мира, который обречен идти в нечто для него бессодержательное и не имеющее смысла.
«Рабочий» — это более осознанный тип, осознавший необходимость войны с эксплуататорами. Рабочий борется за мировую революцию, но продолжает еще оставаться в рамках системы. Рабочий принимает современный мир, но в полном отрыве от его мещанской обертки, понимая его как холодный трагический вызов. Как рок.
Фигура «анарха» — это пик человеческих возможностей. Анарх подобен трансцендентной оси, пересекающей плоскость, горизонт иллюзии, поле замутненности. Анарх — полет стрелы, обращенный куда-то вверх, в небо.
В «Уходе в лес» Юнгер говорит о том, что человек заброшен в мир, и ему необходимо вырваться из иллюзии. Он должен вести борьбу внутри этой иллюзорности.
Трансцендентная вертикаль
Так что такое «уход в лес»? Очевидно, что это не физический уход в лес, не отшельничество. Это не эскапизм. В отличие от еще одного юнгеровского гештальта — «партизана», это не побег и не организация низовой сети сопротивления с опорой на почву. Это — принятие решения здесь и сейчас о своей нетождественности всему тому, что вас окружает. Уход в лес — это отрицание, решительное «нет» всему тому, что мы видим вокруг нас и о чем свидетельствуем.
И здесь у Юнгера иногда проскальзывают тревожные моменты. Да, может быть, этот уход станет для нас трагедией, обернется несчастьем, но, тем не менее, этот жест необходимо совершить. Надо принять необратимое решение, надо оказать сопротивление и вступить в борьбу, скорее всего, безнадежную, считает Юнгер.
Но, тем не менее, это действие есть уже само по себе активное противостояние, это — война. Уход в лес необходим для того, чтобы человек стал человеком. Юнгер пишет:
«Место свободы — это совсем не то, что простая оппозиция, также и не то, чего кто-то мог бы добиться бегством. Мы назвали это место «лесом». Там есть другие средства, помимо того «нет», которое ставят в предусмотренный для этого кружок или квадратик». [72]
Уход в лес — это пробуждение. Юнгер сообщает нам, что человек в принципе уже имеет шанс на эту онтологическую мутацию, но он не пробужден. Он спит в лесу. Уход в лес — решение о признание своего «онтологического мутирования», если апеллировать к термину Лучиана Благи.
Здесь у Юнгера рождается интересное соображение. Он говорит о том, что уход в лес не подразумевает технического покидания привычного жизненного пространства, в котором мы обитаем, но построение в том же самом пространстве, где мы находимся, трансцендентной вертикали. Каким образом она строится?
Здесь уместна апелляция к мифу о Дионисе, когда он пытался спастись от похитивших его пиратов. Дионис, захваченный глобалистскими моряками, повелел виноградный лозе и плющу оплести весла, борта и вырасти выше мачт. Из этих зарослей выскочил тигр, который и разорвал разбойников. Мы находимся здесь в бушующем житейском море. Мы — на корабле, пребывающем в постоянном движении и давно потерявшем всякую ориентацию — как «Пьяный корабль» Рембо. Корабль создан из древесины (гюле — древесина, и одновременно, в греческом языке, материя). Это телесный мир, телесная оболочка. Но душа наша, наша внутренняя искра, наш внутренний огонь, могут воспламениться. И тогда древесина сможет загореться. Так мы вступаем в восстание, начинаем сопротивление и даем отпор цивилизации житейского моря. У нас есть шанс не угаснуть и не быть потушенными, но это решение нужно принимать осознанно. К нему следует двигаться последовательно. Эсхатологический оптимист скажет превращению кораблю в лес, буйству растительности, и даже выпрыгивающему из зарослей тигру, решительное «да». «Да, я пробуждаюсь! Да, я выхожу из этой иллюзии! Да, я выбираю свободу!»
Спасение мира в руках эсхатологического оптимиста
То, о чем мы сегодня с вами говорили, не является законченным учением. Это не более, чем философская гипотеза, основанная на текстах ряда авторов, так или иначе откликающихся на проблему нигилизма, стремительно растущего в нашем мире. Но это гипотеза может нам в чем-то помочь, дать мотивацию и дальше жить, бороться и побеждать в контексте современной Кали-юги, в условиях последних времен.
И если хотя бы один из нас, включая меня и всех, кто здесь собрался, сможет совершить этот «уход в лес», стать анархом или принять волевое решение о том, что необходимо осуществить разрыв с современным миром, взрастив в себе воина, героя, то, мне кажется, что мир уже будет спасен. Потому что даже один человек может спасти все человечество. Мы об этом знаем. Вот на этом я и хотела закончить лекцию. Спасибо вам большое за внимание.
Ну и теперь время вопросов. Пожалуйста.
Выйти из ада современного мира
Вопрос: Правильно ли я понимаю, что эсхатологический оптимизм мы можем толковать как попытку вернуть Модерн в лоно традиции, как некоторую симуляцию традиции…
Дарья Дугина: Нет, совсем нет. Эсхатологический оптимизм сегодня надо помещать в структуру Постмодерна, то есть когда Модерн уже преодолен. Ницше называл сверхчеловека «победителем Бога и ничто». Модерн преодолевает Бога, а эсхатологический оптимист должен преодолеть ничто. Что же касается традиционализма, то это отчасти феномен Постмодерна. Он не совпадает с Традицией, но никак не является симуляцией. Рассуждать в терминах Модерн/Традиция применительно к эсхатологическому оптимизму не корректно. Здесь речь идет не о «плоскости», но о своего рода «объеме». У Юлиуса Эволы — и у самого раннего и у самого позднего — есть парадоксы, которые созвучны эсхатологическому оптимизму, хотя он и остается традиционалистом.
Если говорить о симуляции Традиции, то это неоспиритуалисты — такие как Блаватская, Минцлова, Белый (мои любимые фигуры Серебряного века) или более поздние — например, Кастанеда. Кстати, кое-что любопытное можно найти и у Кастанеды. Например, он рассуждает о том, что такое «быть воином». Интересны его практики созерцания своих ладоней во сне.
Юлиус Эвола — это аутентичное восстание в рамках Постмодерна. Еще более фундаментален Генон. Они указывают нам пути, по которым мы можем пойти. Для меня это, безусловно, православие, единоверие. Для кого-то — суфизм или шиизм. Эсхатологический оптимизм — это не религия, это метафизическая установка. В ней нет ничего от симулякров. Скорее, строго наоборот.
Однако, сама постановка вопроса: «не является ли в какой-то степени традиционализм «угрозой» для полноценной традиции и не может ли он превратиться в симулякр», вполне имеет право на существование. Впрочем, сплошь и рядом бездарные или просто средненькие ученики способны исказить мысль любых гениальных учителей вплоть до неузнаваемости. Эволе в этом смысле повезло больше. И в современной Италии достаточно много
