Дополнительным ответом является расширение использования гидроаккумулирующих станций. Заметим, что сейчас, используя эти станции, мы расходуем энергию. Чтобы закачать воду наверх, затрачивается четыре единицы электричества, после чего при падении вода производит три единицы электричества. В случае с ископаемым топливом это мотовство; если же работает море, то, цитируя Солтера, «нет забот, пока за волны платят боги».
И все же мы должны искать решение для ситуации, когда Северная Атлантика спокойна, а другие районы относительно непродуктивны, чтобы работающие женщины, возвратясь домой около 5 часов пополудни, могли включить свои электрические плиты, котлы и печки — или просто посмотреть популярную телевизионную программу. В какой степени гидроаккумулирующие системы смогут доказать свою состоятельность? Сегодня их запасов хватило бы на пять часов работы и на следующий день начались бы неприятности. В такой ситуации каждый был бы доволен, что не прикрыты все остальные источники энергии, как «доброкачественные», так и «злокачественные». Тогда мы действительно должны были бы воззвать к обычным и, возможно, к ядерным источникам. Никто и не предлагает отказаться от всего, кроме волн. Ристалище, на котором общественное мнение бросает вызов мудрости чиновников управления, — это стоимость. Если приходится платить больше за электричество от волн, то необходимо осознать, что альтернативой является использование хоть и более дешевого, но ограниченного топлива, которое в один прекрасный день может иссякнуть, прервав увеселительную прогулку.
Вернемся к докладу м-ра Гленденнинга. Он подчеркивает, что нужны такие конструкции, потери на ремонт и обслуживание которых были бы минимальны. Он подсчитал, что «потеря двух месяцев в году на ремонт и «погодные окна» в сочетании с затратами на эксплуатацию, составляющими в год лишь 6% капитальных затрат, может удвоить стоимость вырабатываемой энергии».
М-р Гленденнинг красноречиво и убедительно аргументирует свои соображения и извиняется, когда чувствует, что несколько перегибает палку в дискуссии с коллегами, которых он уважает. Его энтузиазм, точность восприятия, применение научного метода к тому, что на данном этапе представляется ему романтической идеей, дают интересный образец бушующих эмоций в сфере, связанной с проектом.
Он и его коллеги из Марчвуда внесли в дело свой полезный вклад. Ранние эксперименты сэра Кристофера Коккереля проводились со связкой из семи понтонов. Управление сумело показать, что эту установку можно выполнить из трех и даже из двух понтонов таким образом, чтобы сочетание неподвижного и подвижного приводило к рациональности энергетической конструкции.
Эффективность при этом повышается поразительно, размеры понтона можно уменьшить со 120 до 80 м, значительно сэкономив на этом. Но м-р Гленденнинг полагает, что общая эффективность обеспечивается только «при подсоединении» уток Солтера; окончательное суждение таково, что утка, по-видимому, будет более дорогостоящей в производстве и эксплуатации, но весьма производительной, тогда как понтон, строительство которого обойдется дешевле, а эксплуатация окажется проще, будет производить сравнительно меньше электричества. Идеальным было бы разместить утки в Северной Атлантике, а понтоны — в Северном море.
Иллюстрацией осторожности, свойственной подходу м-ра Гленденнинга, служит его замечание о диаметре опорной трубы, на которой крепятся утки, равным 15 м, «что чрезвычайно много по обычным инженерным стандартам, не очень-то соответствует размеру опор для обычных сооружений в море и создает трудности с изоляционными работами. Устройства будут функционировать в морской воде, и без надежной изоляции длительность их жизни окажется очень неопределенной». Да, это так. Но отметим разницу между замечанием, что размеры опорной трубы затрудняют изоляцию, и экстраполяцией этого замечания, что без изоляции нас ждут значительные неприятности.
