Внутренняя планировка Белой башни была следующей. На первом этаже находилась столовая и буфетная; на втором – две камердинерские комнаты; на третьем – Готическая гостиная, стилизованная в отделке (богатая резьба по дубовым панелям) и во всех интерьерных предметов под «вальтерскоттовское» Средневековье. Гостиная предназначалась для игр и учебных занятий детей. Интерьер гостиной дополняли обязательные беломраморные камины (А. Трискорни), зеркала в богатых рамах «под готику», декоративные фонари. На четвертом этаже находилось две комнаты. Первая именовалась «Кабинетом рыцаря», интерьерное решение которого было выдержано в строго неоготическом стиле. Замечу, что многие «готические» помещения украшались средневековым оружием из личной коллекции Николая I. Из «Кабинета рыцаря» можно было выйти на балкон башни. Вторая была спальней, интерьер которой был выдержан в ампирном стиле. На пятом этаже была устроена одна комната-зал с девятью окнами, которая использовалась как игровая. Там находились детский бильярд и различные игрушки. На шестом этаже – небольшая комната без окон. Далее по лестнице можно было подняться на верхнюю площадку Белой башни.
Балкон Белой башни
С 1835 г. комнаты пятого и шестого, а также верхняя площадка, украшенная зубчатым парапетом, использовались как служебные помещения оптического семафорного телеграфа. Сигналисты, обслуживавшие телеграф, жили в подвале башни. В годы Первой мировой войны Белая башня стала одним из звеньев системы ПВО, прикрывавшей Александровский дворец. На ней выставлялся пост Сводного полка для наблюдения за вражескими самолетами.
Время от времени Белую башню ремонтировали. Например, в 1833 г. выяснилось, что чугунное покрытие террасы, уложенное по проекту А. А. Менеласа, не держало воду, и основание Белой башни начало отсыревать[348]. 1 марта 1833 г. об этом сообщил министру Императорского дворца Я. В. Захаржевский: «Еще до начала работ я предварял Менеласа, что чугунные плиты не предохранят свод от сырости… от морозов и гранит даст трещины… ошибочное заключение архитектора Менеласа, ибо с первой зимы морозами начало поднимать плитки и сырость с открытием весны обнаружилась на сводах»[349]. В результате в башне начала распространятся «повсеместная сырость», которая «испортила всю живопись». А. А. Менелас неоднократно пытался исправить свой просчет. Во-первых, «по требованию Менеласа завод неоднократно замазывал швы цементом». Это не дало результатов, терраса продолжала течь. Во-вторых, «Менелас предложил сделание навеса на террасе» и подготовил два варианта, однако Захаржевский их отверг, поскольку навесы не защищали террасу от косого дождя. В результате Я. В. Захаржевский предложил свой проект – «снять чугунную настилку… разобрать своды… положить слой свинца… покрыть свинец войлоком», на него уложить чугунные плиты и пропаять их свинцом. По подсчетам генерала, это должно было обойтись в 8000 руб.
Дальше рапорт пошел по отработанному алгоритму: о предложении Захаржевского доложили Николаю I, который, в свою очередь, высочайше повелеть соизволил: пригласить директора Александровского завода М. Е. Кларка, показать ему потекшую террасу и спросить, «согласен ли он провести описанные работы… без особенной за сию платы заводу?»[350]. Уже 5 марта 1833 г. все заинтересованные лица собрались на террасе Белой башни. При этом М. Е. Кларк заявил, что он изначально предлагал постлать пропаянный свинец под чугун, но почему Менелас не принял его предложение, «ему неизвестно», и спросить у архитектора уже было нельзя, поскольку он умер в 1831 г. Так или иначе, в 1833 г. свинцовые, пропаянные листы были уложены на своды террасы, что обошлось в 42 742 руб. Параллельно с этими работами, растянувшимися до 1834 г., починили оконные переплеты Белой башни.
Панорама Белой башни и павильона Ворота-руина
План 1-го этажа павильона Ворота-руина
Следующий значительный ремонт павильона Белая башня провели летом 1856 г. 9 июля 1856 г. «живописный мастер» Карл Мекет подписал расписку, обязуясь «находящиеся в нишах башни близ Нового дворца и на террасе при оной бронзовых: четыре льва и восемь рыцарей, всего двенадцать штук, подготовить, выкрасить и выбронзировать своими материалами за 180 руб. сер. …в течение двух недель»[351]. Как следует из рапорта архитектора И. А. Монигетти, все работы были выполнены к 28 июля 1856 г.[352].
