– А танк зачем? – подозрительно спросил я.
– Ахмад со своими телохранителями бесследно исчез в пустыне. Я искренне надеюсь, что в отличие от вас с Эрикой, он там и сгинул. Однако Абдалла подозревает, что он затаился где-то в песках. Лейтенант настаивает на том, что мы должны быть готовы к любому повороту событий.
– А что с Джавдатом?
– Что, что. Он заявил, что никакого отношения к нападению на вас не имеет, что Ахмад действовал сам, и обещал, изловив мерзавца, передать его в руки правосудия в Луксоре. Естественно ему никто особо не поверил, но и доказать его соучастие сложно. Тут замешана местная политика. Короче без охраны нам, увы, пока не обойтись.
Я кивнул. Снова вставать самому за пулемет мне очень не хотелось.
– А танк, – продолжал Хеммет, – это идея лейтенанта. Он сказал, что так как выделить достаточно людей для нашей охраны он не может, то нам необходимо что-то более весомое на случай нападения бандитов Ахмада.
– Да уж. В весомости этому не откажешь.
Я оглядел бронированного монстра. Это не была одна из тех легких однобашенных машин, виденных мной в лагере Эрвина. На сей раз передо мной стояло нечто вагонообразное, с обтянутым гусеницами корпусом и двумя полубашнями в бортах. Третья, полноценная, башня увенчивала это чудовище сверху.
– Два полевых орудия в бортовых спонсонах, скорострельная пушка в башне, спаренные пулеметы – не без гордости произнес аджюдан Лярош, заметив мой интерес к его машине, – запросто отобьемся хоть от полка.
– А в песке не увязнем? – спросил я, скептически разглядывая массивный клепаный бронекорпус.
– Обижаете, расширенные гусеницы, двойные пылевые фильтры, специальный выпуск для африканских условий.
– Становишься настоящим танкистом, – усмехнулся я.
– Так на моторе оно куда как лучше, чем ногами песок топтать, – он поправил стрекозиные очки на кожаном шлеме, и нырнул в люк.
Внутри танка что-то заурчало, и машина окутала нас с Хемметом сизым вонючим дымом.
– Не думаю, что от него будет польза, – пробормотал я, отмахиваясь от выхлопа.
– Как знать, как знать, – философски заметил репортер, – мало ли какая от него может быть польза…
Это было днем, а сейчас Жослен, заперев танк, вместе со всеми отмечает наше возвращение… Или пытается напиться от души напоследок. Впереди долгие недели раскопок в пустыне.
Я запахнул куртку. Скоро уже окончательно стемнеет, и ветерок становится прохладным. Араб-часовой одиноко маячил рядом с танком, посверкивая в наступающей темноте огоньком сигареты.
Я повернулся, собираясь вернуться в палатку и замер… Что-то явно было не так. Араб. С сигаретой? Я похолодел и машинально потянулся к кобуре маузера.
А чтоб… Кто же ходит на праздничный ужин с оружием? Маузер вместе с кобурой спокойно лежал в палатке на другом конце лагеря.
– Подышать вышли? – раздался за спиной подозрительно знакомый голос.
Я медленно повернулся. Слух меня не подвел. В отблесках сигареты я узнал черты лица. Это был тот самый парламентер, что привозил нам в руины ультиматум Ахмада.
– Кажется, Михал? – пробормотал я, стараясь потянуть время и сообразить, что делать.
– Точно. Михал Корчевский, – он протянул мне руку.
Я настороженно замер.
Увидев мое замешательство, тот глухо рассмеялся.
– Да вы совсем местной жизни не знаете. Абдалла, он не дурак людьми разбрасываться. Всех пленных, кто знал, за какой конец держать винтовку, он в свои отряды забрал. Война. А хороших солдат в этих краях еще поискать. Так что я теперь охранять вас буду.
Я растерянно пожал протянутую мне руку, машинально представившись.
– Танкред Бронн…
– Вот и познакомились. Я ведь специально к вашей охране прибился… Большой бакшиш заплатил.
– Зачем? – я решительно перестал что-то понимать.
– Как это зачем? Друг мой, тут война с Джавдатом назревает. В пустыне вас от скорпионов охранять куда спокойнее.
– Прошлый раз, позволю себе заметить, спокойно не было…
– А-а-а, бросьте. За то уже уплачено. Дело прошлое. Сейчас эмирам не до вас.
Мы с ним опустились рядом на сложенные у палатки ящики.
– А Ахмад? – спросил я.
– С ним людей раз-два и обчелся. Не будет он рисковать. Этот шакал удрал в пустыню и долго еще не покажется…
– В вас определенно есть что-то от местных, – заметил я, – даже сначала принял вас за араба.