Я оставил напоследок его самое четкое утверждение: «Система длиной 20-30 км представляла бы эквивалент электростанции мощностью 1500 МВт». При наименее благоприятной цифре — 30 км, т.е. при наибольшей длине системы это означало бы, что удовлетворение нашего среднего спроса — 30 гВт — потребует волно-энергетических конструкций протяженностью 600 км вместо линии протяженностью 1000 км, которую обычно называют самые оптимистичные изобретатели и те, кто их поддерживает. Но теперь читатели уже понимают, что цифры требуют чрезвычайно скрупулезной интерпретации. М-р Гленденнинг делает различие между установленной мощностью генератора и средней производительностью электростанции, и это возвращает к его первоначальной оценке — 1500 км. Он добавляет, что остается еще проблема гарантированной подачи энергии при отсутствии волнения. Это уже обсуждалось, но будет рассмотрено дополнительно в связи с гидроаккумулирующими системами. При всех отмеченных оговорках существо дела и представление о волновой электростанции не меняются.
Основные выводы м-ра Гленденнинга, составляющие суть проекта, должны быть начертаны большими буквами на стенах министерства энергетики:
1. Все исследования дают основание полагать, что получение волновой энергии будет технически осуществимо и, насколько представляется, экономично.
2. Побережье Англии и Ирландии обладает «энергетическим потенциалом» 120 гВт, что в пять раз превышает установленную норму энергоснабжения страны.
3. Система протяженностью 20-30 км будет осуществлять непрерывную подачу энергии и при погонной мощности 50 кВт/м будет эквивалентна электростанции мощностью 1500 МВт.
Смотрите на эти выводы как вам заблагорассудится, занижайте цифры с учетом потерь на получение энергии, ее переработку и передачу — и все же остается упрямый факт: последнее и самое обоснованное утверждение официальных лиц ясно свидетельствует, что волны могут производить всю необходимую нам электроэнергию.
Глава 5. Письмо из департамента бионики
Письмо, которое Стефан Солтер отправил в Уайтхолл, попало в конце концов на стол м-ра Гордона Гудвина, научного руководителя министерства энергетики. На первый взгляд м-р Гудвин производит впечатление молчаливого интроверта и таким видом, не отвечающим его сущности, обязан, очевидно, специфике своей деятельности.
«В министерство приходит множество эксцентричных исследований и проектов, и чаще они сваливаются на меня. Масса людей желает сделать что-то, используя опилки, или выкрасить луну в другой цвет. В ходе нефтяного кризиса было и несколько диких предложений. Письмо Солтера имело странный обратный адрес: Школа искусственного интеллекта, исследовательская лаборатория бионики, Эдинбургский университет. Некоторые части письма были отсняты на множительной машине, и у меня мелькнула мысль, что если бы кто-нибудь решил устроить мистификацию, то было бы нетрудно, вырезав на картошке штамп, «оттиснуть» официальную «шапку» и послать именно вот такое письмо.
Поэтому я первым делом позвонил в университет и спросил, есть ли там кто-нибудь, кого зовут Солтер. На коммутаторе ответили, что такой есть. Я повесил трубку и стал думать. Потом позвонил снова, связался с Солтером напрямую и задал ему несколько вопросов. Я спросил его, как выглядит волнограмма, знает ли он разницу в степени волнения летом и зимой, где находится лучшее место для получения волновой энергии — и он дал правильные ответы. Он, надо признать, изучил предмет».
Следует заметить, что м-р Гудвин тоже его изучил. К моменту получения письма он уже занимался волновой энергетикой. Далеко не все знают, что правительство понимало необходимость поиска альтернативных источников энергии за год до того, как события на Ближнем Востоке вскрыли всю серьезность ситуации, в которой мы оказались. Действительно, лорду Ротшильду и центральному политическому штабу, как официально именуется мозговой трест, было предложено изучить вопрос, и м-р Гудвин оказался тем человеком, который обратил внимание на энергию волн. Продолжая выполнять повседневную работу, он смог выделить лишь семь недель для составления отчета и, по его подсчету, за три рабочих недели изучил то, что, будучи идеей двухсотлетней давности, составило новую область современной техники.
Первым его открытием было то, что о предмете известно чрезвычайно мало. «Представления о волне у людей совершенно неправильные. Прежде всего, это нечто малозаметное, незначительное возмущение. Так, глубины в Атлантике достигают 10 000 м, а волна редко достигает 30 м. Прыщик».
М-р Гудвин проделал путь, по которому с тех пор прошло большинство специалистов, связанных с волновой энергетикой из Института океанографических наук, гидрологической исследовательской станции, исследовательских групп торгового флота, Королевского флота и морских сооружений.