Практически одновременно с Белой башней возводился павильон Ворота-руина (1823–1824). Этот павильон композиционно формировался двумя крепостными башнями, связанными переходом, и был стилизован под разбитую ядрами часть стены замка около его главных ворот. Арочные ворота имитировали въезд в замок с обязательным подъемным мостом через ров. Сами ворота были оснащены имитацией подъемной решетки-герсы. Над воротной аркой размещалась лепная композиция с геральдическим щитом. В функциональном плане двухэтажные пристройки к павильону использовались в качестве квартир ближайшей императорской прислуги.
В результате в 1830–1840-х гг. Белая башня и Ворота-руина стали еще одной «территорией детства» для детей и внуков Николая I. Постепенно появлялись новые «детские объекты»: рядом с павильоном Ворота-руина возник кронверк «Звезда». Композиционно все они с Белой башней образовывали единый архитектурный комплекс.
Предмостный земляной кронверк «Звезда» был устроен за Воротами-руиной. Это был полноразмерный натурный полигон в виде восьмиконечной звезды, устроенный для сыновей Николая I (Николая и Михаила), обучавшихся фортификации в 1841–1845 гг. (учитель Ф. Ф. Ласковский). Мальчики сами рыли рвы, расставляли орудия и учились стрелять из пушек. Там же у них проходили «уроки труда», на которых великие князья долбили «доску для ворот нашей крепости в Царском Селе», пилили «ворота», долбили «мост», работали «на крепости» и «штурмовали ее с нашими мальчиками» (из дневниковых записей великих князей). В день рождения племянника[353], первенца будущего Александра II, юные великие князья Николай и Михаил салютовали из пушек с кронверка «Звезда»[354]. Там же для сыновей Николая I устроили небольшой огород, на котором они сажали рожь, деревья, рыли маленькие водоемы для поливки саженцев, учились варить картофель под руководством унтер-офицеров роты Дворцовых гренадер. Позже у Белой башни установили мачту с веревочными вантами и сеткой-батутом у основания, за которой приглядывали матросы Гвардейского экипажа[355].
Павильон Ворота-руина
Решетка-герса в арке ворот
В сентябре 1835 г. на Белой башне установили телескоп для наблюдения за звездами, поскольку детям преподавались начала астрономии: «В 4 ч. мы пошли обедать к сестрицам и после бегали в горелки и ходили на башню, где устроили телескоп, чтобы смотреть на комету. После чая в залах и чтения в 9 ч. мы с сестрицами отправились на башню смотреть комету, но ничего не видели» (из дневника цесаревича Александра Николаевича)[356].
В Белой башне великая княжна Ольга Николаевна училась писать маслом: «Наш учитель рисования Зауервейд устроил мне в Сашиной башне ателье, к которому вели сто ступенек. Оттуда можно было наблюдать за облаками и звездами. Он хотел научить меня быстрой и успешной манере писать. Я принялась за это с восторгом и была вскоре в состоянии копировать некоторые картины в Эрмитаже». Да и вообще дети, даже повзрослев, очень любили свою Белую башню. В начале 1840-х гг. великая княжна Ольга Николаевна упомянула в письме к младшему брату Михаилу: «Мы часто гуляем в лодке и бываем у башни»[357]. Выйдя замуж и уехав из России, она продолжала с ностальгией вспоминать родное Царское Село: «…я очень рада, что вам весело в Царском Селе. Мне скучно и грустно без вас и меня тянет домой» (416 сентября 1845 г.)[358].
Николай II, став в 1894 г. хозяином Александровского дворца, не единожды упоминал Белую башню, которую он хорошо знал по детским годам, проведенным в Царском Селе: «Вернулся в 3 в Царское. Гулял с д. Сергеем и осмотрел арсенал и белую башню, влезли на самый верх ея. Пили чай на балконе. Обедали впятером и катались в Павловске. Жаль покидать милое Царское так рано!» (8 мая 1899 г.); «Поехали вчетвером в наш гараж, кот. показали Ерни и Онор. Гулял с ним, и влезли на белую башню. Работали на острове» (24 марта 1908 г.); «Чудный день. В последний раз погулял и влез на белую башню» (27 мая 1909 г.); «днем влезал на белую башню, катался с Алексеем в “Гатчинке” и на велосипеде» (14 апреля 1910 г.); «Долго катался и гулял с Алексеем, влезал с ним на белую башню» (22 апреля 1910 г.); «Днем влез на белую башню и затем ломал лед с Алексеем. Вечером чувствовал себя утомленным весенним воздухом» (8 апреля 1911 г.).
