Далее, мы подвергли критике антропологическую теорию религии в том виде, как она изложена м–ром Тайло- ром. Затем мы выбрали из его работы сообщения о сверхнормальных явлениях в верованиях дикарей, которые составили основу анимистической религии. Мы посвятили несколько глав изучению этих феноменов, выявляя их у дикарей и сопоставляя с аналогичными фактами, содержащимися в свидетельствах цивилизованных людей. Мы пришли в выводу, что, если такие переживания цивилизованных людей встречаются также и у дикарей и могут в этом смысле быть названы универсальными, то они способствовали возникновению и развитию первобытного учения о душах, которое, по мнению английских антропологов, является основой религии. Но независимо от первобытного учения о «духах» (и от того существуют они или нет) свидетельства указывают на то, что человек обладает способностями, которые не признаются современными системами материализма.
Затем мы возвратились от рассмотрения сверхнормальных переживаний к установленным фактам, относящимся к ранней религии. Признавая веру в души, призраков и духов, независимо от того, как к ней пришли люди, мы поставили вопрос, могла ли идея Высшего Бытия возникнуть на основе этой веры? Мы показали, что, принимая за основу ту веру, которая была обнаружена у низших народов, антропологи не могут проследить процесс эволюции этой идеи. Факты не вписываются в антропологическую теорию, они противоречат ей. Постулируемые антропологами необходимые социальные условия не обнаруживаются там, где обнаруживается эта вера. Более того, необходимые социальные условия для эволюции даже культа предков, по общему признанию, не наблюдались там, где культ предков достиг своей высшей формы, где вера в Высшее Бытие имела широкое распространение.
С другой стороны, вера в Высшее Бытие ex hypothesi самая поздняя в эволюции верований, а следовательно, самая могущественная, зачастую отодвигалась на второй план, находилась в полузабытии, отрицалась или высмеивалась там, где вера в анимизм (ex hypothesi более ранняя) была в полном расцвете. Мы фактически показали, что антропология упрощала свою задачу, игнорируя такую существенную черту, как неразрывный союз этики с религией в верованиях низших и наименее развитых народов. В данном случае мы имеем на своей стороне свидетельство не только последовательного сторонника анимизма м–ра Турна, но и свидетельство выдающегося семитолога м–ра Робертсона Смита. «Мы видим, что религия даже в самих грубых формах была моральным фактором, силы, которым поклонялся человек, были на стороне социального порядка и морального закона, а страх перед богами был мотивом, укрепляющим законы общества, которые одновременно были законами морали»[40]. Мы уже цитировали Велльгаузена, пришедшего к такому же выводу.
Однако факты, доказывающие, что большинство заповедей Декалога и многие элементы христианской этики обнаруживают свое божественное санкционирование в религии дикарей, являются более убедительными аргументами, чем самое ученое мнение по этому поводу.
Нашим следующим шагом было детальное изучение религий нескольких народов, наиболее удаленных от нас во времени и в пространстве, народов, в наименьшей степени подвергшихся влиянию христианства и ислама. Наши доказательства, когда это было возможно, основывались на древних и сохраняемых туземцами в секрете мистериях и священных гимнах. Мы обнаружили относительно Высшее Бытие, Творца, санкционирующего мораль и не прощающего людей даже если они приносят жертвы и испытывают благоговейный ужас перед призраками и колдунами, но не всегда поклоняются предкам. Мы показали, что антропологическая теория эволюции Бога из призраков ни в коей мере не объясняет факты, содержащиеся в первобытной концепции Высшего Бытия. Затем мы привели аргументы в пользу того, что понятие «дух», выведенное из веры в призраков, не было логически необходимым для концепции Высшего Бытия в ее ранней форме, более того, было вредным для нее, а согласно многим свидетельствам, вступало в противоречие с некоторыми элементами этой концепции. Высшее Бытие, понимаемое таким образом, могло существовать (хотя оно не могло исторически быть осознано) до появления понятий «призрак» и «отдельная душа».