– Так я десять лет по Востоку мотаюсь. С волками живешь рано или поздно сам завоешь, – философски пожал плечами Михал, – и это. Давайте уж на "ты", как-никак мы в одном бою были, хоть и по разные стороны… Скрестили, так сказать, оружие на брудершафт.
– Хорошо. Ты сам откуда будешь?
– Из Варшавы, – мечтательно вздохнул он, – что за город, чистая сказка.
– Как же тебя сюда-то занесло? – спросил я нашего нежданного стража.
– Да так… Я еще с детства о море мечтал. Паруса там, яхты, шхуны и прочие бригантины. Ну и мир посмотреть, само собой. Оттого и совсем молодым еще дурнем удрал в Гданьск, и нанялся на сухогруз… Да вот незадача – досталось мне все больше кочегаром, да в машинной команде ходить. А там кроме котлов, да топок особо ничего и не увидишь. В общем, в Тулоне я взял расчет и немного поболтавшись без дела завербовался в легион. С ним и попал в Алжир…
– Тоже мир посмотреть хотел?
– Ага, – он хмыкнул, – молодой был, глупый. Но в легионе мне быстро надоело. Здорово нас там сержанты гоняли. Сбежал я, короче, оттуда, и пошел уже сам неприятностей себе искать. Без сержантов. Тут как раз революция началась. В общем, поглядел я на мир. От Марокко до Индии меня носило.
– Ясно, – меня одолели воспоминания о революции и конце войны. А закончилась она для меня пленом…
Михал щелчком отбросил докуренную сигарету. Окурок искрой прочертил воздух и покатился по песку.
– Вот так вот, – подвел он итог своему рассказу.
– Вот тут все и случилось, – я указал профессору на безобразную дыру, оставшуюся вместо дверного проема.
– Странно, – герпетолог почесал бороду, – кобры никогда не встречаются в совершенно безводных местах. Да и шакал тоже не чисто пустынное животное… В общем, где-то здесь должна быть вода.
– Невероятно, – покачал головой дю Понт, – люди ушли отсюда уже несколько столетий назад. И судя по всему именно потому, что вода закончилась.
– Не могу сказать, что здесь было несколько столетий назад, но сейчас где-то недалеко просто обязан быть источник.
– Может в горах? – я указал на хребет на горизонте.
– Далековато. На глаз километров тридцать, а то и все пятьдесят…
– Ну что ж, будем искать.
Мы с дю Понтом побрели вдоль по заброшенной улице, а профессор Пикколо остался изучать фауну пресмыкающихся в разломанном мной проеме.
Все вокруг производило гнетущее впечатление. Есть все-таки в заброшенных городах нечто мрачное. Даже солнечным днем. Мы пересекли еще одну небольшую площадь, и подошли к массивному строению в дальнем от ворот конце города. Судя по всему, когда-то это была церковь. Двери рассохлись и выпали на каменные плиты высокого фундамента.
Внутри царил пыльный полумрак, рассеченный лучами падавшего сквозь дыры в крыше света. В золотистых столбах вальсировали искристые пылинки. Высоко под потолком шуршали какие-то местные обитатели, явно не слишком довольные нашим визитом. Кто-то из них, гулко захлопав крыльями, вылетел через дыру на улицу.
– Смотрите, – дю Понт указал в один из боковых проходов, – неужели это они.
Мы подошли ближе. В небольшой келье был темно и душно. Но даже сквозь полутьму можно было разглядеть лежавшие в беспорядке у стены папирусные свитки.
– Надо вынести рукописи, – завороженно прошептал я, – но сначала зафотографировать и зарисовать их порядок…
– Скорее в лагерь за фотоаппаратом, – тоже шепотом ответил дю Понт.
Лагерь бурлил и кипел. Ставились палатки, протаптывались дорожки, сооружались навесы для машин и ящиков с оборудованием. Приставленные нам охранниками люди Абдаллы расположились в тени полуразрушенной городской стены и с интересом наблюдали за происходящим. Кроме варшавского романтика нам достались его напарник по плену – Алекс, несколько арабов и пара нубийцев. Мне они внушали скорее опасения, нежели чувство опасности, но выбирать не приходилось.
Вооружившись всем необходимым, мы вернулись в церковь и старательно все сфотографировали и зарисовали на схеме. Потом бережно разобрали свитки и отнесли их в лагерь. К моему разочарованию все манускрипты были относительно поздними. Похоже, жители города вели подробную хронику своей жизни.
Последующие дни я провел разбирая папирусы. Нежно и бережно разворачивая их, чтобы не повредить, фиксируя между стеклянными пластинами, фотографируя и прорисовывая. За стенами палатки кипели раскопки, Лярош постоянно что-то ковырял в своем танке, Гульельмо Пикколо бродил по пустыне с набором мешков, сачков и банок, занятый сбором своих коллекций, а передо мной разворачивалась драматическая история затерянного в песках и надежно отрезанного от мира оазиса.
