в отличие от «протяжённости» и «мысли» Декарта, несопоставимы в третьем. Ведь форма здесь не форма конкретной вещи, которая имеет место где-то в пространстве и во времени. Форма является идеей и существует, по Аристотелю, до материи, формирует её. Форма и материя встречаются в вещах, но не как что-то, что можно сравнить. Кто-то может сказать: «Я думал об этом ровно столько, сколько шёл от одного места до другого», – показывая Единое в протяжённом и мыслящем Декарта. Но никто не скажет: «Форма этой вещи такова, поскольку её материя такова, или наоборот». Между этими категориями имеет место свобода или случай.
Дуализм Аристотеля, как и Платона, по уже указанным причинам не является последовательным. Аристотель всё же признаёт, что форма первична по отношению к материи. Его система была бы дуализмом, если бы он указал, что существует два независимых источника формы, на пересечении которых они материализуются. Или если бы он сказал, что существует два разных независимых вида материи, а форма – суть результат их особого взаимодействия.
Для целей нашей статьи не столь важно, к чему именно впоследствии привели бы Аристотеля и всё человечество такие мыслительные модели. Важно, что такие модели возможны, содержат большой теоретический потенциал для исследователей, но по многим причинам до сих пор остаются невостребованными. Хотя их незримое присутствие можно заметить в самых разных теориях.
У самого Аристотеля началом всего являются форма и движение. Но как возможно движение без уже существующего Различия в мире? Ведь движение как минимум подразумевает разнородность того, что движется, и среды, в которой происходит движение. Не случайно первым законом диалектики Гегеля стал закон единства и борьбы противоположностей.
Используя идею Спинозы, Гегель постарался показать, что противоположности едины, и всё же он вынужден был с них начать, но особым способом. Различие возникает у Гегеля путём отчуждения или отрицания (снова Спиноза). Однако возможно ли отрицание или отчуждение без движения? Гегель постулирует тождество бытия и мышления (онтологии и логики), поэтому для него отчуждение есть прежде всего отчуждение в логическом смысле. Но это всё же не отменяет необходимости движения в каком бы то ни было виде. Что возвращает нас к Аристотелю и необходимости обосновать прежде всего источник движения.
В дуализме или плюрализме движение есть особое взаимодействие субстанций, и оно дано в этой концепции так же имманентно, как и случайность или свобода воли. Это сильные стороны дуализма. Но почему же тогда он не стал популярным?
По нашему мнению, причина в том, что время дуализма в эпоху Декарта ещё не пришло, так как дуализм подразумевает более сложные предметы для изучения. В сущности, Декарт и не был дуалистом, подразумевая единый источник всего в Боге. Кроме того, дуализм до сих пор «не родил» своего Спинозу и такую же сильную идею, которая бы обосновала, как могут возникать и взаимодействовать различные субстанции. Ведь если они возникают независимо, то и взаимодействие должно отсутствовать. Иначе кажется, что либо они не независимы, либо имеет место парадокс.
Важно понимать, что это препятствие теоретическое, а не онтологическое. Рано или поздно такая теория будет найдена, и наука сможет развиваться и в этом направлении, то есть в направлении познания Различного, познания природы человека, сочетающего в себе Различное или даже Многое.
Какой же вывод мы можем сделать, рассмотрев все эти вопросы? Парадигма научного и общественного сознания европейского человека, в которой мы живём сегодня, – монизм, – была создана ещё в милетской школе, но финально разработана Спинозой и поддержана базовыми общественными институтами, в частности государством и наукой. В монизме Спинозы совпали такие мотивы, как познание и добро, и это невозможно переоценить. Означает ли это, однако, что данная парадигма единственно верная? Можем ли мы сказать, что теория Спинозы на самом деле сделала людей добрыми? Пожалуй, нет. Она оказалась для мира строгим воспитателем, но неужели только строгость и незыблемость доктрины Единого способна воспитывать? В этом отношении задачей данной главы было показать, что монизм не единственная альтернатива, а дуализм вовсе не является исследовательской слабостью. Дуализм и плюрализм связаны с другими научными проблемами, которые до сих пор не были успешно решены человеком, – с природой сознания, со свободой воли, случайностями и т. д.
Следующее эссе может выглядеть как поток сознания, если не подобрать к нему ключ. Действительно, что общего у случайности и трагедии? На самом деле, существует много аргументов против физикализма, которые хорошо известны. Один из них – аргумент приватности субъективных переживаний, или аргумент «каково это», который предложил Томас Нагель и основной смысл которого в том, что никто не может заглянуть в чужую голову. Более того, если это голова летучей мыши, мы даже не сможем вообразить, как она, летучая мышь, видит окружающий мир, так как у неё совершенно иной способ ориентации в пространстве.
На самом деле аргумент Нагеля имеет ярко выраженный информационный характер. О чём он и пишет в статье «Каково быть летучей мышью?», разделяя информацию на два класса: «что» и «как». Мы можем что-то знать, например – что такое бакалейная лавка. Можем знать, как в неё пройти, как в ней, не задумываясь, найти нужные товары и т. д. Ещё мы можем знать, как завязывать шнурки на ботинках, но если нас попросят это объяснить, то мы столкнёмся со сложностями. Это будут сложности перевода с языка «как» на язык «что».
Второй важный аргумент против физикализма предложил Фрэнсис Джексон в статье «Комната Мэри». Он называется «аргумент знания» и тоже является информационным. Джексон предлагает мысленный эксперимент – представить, что некая женщина-нейробиолог проводит всю жизнь в чёрно-белой комнате и не видит никаких иных цветов. Но при этом она всё знает о цвете: как он связан с длиной волны, как преобразуется в сетчатке глаза, как бежит по нервам в соответствующий отдел мозга и т. д. Джексон спрашивает: что будет, если Мэри впервые увидит красную розу? получит ли учёная ещё какое-то знание о красном цвете? если да, то какое? По Джексону, это – информация, но не физическая. А какая-то ещё. Особый род нефизического знания.
Наша позиция, что сознание не есть информация, или особая информация, или информация об информации и т. д., хорошо известна. Поэтому в данном эссе мы осознанно уходим от темы информации и предлагаем против физикализма онтологический аргумент – аргумент случайности. До сих пор на вопрос, почему в природе имеет место случайность, можно получить примерно такой ответ: такова суть природы. То есть случайность – это просто свойство мира, в котором мы живём.