Затем мы проследили идею такого Высшего Бытия в верованиях народов, восходящих по шкале материальной культуры, показав, что она прокладывала себе дорогу в борьбе с алчными, но услужливыми призраками, богами призраков и тенями царственных предков, с их магией и кровавыми ритуалами. Эти ритуалы и анимистическая концепция, стоящая за ними, в дальнейшем в очень редких случаях отражались или преломлялись сквозь призму Высшей Вечности. Аристократические институты усилили политеизм и затемнили старое Высшее Бытие, которое было вытеснено или возведено на трон в виде Бога–императора или Бога–царя. Мы видели, как и в каком смысле старая вырождающаяся теория могла быть выявлена и защищена. Мы показали следы вырождения некоторых архаических аспектов веры в Иегову и мы доказали (обратившись к достаточно чистой вере отсталых народов в Высшее Бытие), что вера должна награждаться под воздействием социальных условий по мере развития цивилизации. Затем, рассматривая то, что мы можем назвать реставрацией Иеговы, предпринятую великими пророками Израиля, мы отметили, что они и Израиль в целом были поразительно безразличны к тому бесценному аспекту анимизма, который сулит будущее блаженство, зависящее от поведения индивидуальной души. Этот аспект не отрицался ни народным инстинктом, ни жреческой и философской рефлексией Египта, Греции и Рима. Христианство, наконец, объединило сильную сторону анимизма — заботу об индивидуальной душе, как о бессмертном духе, имеющим вечные обязательства — с Единой праведной Вечностью пророков Израиля и таким образом завершило длительное, сложное и таинственное теологическое образование человечества. Такова теория, которая, на наш взгляд, может быть подтверждена многими свидетельствами и не противоречит (антропологическая теория со всей очевидностью противоречит) гипотезе эволюции.
Необходимо решительно настаивать на том, что все это должно подлежать обсуждению «без всяких оговорок». Поскольку эти четыре стадии — 1) неприятие Морального Бытия австралийцами, 2) африканское отрицание Бытия при сохранении чего–то морального, 3) признание относительно Высшего Бытия и человеческие жертвы ему, как это наблюдается в Полинезии, 4) философская реабилитация Морального Бытия, как это было в Израиле — являются предполагаемыми ступенями эволюции, мы не намерены основывать раз и навсегда установленную систему восходящих и нисходящих уровней при имеющихся в нашем распоряжении свидетельствах. Мы стремились показать, что факты могут рассматриваться в свете изложенного нами, как впрочем и в свете антропологической теории, сформулированной м–ром Тайлором, м–ром Спенсером, м–ром Ревелли и м–ром Джевонсом, чьи интересные работы очень близки нашей предварительной гипотезе. Мы просим лишь о том, чтобы не выносились поспешные суждения и проявлялась доля сомнения по отношению к догмам современных авторов учебных пособий. Исключение из них составляет м–р Клодд, если мы с уверенностью можем приписать ему обзор (подписанный буквой К.) работы м–ра Гранта Аллена «Эволюция идеи Бога». Он пишет: «Мы боимся, что все наши размышления останутся кратким изложением правдоподобных мнений. Не существует документов, которые могли бы просветить нас в этом вопросе; мы располагаем только подвижными, сложными и запутанными идеями, воплощенными в эксцентричных и зачастую противоречивых теориях. Характер этих идей заставляет нас стоять на страже и опасаться провинциальных теорий, сама симметричность которых требует их осуждения»[41].
Ничто не вызывает у меня большего сомнения по поводу моей предварительной гипотезы, чем ее симметричность. Она действительно кажется мне соответствующей фактам, а эти факты представляются излишне ясными. Я полагаю, однако, что древние священные гимны дикарей и практика их мистерий в действительности являются теми самыми «документами», по крайней мере, в большей степени, чем случайные наблюдения путешественников или разговоры с туземцами, большинство из которых уже находилось в контакте с европейцами.
Предполагая, что аргументы, приведенные в моей работе, получат некоторое признание, я задаюсь вопросом: какое воздействие они могут оказать, если, конечно, смогут сделать это, на наши мысли о религии? Каково их практическое значение? Очевидный эффект будет состоять в том, я надеюсь, что наша аргументация предостережет нас от того, чтобы принимать антропологическую теорию религии или какую–нибудь другую теорию как окончательно установленный вывод. Я пытался показать, как туманно наше знание, как зачастую слабы наши доказательства и что, обнаружив среди отсталых дикарей все элементы всех религий уже в определенной степени развитыми, мы не можем исторически сказать, что одни из них возникли раньше, чем другие. Этот вопрос о первичности тех или иных элементов мы никогда не сможем разрешить с исторической точки зрения. Если мы встречаем дикарей, знающих призраков, а не богов, то мы не можем быть уверенными, что они уже когда–то знали Бога, а затем забыли его. Если мы встречаем дикарей, которые знают Бога, но ничего не знают о призраках, исторически мы не можем быть уверены, что высшие верования не вытеснили более низшие. По этим причинам догматические решения вопроса о происхождении религии кажутся недостойными науки. Они будут еще более бесполезны тем исследователям, которые пошли слишком далеко вместе со мной и стали сомневаться в том, действительно ли высшие божества отсталых народов могли развиться и можно ли показать их развитие из теории призраков. Тем, кто принял такую точку зрения, все анимистическое учение о призраках, как о единственном источнике религии, будет казаться излишне рискованным. Главный практический результат, следовательно, будет состоять в том, что появится сомнение в новейших научных мнениях, даже когда они подкреплены авторитетом великих имен и опубликованы в учебниках.
