза руками и старались спрятаться от его лучей за шеями своих коней. А кони храпели и не хотели им подчиняться. Лошадь, на которой ехал Лешек, вдруг встала на дыбы, шарахнулась в сторону, словно от дикого зверя, и вырвала повод из рук: ему некогда было ловить коня.
Лешек помедлил немного, собираясь с духом и глотая слюну. И увидел, как Дамиан вырывается вперед, и в руке его зажато копье, которым он метит Лешеку в грудь.
- Стойте! - крикнул он, но приказ его прозвучал слишком поздно - копье вырвалось из руки Дамиана и ударило его под ключицу, едва не сбив с ног. Лешек отлетел на несколько шагов назад, но устоял. Ничего. У него есть крусталь. Боль нарастала постепенно, но Лешек не замечал ее, не хотел замечать.
- Сойдите с коней! - крикнул он, и всадники подчинились. И монахи, и люди князя. Лица их испуганно вытянулись, глаза наполнились отчаяньем, и Лешек рассмеялся, глядя на их беспомощность.
- Замрите! - выкрикнул он и потряс крусталем над головой. Сила лилась в него с неба вместе с солнечным светом, и он наслаждался этой силой. Они замерли, словно соляные столбы, в тех положениях, что застал их приказ. Кто-то не успел спешиться, застрял ногой в стремени, и лошадь, испуганно заржав, рванулась в сторону: воин с неестественно вывернутой ногой потащился за ней, не издав ни звука.
Лешек рассмеялся снова. Власть… Как это, оказывается, сладко!
Он опустил глаза и с удивлением увидел копье, торчавшее из-под правой ключицы. Ничего себе! Лешек покрепче взялся за древко и с силой рванул его из своего тела. Хлынула кровь, но это не испугало его. Он оперся на копье, как на посох, и поднял голову.
- Ну что? Куда вашему Юге до нашего Змея? - он захохотал, на этот раз злорадно, и сам испугался своего смеха. Змей. Лешек однажды чувствовал в себе бога, и теперь другой бог говорил с людьми его устами. Бог подводных глубин и мрачных подземелий, гневный и жестокий. И людишки, замершие перед ним, показались мелкими и жалкими, какими им и положено быть.
Кони рвали поводья из рук воинов и в испуге разбегались по сторонам. Морозный воздух звенел и дрожал, солнечные лучи падали на землю косыми струями, подобно тяжелым стрелам, мир вокруг напрягся, натянулся, словно сведенный судорогой мускул, и замер в ожидании страшного конца.
Это война бога против людей. Гневного бога. Вот они, беспомощные, застыли, и смотрят с ужасом, и не смеют шелохнуться. Потому что Лешек (а на самом деле Змей) отдает им приказы. И если он пожелает, все они рухнут на колени и поползут целовать ему ноги. Как вчера целовали ноги своему Юге.
Против хитрости и лжи чужого ревнивого божка - мощь Змея. Против сухого ветра далекой пустыни - холод глубоких северных озер. Против золоченых дворцов Царьграда - глухие леса и топкие болота.
Лешек (Змей) изливал на людей свою власть, и они трепетали перед ним так, как не трепетали перед Югой. Темная сила бога, настоящего бога - не жалкого тщеславного божка - повисла над зимником, и слезы лились по щекам воинов, закаленных в боях.
Это война бога против людей. Только в одном колдун был неправ: никогда Змей не захочет храмов и песнопений свою честь. Сила не нуждается в лести. Силе не нужны доказательства преданности и потоки слов любви - она возьмет свое сама, когда и как захочет. И никогда Юга не создаст ничего подобного крусталю: Лешек (Змей) знал это точно. Тщеславный божок будет являть миру свои смехотворные чудеса, но никогда не обретет силы северных богов.
- Ну что? - снова спросил Змей у содрогнувшихся воинов. - Сравнили? Поняли разницу? Жалкие твари! Вместо того, чтобы уподобиться богам, вы предпочли уподобиться червям! Ползайте и дальше, если вы больше ни на что не способны!
Лешек испуганно прикрыл рот рукой. Это не его слова. Это не его сила, не его власть - сладкая власть над своим извечным врагом. Это война бога против людей, гневного бога. Змей купил колдуна, купил способностью исцелять болезни и мгновенно затягивать раны. И колдун не смог отказаться от подарка.
Лешек медленно опустил крусталь на лед и отступил на шаг. Нет. Он не хочет этой силы. Он не хочет этой власти. Она слишком велика для него, она раздавит его своим весом, превратит в бессловесное орудие Змея. Он пел людям песни, и они плакали вместе с ним. А теперь они плачут, глядя на него, и боятся его, и готовы целовать ему ноги, а он смеется им в лицо. И говорит с ними голосом бога - темного бога подводных глубин. Нет. Так нельзя. Это война бога против людей, это нечестно. Охто говорил, что не применил бы этой стороны крусталя даже для спасения своей жизни. Знал ли он о том, как это будет? Знал ли он, какая сила таится в этом кусочке кварца? И куда обратится эта сила, если попадет в руки Дамиана? Или Златояра? Или Невзора?
Голос волхва, соблазняющий, завистливый, вдруг зашептал ему на ухо: «Ты станешь великим пророком, мальчик, и ты будешь решать, как ему поклоняться. Возьми крусталь и иди по земле, ты покажешь всем, на что способны северные боги, когда они рассержены!»
Лешек качнул головой, стряхивая наваждение. Охто не захотел стать пророком Змея. Охто лечил людей.
- Я не хочу быть пророком, - ответил Лешек тихо. - Я и так расскажу людям о богах.
Войны богов не будет, Юга не примет вызова Змея, он спрячется за спинами людей. И бог подводных глубин сомнет их в бесплодной попытке добраться до своего врага.
Лешек поднял копье и посмотрел в полные слез глаза Дамиана. Месть? Гневный бог в нем кричал о мести, гневный бог готов был наказать убийцу, беспомощного, рыдающего убийцу. А Лешек? Что мог Лешек? Он не смог даже перегрызть ему горло, только укусил…
Это не сложней, чем бить острогой скользкую, шуструю рыбу.
Он размахнулся и снова посмотрел Дамиану в глаза, ощущая острое наслаждение от его отчаянья, ужаса и бессилия, а потом ударил острием копья в центр крусталя. Осколки осыпались в снег шуршащей шелухой - чешуей Змея.
- Прости меня, темный бог, - выдохнул Лешек, - ты сделал все, что мог. Но такой помощи мне не надо.
Боль от глубокой раны сразу засосала под ключицей, и кровь потекла с новой силой. Он выронил копье и прижал руку к ране. Воины все еще стояли неподвижно, но Лешек знал: скоро они придут в себя. Может быть, он еще успеет уйти?
Вокруг расстелился Большой Ржавый мох, гладкий и пустынный, только редкие деревца торчали из-под снега и не могли укрыть одинокого путника от чужих глаз. Лес чернел по правую руку в полуверсте от зимника, и Лешек, пожав плечами и осмотрев унылую картину, развернулся и медленно побрел в его сторону. Голова кружилась, и снег слепил глаза. Никто его не догонял.
